– Я уже вырос, – смеюсь я. – У меня даже волосы есть на груди. Я вскидываю бровь, и мы дружно смеемся, вспоминая о том времени, когда мне так отчаянно этого хотелось, что я даже нарисовал себе волоски шариковой ручкой. – Но я двумя руками за твой план. Я горячо голосую за то, чтобы ты была здесь как можно дольше. – Отлично. – Она энергично кивает. – Для меня это что-то вроде побудки – призыва сделать то, чего всегда хотелось, но на что недоставало смелости. – Типа магазинной кражи? – Да, и катания на коньках. – Она обводит рукой каток. – Когда разберусь с операцией и все будет хорошо… так и будет… тогда в следующем году я столько всего сделаю. – Очень рад это слышать. – И еще я буду выражаться прямее. – Боже, спаси и сохрани, – притворно охаю я. – Да, и я начну прямо сейчас. Замечательно, что у тебя дела идут хорошо. Ты даже носишь смарт-часы. – Это действительно так. – Когда Джессика погибла, я за тебя переживала, я знала, что тебе нужно время, но я никогда в тебе не сомневалась. Посмотри на себя – ты образец успешного любящего сына. Но… – Я в порядке, мама, правда. Я вру как сивый мерин. Она не в курсе, что все это притворство. Со стороны я выгляжу лощеным. У меня есть все внешние атрибуты, но это маска, которая скрывает чувство вины – с ним я борюсь до сих пор. Никто не знает, что я до четырех утра пялюсь в потолок, что при каждом звонке я подспудно ожидаю услышать: «Он же ничего не смыслит! С кем вы советуетесь?! Он мошенник, он даже любимую женщину не смог уберечь!» – Это ты так говоришь, но я-то тебя знаю. Я. Знаю. Тебя. Я думаю, что под водой ты быстро шевелишь ногами, и это меня беспокоит. Я не знаю, с кем тебе поговорить, кому довериться. Очень надеюсь, что такой человек есть, но подозреваю, что ты все держишь в себе, под контролем. Знаю, ты приехал, чтобы поддержать меня, но пес с ним, с раком, – я твоя мать и ей останусь, и если тебе нужно поговорить, я тебя выслушаю. – Спасибо, мамуля, я знаю и очень благодарен тебе за это. Я стискиваю ее руку. Беда в том, что мама необъективна. Я могу сказать, что только что поджег дюжину котят, и она отыщет тому оправдание. Может, сейчас самое время сказать о том, почему я хочу остаться один? Что не стоит ей переживать насчет моей личной жизни и что любой разговор на эту тему отзывается во мне болью? Джесс больше нет, за нее некому заступиться, кроме меня, и мама должна уважать решения, которые я принял и буду принимать еще долгое время по очень веской причине. – Хорошо, но я еще не закончила. Говорят, время все лечит, и это правда, но скорбь не всегда проявляет себя так, как нам представляется. Она не линейна и может дать о себе знать в самый неожиданный момент. И не всегда исподволь, заторможенно и депрессивно. Порой она проявляется в злости, ярости, бесцельной агрессии, и это тоже в порядке вещей. Но ясно одно: чтобы исцелиться, нужно повернуться лицом к своим эмоциям, и если я могу помочь в этом, позволь мне это сделать. Однажды, поверь мне, воспоминания перестанут причинять боль и принесут в твою душу умиротворение. Она говорит так искренне, что я испытываю искушение открыться. Мне хочется сказать, что я по-прежнему испытываю раздвоенность и изо дня в день раздираем скорбью и разочарованием в себе самом. Но говорить об этом сейчас было бы эгоистично. – Ты с самого детства был сердечным мальчиком, дарил любовь, поэтому выслушай меня сейчас, и я оставлю тебя в покое. – Ее голос обретает строгость. – Это догадки, но перестань винить себя за то, что произошло не по твоей вине и было тебе неподконтрольно. Не ты принял решение той ночью сесть за руль – что бы ты там ни думал о том, как повлиял на эту ситуацию, – и за погоду ты ответственности не несешь. Это был несчастный случай, мой милый, несчастный случай, и хватит оглядываться на прошлое, нужно смотреть в будущее. Нам обоим. Я так и делаю, а ты? Ее слова пробивают мне сердце – я киваю, хватаю ее за руку, смотрю ей в глаза и соглашаюсь. Жаль, что не все так просто. Мама глубоко вздыхает, делает храброе лицо и улыбается. Затем она лихо выписывает восьмерку, радостно взвизгивает и говорит: – Ну что, еще кружок? Кто вперед к тому бортику? Это мне под силу. – Идет! И мы срываемся с места. К другому бортику мама подъезжает чуть раньше – она гораздо увереннее держится на льду – и поворачивается ко мне с сияющей улыбкой. От холода щеки у нее порозовели, уши красные. На ней шапочка с помпоном, из-под которой выбились волосы, глаза смотрят весело и озорно. Со времени моего отъезда в Австралию она постарела, а последнюю пару недель изводила себя переживаниями, но в это мгновение она такая оживленная и радостная, что я мысленно фотографирую этот момент, чтобы навсегда сохранить в своей памяти. Но прошлое я нахожу в тебе И все готов простить своей судьбе![30] Шестнадцатое декабря Рори Я стою возле холодильника, перепроверяя