Она через силу улыбнулась. – Все нормально. Просто устала. Поезжай. Ноутбук издал мелодичный звоночек: программа закончила работу. Настя метнулась к экрану, посмотрела на полученный результат. – Все правильно, Витя. Никакой лаборатории нет и не было. Все это полная туфта от начала и до конца. Народ не обманешь. – Но ведь все были уверены… – растерянно проговорил Егоров. – Ты же сама говорила, что рейтинги Смелкова из-за этого упали, значит, все поверили. А ты говоришь, что никто не верит. Как это может быть? – Фокус в правильной постановке вопроса. В тех самых рамочках, про которые я вчера говорила. Вбрасывается информация о некоем неблагополучии, потом начинает усиленно муссироваться вопрос о том, что власти ничего не предпринимают. Постепенно акценты смещаются, о самом неблагополучии каждый раз говорится всего одна фраза, зато о том, что руководители города и УВД бездействуют и демонстрируют полную беспомощность, пишутся целые абзацы, не жалея красок. И у людей закрепляется в голове связка «мэр бездействует – руководство города слабое – нам такое не нужно». Вот и все. Никто уже не помнит толком ничего ни про лабораторию, ни про якобы убитых якобы экологов, зато все постоянно думают о том, что нужно избрать другого мэра. А во время вчерашнего анкетирования людей попросили подумать именно о лаборатории и о том, где она могла бы находиться, предоставив им все имеющиеся сведения. Результат ты видишь сам. Лаборатория находится «нигде». Коллективный разум всегда дает правильное решение, даже если отдельные люди почти ничего не знают и мало разбираются в проблеме. Виктор удрученно покачал головой и пробормотал: – Вот же блин… Ладно, поеду. Позвоню потом. Оставшись одна, Настя Каменская прикинула, как правильно распределить время. С анкетами она закончила, можно использовать ноутбук для поиска информации. Пока Санек занимается конфетами, хорошо бы найти что-нибудь про хозяина кондитерской фабрики Шульмина Эдуарда Артемьевича. Если племянник бродит по статистическим и экономическим сайтам, то она попробует поискать счастья в других местах. Крупный руководитель, партийный и советский деятель, потом директор фабрики, Шульмин наверняка не избежал внимания журналистов, у него брали интервью, нужно только их найти. Начать можно с сайта Союза журналистов, в котором должны быть ссылки на региональные отделения. А там и до персональных сайтов самих журналистов рукой подать. Настя по опыту знала, что очень многие представители прессы, имеющие свои странички, создавали в них архив публикаций, где можно было прочитать все, что этот автор написал. Если на сайтах СМИ старых, доинтернетных, публикаций, как правило, не бывало, то в журналистских архивах они как раз были. Расчет оправдался, и уже через несколько минут Настя читала статьи, помещенные в архивы журналистами, подходящими по возрасту, то есть работавшими в период с середины восьмидесятых до середины девяностых годов. Некоторые материалы она отвергала с ходу: уже по заголовку было видно, что о Шульмине там вряд ли будет упомянуто. Другие просматривала по диагонали, стараясь найти фамилию, третьи читала от первого до последнего слова. Она еще не закончила проработку публикаций, когда позвонил племянник. – Твои конфеты не производят с девяносто шестого года, – заявил он. – Я в курсе. Это все, что ты нашел? – зло спросила Настя. Стоило терять столько времени, чтобы получить от Санька те же сведения, которые она и без того знала! – Не, я там еще залез кое-куда… Ну, короче, эту «Рощу» твою в девяносто втором и девяносто третьем годах в магазинах почти не брали, объем товарооборота составил всего десять процентов от объема производства. В девяносто четвертом году конфет произвели столько же, и они все ушли. В девяносто пятом объем производства вырос на пятьдесят процентов, и тоже все продали. В девяносто шестом выкинули в магазины раза в два больше, чем в предыдущем году. Потом производство прекратили. – А до девяносто второго года что было? – Не нашел. Перетер