— Патрона? — Патрона. Преклоняешь колени перед Матерью, однако можешь кланяться и другим богам. Так работает мир. — Я предпочитаю кланяться Близнецам Моря. — Еще одна ложь проскользнула сквозь его уста без малейшего усилия. — Но я слышал, что горцы чаще выбирают себе богом воинов Сетрена. Гессен кивнул и улыбнулся, словно Альтсин только что произнес нечто мудрое. — Именно. Почти все в Страже предпочитают Быка. А потому, когда доходит до боя, целая куча людей молится ему в один и тот же миг. А когда столько сразу морочит Рогатому башку, нет даже шанса, что он выслушает всех. Потому лучше просить о помощи Владыку Битв. Что ж, сложно отказать в логике. — Ловко. — Я тоже так думаю. — Солдат подмигнул насмешливо, и Альтсину пришлось признать, что ему нравится такой рассудочный, лишенный фанатизма подход к религии. — Но если ты служишь Близнецам, то, может, мне стоит принести им жертву в благодарность за спасение? Беспокойство резко кольнуло вора, словно кто-то ткнул в него шилом. Нет. Не может быть и речи. Ни один верный Реагвиру не станет приносить благодарности этим изнеженным, немощным… Похоже, его ухмылка выглядела по-настоящему жутковато, поскольку Гессен склонился вперед и с явной заботой спросил: — Все нормально? — Да. Полный порядок… Значит, так выглядит ревность бога. Словно малому ребенку приходится отдавать чужому человеку любимую игрушку. Даже после стольких тысячелетий, после безумия и утраты права называться богом людей — поскольку боги обязаны оставаться сущностями хотя бы слегка праведными, а не скотами, окунающими в кровь половину мира, — Кулак Битвы все еще чувствовал обычную, паршивую ревность при одной мысли о том, что «его» почитатель мог бы выказывать благодарность другому Бессмертному. Нет, не Кулак Битвы. Эти эмоции были настолько живыми и яростными, словно касались Альтсина непосредственно. Объятие души бога приносило куда больше, чем просто дары и мощь. «Ну, сукин ты сын, — едва не выругался Альтсин сквозь стиснутые зубы, — в этом случае твои чувства в расчет не идут. Покажу тебе, что такое щедрость и прекраснодушие». — Фиал, наполненный ворванью и благовониями, вполне доставил бы им радость, — сказал он, хотя казалось, что слова эти — раскаленные добела шары железа, которые приходится выплевывать. — Собственно, даже пара, один для Ганра, второй — для его сестры. Ганр предпочитает сандал, а Аэлурди довольствуется щепоткой молотого янтаря. Вместо этого, конечно, можешь просто подарить им какую-нибудь мелочовку из янтаря: колечко, сережку, браслет. Хватит просто повесить его в часовенке Близнецов или бросить в море. Хотя, уверяю, жрецам пришелся бы по душе именно первый вариант. На короткий момент он чувствовал себя величайшим скупцом мира, которому приходится отдавать в чужие руки кошель, полный золота. А потом пришло облегчение, словно кто-то снял с его спины тысячефунтовый камень. Чтобы скрыть то, что с ним происходит, вор наклонился и чуть прикоснулся к лежащему без сознания мужчине. Еще вечером жар, казалось, выжигал его изнутри и делал мокрым от пота, но сейчас лоб солдата был едва-едва теплым и сухим. — Твоему товарищу явно получше. — Ёлка всегда был крутым. Знал бы ты, что он творил, когда мы попали в… Нет, неважно, это долгая история. Если уж он не умер до сих пор, то будет жить. Хотя наверняка очнется голодным. Альтсин оглянулся через плечо туда, где как раз начало розоветь небо. — Полагаешь, остальная часть твоего отряда плывет на этом… на черном острове? — Полагаю, это был корабль. — Гессен выказал проницательность, которую Альтсин и не заподозрил бы в простом солдате. — Большой корабль. — Откуда такая мысль? — Потому что горы — каменные, а камень тонет, чародей. А когда мы дрейфовали на льдине, несколько первых часов вокруг нас плавали разные штуки. Я выловил из воды вот такое. — Солдат сунул руку в карман и бросил Альтсину черную штуковину размером с половину ладони. — Это дерево того корабля. Вор перехватил обломок и почувствовал себя так, словно в руки его попала зачарованная в черный кусок молния. С