наличие всего того, что необходимо на завтра. Я почти уверен, что все имеется. Хорошо, более чем уверен – и пусть по квартире не бродят настоящие индюшки, а Санта со своей миссис Клаус не сидят диване, попивая глинтвейн и мягко журя шкодливых эльфов, но в остальном обстановка вполне рождественская. И правда в том, что я получил удовольствие. Нет, пока один, я не стану включать гирлянду и сидеть с зажженной елочкой, но мне понравилось искать игрушки, которые, как мне кажется, приглянутся Белл и вызовут у нее лучезарную улыбку. Улыбка, представляющаяся моему воображению, отличается от той вежливой, которая обычно адресована окружающим и мне в том числе. Это улыбка по-настоящему счастливая и радостная, которую я замечал на ее лице считаные разы, в присутствии Луизы и Марши, или той ночью, когда она увидела мой искренний интерес к ее шекспировскому проекту. С этой улыбкой она вся светится, излучает счастье и способна сделать теплым самый морозный день. В этой улыбке есть преображающая сила: она не только преображает ее лицо и облик, но и тех, кому эта улыбка предназначается. Ее тепло согревает еще очень долго. От нее легко попасть в зависимость. Эта улыбка все чаще появляется у нее на лице в моем присутствии, когда она расслабляется. На днях она блеснула ей, поймав мой взгляд, когда мы ели соленое тесто. И ее улыбка сияла, как маяк, когда мы мчались с холма на старых жестяных подносах. Они с Маршей вцепились друг в дружку, визжа от смеха, и Белл время от времени оборачивалась на меня, проверяя, как мне катание. Мне понравилось. Правда-правда. В этом было что-то раскрепощающее, прилив адреналина, подавляющий опасения, де, как это глупо, может, не нужно, и порождающий чувство радости от того, как это здорово. Я уже очень давно не испытывал ничего подобного, не позволял себе этого. У меня такое чувство, что Белл Уайльд преподает уроки, которые мне жизненно необходимы. И рядом с ней я чувствую себя в безопасности – само собой, не физически, одно только катание с горки чего стоит, – а эмоционально, что в данный момент для меня гораздо важнее. Безопасность связана с пониманием того, что она сознательно избегает романтических отношений и концентрируется на работе – это исключает риск неоднозначных сообщений или неверно истолкованных символов. Ей вполне хватает дружеских отношений и больше ничего не нужно. Я мог бы – будь на то желание, которое у меня Совершенно Точно Отсутствует, – пустить в ход красные розы, или обручальные кольца, или даже трусы-боксеры, но результат был бы нулевой: она однозначно послала бы меня к черту. Она никогда не узнает, как я признателен ей за это. Никакого давления и беспокойства о том, что она может подумать, а ей не нужно беспокоиться о том, что я на нее западу. И в ее компании я чувствую себя расслабленным, чего со мной не бывало уже давно. Нужно как-то ее отблагодарить. Я предполагаю, что к концу этой безумной недели ее сияние отчасти померкнет. Если я могу чем-то порадовать Белл, оказавшуюся на грани изнеможения, то я это сделаю. Теперь я знаю, что общение не всегда дается ей легко. Она достаточно откровенно сказала о том, что образ контактной личности, который был у нее в университете, подпитывался стимуляторами, а не комфортным окружением. Ее способность взаимодействовать или получать удовольствие, не испытывая чувства социальной тревожности, ограниченна. Она переживает по всяким мелочам – из-за того, что сказала или сделала. Невысказанным осталось то, что это происходит из-за плохого самоощущения, из-за того, что она считает себя недостаточно хорошей. Мне памятно это чувство. Я испытал его на первом курсе университета, когда оказался в компании отпрысков богатых родителей. Таких, как Белл, которые, как я считал, все в жизни получали на блюдечке. Чьим матерям не приходилось за день делать уборку в четырех домах, чтобы поставить на стол еду. Которые не оставались с пустым желудком, когда подходил срок арендной платы. Которые с одного взгляда понимали, что я – нищий, что у меня не та одежда, и мой подержанный ноутбук куплен на eBay, а не в фирменном магазине Apple. Я быстро перерос это чувство. Мне не составило труда понять, что, воспитанный мамой – а позже мамой и Дейвом, – я вырос счастливее, чем большинство этих детей, которые носили дизайнерскую одежду и каникулы проводили в Антибе. Меня любили, лелеяли и поддерживали. И, как показал вчерашний день, это до сих пор так. Когда я думаю о Белл и о том, как она тогда меня пугала, ужасала и в то же время привлекала, и когда я думаю о ней сейчас и о том обеде в доме ее родителей, ее подростковое поведение не вызывает удивления, это хрестоматийный случай. Ребенок, которого родители постоянно игнорируют или унижают, лишен уверенности в себе и обращается к веществам, чтобы маскировать чувство неполноценности. Я никогда не слышал от