кое с кем, говорят, всю статистику, которая от советской власти осталась, в других архивах держат. Но могу полазить, поискать, если сильно надо. Кинуть тебе ссыль, где я это все выкопал? – Давай. Теперь, Санечка, еще одна просьба. Посмотри на местных тверских сайтах, может, кто-нибудь что-нибудь упоминает об этих конфетах? Ну, например, что массовое отравление было или еще что-нибудь такое. – Ну ты даешь, Насть! – возмутился Александр-младший. – Кто это в четырнадцатом году будет вспоминать о конфетах, которые ел двадцать лет назад! – Санечка, никто, конечно, не будет говорить о конфетах, если не заводить о них разговор, – мягко сказала Настя. – Никто не отвечает на вопрос, который не задан. Помоги мне, дружочек. У меня жуткий цейтнот и ноутбук занят. – Ладно, – пробурчал племянник. – Только от меня теперь уже не зависит, когда ответят. – Ты все-таки попробуй. – Она посмотрела на часы, что-то прикинула. – У тебя есть еще час. А вдруг повезет? Она все читала и читала, и в какой-то момент ей показалось, что она уже знает все о промышленности Твери в девяностые годы и о том, как шла объявленная Горбачевым перестройка во второй половине восьмидесятых. От постоянной смены шрифтов и фонов ломило глаза… И вдруг она нашла то, что искала. Большое интервью 1994 года с Эдуардом Шульминым. Много вопросов о семье, о том, как Эдуард Артемьевич проводит досуг, чем увлекается, что читает, какие хобби имеет. Любит ли сладкое, и едят ли его домашние продукцию, выпускаемую его фабрикой. О конфетах «Березовая роща» не сказано ни слова. Зато есть три фотографии: Шульмин сидит на диване с котом на коленях, Шульмин на рыбалке, Шульмин с женой Еленой и сыном Евгением. Фотографии хорошего разрешения, но Настя на всякий случай их увеличила. Долго рассматривала. Потом полезла в закладки и снова долго что-то искала и рассматривала. И, наконец, расслабленно откинулась на спинку стула. Вот оно и сошлось. На Шульмине галстук «Ларри Соррено» из коллекции 1993 года. Его сын, красивый юноша лет двадцати с серьезным лицом и умными глазами, одет в джинсы и сорочку, верхние пуговицы сорочки расстегнуты, хорошо виден шейный платок. Тоже «Ларри Соррено», только коллекция 1992 года. Вряд ли сам купил, скорее всего, одолжил у отца для съемки. «Вот, значит, ты какой, северный олень, – подумала она насмешливо. – Гениальный блогер и распространитель целенаправленных слухов. Владелец чемодана, перенявший у родного папеньки любовь к определенному бренду. Евгений Эдуардович Шульмин». Разумеется, о Евгении Эдуардовиче Шульмине в интернете она не нашла ни слова. И этот факт только упрочил ее догадки. Когда минул ровно час после звонка в Москву, она снова взялась за телефон. – Пока только одна тетка откликнулась, – сообщил Санек. – Активный народ в основном по вечерам и по ночам выходит в сеть, а днем все больше пенсионеры. – Так мне пенсионеры и нужны. Молодежь об этих конфетах и знать не знает. – Ага… Ну, короче, тетка эта написала, что в начале девяностых пищевики охамели и оборзели и стали производить и выбрасывать на прилавки всякую дрянь, вредную для здоровья. Много химии, консервантов и всяких вредных добавок. Поскольку до этого был жуткий дефицит продуктов и в магазинах вообще ничего не было, то народ начал без разбору хватать все, что продавали. А «Березовая роща» была чистым продуктом, без вредных примесей, ее поэтому в России невозможно было купить, она вся шла на экспорт в Европу, потому что в Европе давно уже озаботились здоровым питанием, а наших людей травили всем подряд. Когда народ это расчухал, конфеты других фабрик вообще перестали в магазинах покупать, все только «Рощу» хотели, гонялись за ней, в очередях стояли, когда она появлялась. – Спасибо, Санечек, – с чувством произнесла Настя. – Ты настоящий друг. С меня причитается. Что тебе привезти? – Привезти? – удивился тот. – А ты где? Не в Москве, что ли? – Я в Сибири, в Перовской области. Проси, что хочешь. – В Сибири… – Санек задумался. – А, ну да, я вспомнил, предки