головы до ног пробежали мурашки, на миг он не мог перевести дыхание. Его догадки насчет того, что за сила сражалась с Владычицей Льда, до сего момента были только догадками. Ох, Оум бросал множество намеков и чуть ли не дрожал, пытаясь сдержать эмоции, но, даже когда Альтсин покидал Амонерию, деревянный божок не сказал, каких новостей ждет. Но теперь вор держал в руках настоящее доказательство. Это был тот самый вид дерева, из которого построено все «тело» божка сеехийцев. Та самая мелкая, почти незаметная игра слоев, та же необычная твердость. Только цвет был другим: вместо засохшей крови — матовая чернота. — Ты улыбаешься, словно выбросил все шестерки в костях, чародей. В голосе Гессена не было ничего, кроме искреннего интереса, но Альтсин не дал себя обмануть. Этот солдат сражался и служил слишком долго, чтобы доверять каждому, кого встретит, пусть даже этот кто-то спас ему жизнь. Возможно, он и купился на историю о странствии магов с юга, но все еще непроизвольно искал в ней слабые места. А с этой точки зрения, они были очень похожи друг на друга. Альтсин ухмыльнулся еще шире. Так, как сделал бы это маг, который заметил великолепный шанс. — Кое-где на западном побережье еще рассказывают легенды о кораблях, огромных, как города: мол, некогда отплыли к закатному солнцу, — начал он. — Или сказки о парне, который полюбил девушку с такого корабля, а едва та исчезла, окаменел от отчаяния и теперь стоит на приморской скале, обросший плющом, ожидая ее возвращения. Говорят и о том, что однажды эти корабли вернутся с трюмами, наполненными золотом, украденным у солнца, — и настанут времена, полные счастья и благости. Рассказ об окаменевшем парне, ждущем свою любовь, и вправду был популярен у приморских народов, но легенда эта не относилась к Бессмертному Флоту. И почти в каждом городе и селении имелся такой вот «влюбленный» — напоминающий человеческую фигуру камень, торчащий в воде. Но вор не боялся, что солдат обвинит его во лжи. Кто мог бы знать все легенды и сказки на много тысяч миль побережья? — Наша гильдия интересуется такими историями, — добавил он. — Потому что если один из этих кораблей… если он — настоящий… ну… — Что? Ты станешь архимастером? — Да насрать на гильдию. Я должен его увидеть. Его — или что оно там есть. Они обменялись искренними улыбками, а после этого Альтсин застонал и поднялся. — Пусти меня к рулю. Посмотрим, смогу ли я выбить из этой лодочки еще что-нибудь. Глава 30 Маахир поднял голову, махнул ушами и издал протяжный, вызывающий трубный звук. Самий похлопал его ласково по голове и сказал: — Он все еще сердится, потому что не может идти с остальными слонами. Деана устроилась на лежанке поудобней, потянулась так, что в спине хрустнуло. — Так он не знает, какая это честь — носить на спине Пламя Агара? Мальчишка развернулся и подмигнул ей. — Слоны на такую честь ссать хотели. Честно говоря, они настолько велики, что могут ссать на все. Но то, что он не идет с остальными, — это хорошо, поскольку там есть несколько молодых самцов, которые охотно бросили бы ему вызов — и тогда у нас были бы проблемы. Самки лучше контролируют стадо. — Ты мне это говоришь? Махаут быстро улыбнулся, но сразу же сделался серьезен. — Многие из них не вернутся домой. — Мы идем на войну, Самий. Я не хотела ее, но выбора у меня нет. И я хорошо знаю, как много слонов могут быть ранены или убиты. Как знаю и то, что еще больше людей ждет та же судьба. Как справляется Бримгорн? — Было странно просить десятилетнего мальчишку оценивать мужчину, который мог бы оказаться его дедом, но Деана доверяла мнению махаута. Самий пожал плечами. За такие жесты она его и любила: махаут был единственным во всем лагере, кто осмеливался вести себя подобным образом в ее присутствии. Словно перед ней сидела молодая версия отравителя со всей его иронией и нахальством. — Он умный. Разбирается в слонах как мало кто. И знает, как использовать их во время боя, а нуавахи ему доверяют. — Это хорошо. — Деана приподнялась из позы полулежа и осмотрелась. Маахир шагал посреди