нее обвинений в адрес родителей, она считает себя ответственной за свои поступки. Тем вечером в доме Луизы она не постеснялась признать, что сама косячила, тогда как могла бы переложить вину на них. Эта ее черта вызывает у меня восхищение. Чем больше времени мы проводим вместе, тем яснее становится, что она сложнее, чем может показаться, – наверное, я и раньше догадывался об этом, но до конца не осознавал. Когда я был моложе, я классифицировал людей и раскладывал по ящичкам – так я лучше себя чувствовал, ощущал контроль и даже некоторое превосходство. Теперь я понимаю, что это было не только недоброжелательно, но несправедливо и необъективно. Это оказывало и окружающим, и мне плохую услугу. Я ловлю себя на том, что стою и тупо смотрю в холодильник, переживая один за другим моменты откровений, но я не властен над своими мыслями. Нет, неправда. Я способен их контролировать. В этом я дока, специалист экстра-класса. Но я не хочу их контролировать, по крайней мере сейчас. Мне нравится думать о Белл, с определенных пор мне нравится о ней думать. Нравится проводить с ней время и отплачивать ей за доброту, которую она проявляет ко мне с той встречи в доме ее родителей. Я достаю бутылку пива и остатки вчерашней еды, купленной навынос, и закрываю холодильник. В Австралии я бы не пил посреди недели, но здесь засыпаю с трудом – подробности последней ссоры с Джесс снова и снова приходят мне на ум. Говоря о том, что это не моя вина, мама все слишком упрощает. Я все время думаю, что мог бы поступить иначе – признать, что был раздражителем, поменять линию поведения и проявить выдержку. Мысли переполняют мой мозг, и я отчетливо слышу крутящийся на повторе треклятый рождественский альбом – он как музыкальный фон для сцены, которая тогда разыгрывалась. Краем глаза я ловлю мерцающие елочные огоньки, а мы с Джессикой говорим, перебивая друг друга, – речь звучит все бессвязнее, эмоциональнее, накаленнее. Я глубоко вздыхаю, ставлю еду и пиво на стол и лезу в ящик за открывашкой. Одним движением я срываю крышку, наливаю пиво в стакан и делаю большой глоток. Пожалуй, следует радоваться тому, что мои демоны оживают по ночам, а днем я функционирую в нормальном режиме. Я опасался, что они начнут меня донимать, как только я окажусь в Бристоле, особенно потому, что сейчас зима, куда ни посмотри – везде приметы рождественского сезона, кругом царит оживление. Что меня парализует страх, и я не смогу поддерживать маму и Дейва и вообще быть полезным. Что любая случайно встреченная блондинка в пальто из верблюжьей шерсти станет для меня триггером и всколыхнет воспоминания о той ночи. О том, как я тогда орал и даже бесновался. Единственный раз в жизни я настолько потерял над собой контроль. О том, как мы ехали в больницу – лицо Дейва было застывшим и мрачным, мама сидела рядом со мной на заднем сиденье, как будто я снова стал ребенком, и гладила меня по руке, а я смотрел прямо вперед, страшась того, что ждало впереди. Я и без слов все знал. Я чувствовал. Еще глоток пива. Но прилететь домой на Рождество оказалось не так страшно. Демоны, конечно, вернулись и стали бродить за мной по пятам. Особенно первые два дня после прилета, когда мама и Дейв старались вести себя как обычно, а я сбегал в Бат, чтобы спрятаться в коконе и не слышать звуков того города. Но полмесяца позади, и я уже не каждую ночь лежу без сна, глядя в потолок и изводя себя воспоминаниями. Если честно, в те дни, когда я бываю с Белл, я добираюсь до постели и засыпаю почти сразу – поэтому я ищу с ней встреч и понимаю, что это некрасиво. Она для меня как лекарство, способ выживания. И пусть ее продиктованный благими намерениями план не привьет мне любовь к Рождеству, но польза от него определенно есть. Я оглядываю квартиру – все это было сделано для того, чтобы завтра вечером вызвать у Белл улыбку, – и понимаю, что я создаю новые рождественские воспоминания, зачастую глупые, но дающие мне ощущение, очень близкое к счастью. Обед веселый тот, Где пищу скудную радушие дает[31]. Семнадцатое декабря Рори Дождь льет немилосердно, и огни города, которых великое множество, выглядят размыто и угловато, преломляясь в потоках воды, льющейся с темного вечернего неба. Иглы дождя впиваются в тело, неминуемо достигают цели, побуждают ускорить шаг и быстрее добраться до места назначения. В Австралии сейчас время барбекю, народ с набитыми сумками отправляется на пляж, прихватив лосьон для загара и портативный вентилятор. Белл выходит из магазина, пересмеиваясь с коллегами – они застегивают пальто, туже затягивают шарфы, глубже надевают шапки и прощаются. Управляющий поворачивает ключ в замке, и все разбегаются кто куда. – Эй, – окликаю я. Белл вскидывает голову, замечает меня, и уголки ее рта приподнимаются. Улыбка вежливая, но в то же время искренняя. – Привет. А я собиралась прогуляться до тебя.