говорили, что ты уехала. Может, кедровых орехов притащишь? Я их люблю, но у нас вкусные редко попадаются, в основном мыльные какие-то. Только чищеные, ладно? – Ладно, – рассмеялась Настя, – привезу. Она выключила компьютер, аккуратно сложила стопку анкет, распахнула окно и с удовольствием сделала глубокий вдох. Рано вы начали свой творческий путь, Евгений Эдуардович, уже лет в двадцать вы придумали и талантливо осуществили операцию по формированию общественного мнения в нужном вам русле. В те годы еще не было интернета, и методы у вас, вероятно, были тогда более кустарными. Вы сами стояли в очередях и вступали в беседы с гражданами, внедряя домыслы об экологически опасных продуктах других производителей и о необыкновенной «чистоте» и полезности продукции кондитерской фабрики, принадлежащей вашему батюшке? Или нанимали для этого помощников? Но в любом случае, тексты этих «посланий» придумывали вы сами. И сделали из своего первого опыта хороший плацдарм, на котором построили свою будущую профессию. Вы набирались опыта, матерели, у вас появлялась и крепла репутация, вас передавали из рук в руки, вы, надо полагать, кочуете из одной предвыборной кампании в другую. Поэтому и продолжаете жить в Твери, бывшем Калинине. Вам все равно, где жить, потому что в родном городе вы проводите совсем мало времени, разъезжая по всей стране и организуя то, на что есть спрос. В одних местах продвижение товара, в других – продвижение структуры, в третьих – продвижение человека. Или наоборот, дискредитацию. Одним словом, на что есть спрос, то и делаете. И заработки ваши растут год от года. Вы прекрасно маскируетесь, нигде не оставляя следов, вас никто не знает, кроме тех, кому положено вас знать. Да и они, скорее всего, не в курсе, как вас зовут, и не видели вас в лицо. Вы действуете, как опытный киллер, тщательно скрывающий род своих занятий от окружающих, а свою личность – от заказчиков. Для всех прочих вы – просто Евгений Шульмин, научный работник или журналист, милый человек, красивый мужчина. Думаю, что в романтических отношениях вы весьма успешны, вы же сентиментальны, бережете символ своего первого успеха – фантик от «Березовой рощи». Женщинам обычно нравятся такие мужчины. Надо же, как некстати у вас поперли чемоданчик! И как некстати на вашем пути попались мы с майором Егоровым. Вот теперь можно встречаться с Баевым. – Игорь Валерьевич в мэрии, – ответили ей в приемной. Ого! В Вербицке и чиновники мэрии по субботам трудятся? Впрочем, можно понять: выборы на носу. Разумеется, номера мобильного телефона начальника УВД у Насти не было. И просить его бесполезно. – Передайте ему, пожалуйста, что я готова дать ответ. Баев перезвонил минут через десять. – Я сейчас в мэрии, буду у себя минут через сорок, подъезжайте, – коротко скомандовал он. «Вот уж фигушки тебе, – хмыкнула про себя Настя. – Мне от тебя ничего не нужно, я уже все получила, экологическую ситуацию на севере прояснила. Остальное нужно тебе и твоему дружку мэру». – Я бы предпочла встречу на нейтральной территории. – Чем вас не устраивает мой кабинет? – Тем, что это ваш кабинет. – Она сделал акцент на слове «ваш». – И как хозяин кабинета вы можете себе позволить выгнать меня в любой момент, если вам не понравится то, что я скажу. А я очень не люблю, когда меня выгоняют. Я люблю уходить сама. – Вот, значит, как, – протянул полковник. – Настолько все серьезно? – Серьезней не бывает. – Хорошо, назовите свое место. – Гостиница «Сибирь», бар на четвертом этаже. Не на первом, на четвертом. На первом всегда много народу, а на четвертом никого не бывает до вечера. – Буду через полчаса. Теперь эсэмэска Егорову: «Евгений Эдуардович Шульмин, около 40 лет, красивый». На всякий случай Настя сделала скрин-шот страницы с фотографией и отправила Виктору. Пусть разбирается с Ксюшей из архива. Полчаса – какое-то дурацкое время, ни поспать толком, ни поесть не спеша, ни погулять с удовольствием. Можно только тупо сидеть, прикрыв глаза, и пытаться отдохнуть. Заодно и подготовиться