колонны Буйволов. Отряды тяжелой пехоты, насчитывающие по сто двадцать человек, стройными рядами маршировали перед ним, позади и вокруг. Вчера решили, что армия на один день оставит дорогу, которая, хотя и удобная, была узкой настолько, что войска Коноверина растягивались на ней змеей в десяток миль. Идеальная ситуация для засады. Вместо этого они вышли на широкую равнину, сухую и твердую, на которой повозки могли двигаться лишь немногим медленнее, чем по дороге, зато тридцать пять тысяч людей могли встать в строй, куда более подходящий для атаки или защиты. Буйволы посредине, Соловьи на флангах и в далеком авангарде, слоны и отряды наемников — позади. Мощное, сомкнутое построение, которое позволяло быстро расставлять и собирать лагерь и благодаря которому они могли быстро приготовиться к бою. А битва неминуемо приближалась. К вечеру они должны были добраться до места, где Тос начинала петлять, создавая два больших изгиба, которые тут называли «задницей». Там они напоят животных и людей, отдохнут и, если им удастся удержать скорость, через три дня окажутся под Помве. Деана взмахом руки поприветствовала нескольких Соловьев, что их сопровождали. Кони солдат все еще фыркали и шли боком, недовольные обществом слона, но всадники их контролировали. Остальные стражники ехали в десятке шагов позади Маахира, время от времени перекрикиваясь и переругиваясь с пешими. Деана внимательно прислушивалась к таким «дискуссиям»: слова и жесты летали туда-обратно, время от времени прерываемые вспышками смеха. Воинский дух армии находился на высоте, а традиционное соревнование между Родами Войны потихоньку уступало место почти братскому чувству. И Буйволы, и Соловьи происходили из солдат-рабов, а враг их был теперь вполне определен. И — прекрасно. Вот уже два дня во время их совещаний они пытались разработать какую-то стратегию в близящейся битве, но проблема состояла в том, что кроме примерного числа бунтовщиков коноверинцы почти ничего не знали об армии восставших. Сколько и какой пехотой располагал Кровавый Кахелле? Сколько было у него стрелков и кавалерии? Подтянул ли он лагерь под город, как сделал это во время прошлой битвы, или же поступил иначе? Последние рапорты из Помве говорили, что отряды Уавари Нахс, которые принимали участие в резне гегхийской армии, все еще не появились под городом. Где же они сейчас? Что делают? Сколько их? Может, они бросили меекханских союзников и отправились на родные равнины — или же, напротив, собирают силы для близящейся битвы? Деана хорошо помнила Деменайю — Королеву Невольников, и если мужчины ее народа и правда настолько же велики, как она, следовало считаться с их силой. Ссоры и дискуссии продолжались все время. Деана удивлялась упорству, с которым оба аф’гемида и часть высших офицеров, принимающих участие в советах, бросались военной терминологией, свободой, с которой они чертили на картах смелые маневры и неожиданные контратаки. Она быстро заметила, что во время их бумажных стычек армия бунтовщиков всегда вела себя так, как желали того коноверинские командиры, отряды рабов уничтожались или бросались наутек в панике, именно когда офицерам это было на руку, и никогда не пытались контратаковать или ставить ловушки. Война на карте всегда полна легких побед. Она не вмешивалась в споры. Чувствовала, что присутствующим тут мужчинам те необходимы, что в какой-то мере это помогает им сбросить напряжение. Во время настоящей битвы не будет времени на пустые развлечения, останутся только боль и кровь. От авангарда растянувшейся на милю армии шел галопом всадник, размахивая красной тряпкой. Посланник с важными вестями. — Госпожа! Всадник остановил коня в нескольких шагах от Маахира так резко, что скакун недовольно заржал и почти присел на задние ноги. А потом — развернулся и поравнялся со слоном. — Госпожа. Мы их нашли. — Кого? — Картинка армии рабов, которая вышла из лесу, чтобы дать им битву, заморозила ей кровь в жилах. — Меекханцев. Генерала Ласкольника и остальных. То есть, — гонец казался смущенным, — они… — Ждали вас?