к предстоящему разговору с Баевым. А легким разговор не будет, это точно. * * * Найдя не без труда дом, рядом с которым стояла машина Ларисы Смелковой, Коротков поискал удобную для длительного наблюдения позицию. В магазине, куда он заскочил, чтобы купить «кенгуруху», оказались только зимние варианты из флиса, и Юрию, несмотря на довольно прохладную погоду, было в ней отчаянно жарко. Он вообще редко мерз и обычно одевался легко. Прежде чем начать наблюдение, он быстро обошел окрестности и прикинул, какими маршрутами может двигаться Лариса, если ее возлюбленный попросит принести ему дозу. Возможно, он и сам пойдет, но все-таки вероятность того, что он пошлет Ларису, выше: сам наркодилер может легко попасть в какую-нибудь облаву, а приличного вида девушку, да еще дочь мэра, никто не тронет, даже в голову не придет ее задерживать и обыскивать. Скажет, что мимо проходила. Впрочем, Петр Сергеевич говорил Насте, что этот тип еще и торгует, значит, ему приносят товар или он его где-то получает. Но зачем рисковать и светиться, если за товаром можно послать Лорика? Вот же ловко устроился этот парень! Правильную девушку себе выбрал. Девушку, влюбленную настолько, что ее можно использовать в качестве страховки. Пока что он эксплуатирует только искреннее чувство Ларисы, а когда поймет, что привязанность ее начинает ослабевать, просто подсадит девочку на иглу, тогда она уже никуда не денется. Неужели сам Ворожец этого не понимает? Зачем покрывает ее и помогает врать родителям, если знает, чем дело закончится? Или он так уверен, что Лорик никогда его не обманет и он сможет сразу распознать неблагополучие и принять меры? Впрочем, все расчеты могут оказаться неправильными. Товара у этого дилера сейчас достаточно, доза ему не нужна, и никуда он Ларису посылать не станет. Тогда придется ждать хоть до позднего вечера, хоть до завтрашнего утра, пока девушка не выйдет из дома. Или поторопить этого наркомана… Предварительно проведенная «методом личного сыска» работа на местности и среди соответствующей публики принесла некоторые плоды: теперь Коротков знал не только номер дома, где жил любовник Ларисы, но и имя того, на кого нужно сослаться, чтобы он открыл дверь и продал дозу. Оставалось дождаться, пока кто-нибудь придет к нему отовариваться, чтобы определить номер квартиры. Коротков открыл бумажник, пересчитал наличность, покачал головой и отправился к находящемуся неподалеку отделению какого-то банка в надежде, что там есть банкомат. Банкомат был. Юрий снял деньги с карты, то и дело посматривая в окно, чтобы не упустить Ларису, потом вернулся на исходную точку. Примерно через полчаса появился клиент. Их Коротков распознавал с полувзгляда. Парень вошел в подъезд, Юрий последовал за ним, двигаясь тихо и осторожно. Квартира на третьем этаже. Но какая именно из четырех? Ничего, где один клиент – там и второй не за горами. Поднявшись на четвертый этаж, он сел на ступеньку и стал ждать. Ждать пришлось недолго, за очередной дозой пришла девица лет шестнадцати, бледная до синюшности, с темными кругами под запавшими глазами. Юрий с тревожной тоской подумал об Анютке: еще лет десять, и девочка вступит в опасный возраст. Как уберечь ее? Как оградить? Рецепта на этот случай пока никто не придумал… Зато теперь он уже знал номер квартиры. Активненько у этого парня берут! Получается, либо у него хранятся большие партии, либо товарчик вот-вот закончится. Выждав еще минут двадцать, Коротков спустился к квартире и позвонил. – От Давида, – коротко бросил он, когда тусклый голос из-за двери спросил: «Чего надо?» Дверь приоткрылась, но цепочка ее надежно удерживала. Света на лестничной площадке было мало, но Коротков на всякий случай надвинул капюшон поглубже. Если не видеть лица и седины, вполне можно принять его за молодого мужика. У возлюбленного Ларисы было лицо ангела, но ангела истощенного и запуганного. Да, такой, пожалуй, сам никуда ходить не будет, если есть возможность послать нарочного. – Бабки покажи, – потребовал ангел.