Полковник склонился, чтобы рассмотреть чудную игрушку: — Это как понимать? Из музея, что ли? — Мой родной «байард». Привык к нему — страсть! — Может, все-таки автомат? — по-хозяйски предложил Алексей и, не получив ответа, уставился на циферблат светящихся часов. Так и стояли молча. По нынешнему экстремально текущему времени очень долго. — Включайтесь! — заорал в переговорник Алексей. Десять слепящих все, что с глазами, прожекторов вырвали из тьмы и серую громаду здания, и неровную в жестких тенях ее территорию. Смертельная трескотня там, в отгороженном от мира отвратительно сияющем пространстве, слегка поутихла. — Что там? — спросил у зама полковник. — Окопные побежали. — А те? — Вроде за ними. Но без уверенности. — Слушайте все! — заорал Алексей. — Начали! — Вы — сзади, — строго сказал подошедший к Сырцову и Алексею командир Сережа. — Как прикажешь, — покорно согласился полковник. — Ты здесь сейчас главный. Невидимые теми, кого слепили, прожектора, да и вообще почти невидимые восьмерки рванулись в бой. Ударили тяжелые пулеметы, а затем четко вступили короткими целенаправленными огневыми ударами стрелкового оружия, принялись за дело спецназовцы, вступили с пяти сторон. И прожектористы знали свое дело: по мере приближения к объекту спецназовцев переносили свет, оставляя наступающих в темноте. Бойцы третьей группировки как бы непроизвольно, но старательно и неотвратимо отодвигали Алексея и Сырцова на зады. — Мерзавцы, а, какие мерзавцы?! — жаловался на них Сырцову полковник. — И пострелять нам не дают, — флегматично согласился Сырцов. Теперь по спецназу неприцельно палили неизвестно кто — те или эти. Скорее всего, и те и эти. Но дело подходило к концу. — Радиомашину ко мне! — приказал в переговорник Алексей. Переваливаясь, как подагрик, с боку на бок, доковылял до них «рафик» с тремя репродукторами на крыше. Выскочил шустрый офицерик, зарапортовал: — Товарищ полковник… — Микрофон! — рявкнул Алексей. Микрофон из руки офицерика перекочевал в его лапищу. И разнеслось: — Всем сложить оружие! Вы окружены отрядом специального назначения. Каждый выстрел, произведенный после того, как я закончу говорить, будет расцениваться как злостное сопротивление при задержании. И каждый, кто произведет такой выстрел, будет уничтожаться без предупреждения. Выходить по одному с поднятыми руками к воротам на кольцевую. Дистанция между сдающимися — десять метров. Жду три минуты. Командир отряда специального назначения полковник Панкратов. Раз выстрелили, два… Потом долгий, как волчий вой, крик: — Мусора! Алексей смотрел только на часы. А Сырцов видел, как к воротам (их предварительно осветил один из прожекторов) двинулась одна фигура с поднятыми руками, вторая, третья… Фигурки эти напоминали примитивных человечков с доисторических стенных росписей. — Бойко пошли, — обрадовал полковника Сырцов. — А что им еще делать? — презрительно откликнулся Алексей. И грянул гром небесный. С невидимых высот донесся мощный рокот и свист невидимых крыл. — Что это? — в почти бабьем ужасе осведомился у мира полковник Панкратов. — Вертолет. Судя по всему, довольно крупный, — объяснил Сырцов. — Чей?! Чей?! — шамански выкрикивал Алексей. Все спутал пришелец с неба. Снова застучали автоматы, снова вступили в работу крупнокалиберные пулеметы. Панкратов отбросил микрофон громкоговорителя (офицерик поймал на лету подотчетную ему штучку) и взялся за переговорник. Первое слово было: — Штурм! Первый, второй, третий, четвертый и пятый, слышите меня? Штурм! — отдав окончательный приказ, он поостыл слегка и, хлюпнув носом, вызвал прожектористов: — Миша, светики мои дорогие, с одной лампочки покажите мне летуна! Прожекторная голубая лента недолго порыскала по черному небу и нашла. Могучий вертолет с армейскими опознавательными знаками спокойно усаживался на крышу склада. — Чей он?! Чей?! — опять забесновался Панкратов. Вспомнил про переговорник: — Валера, ты связался с начальством? Чей это вертолет? — Связался, — горестно ответил зам. — Выясняют. В освещенный армейский вертолет по лесенке взбирались неизвестные граждане. Забрались все, кому положено, и вертолет, засвистев, завизжав, боком поднялся и стал уходить в неизвестность. — Из крупнокалиберного бы полоснуть… — безнадежно помечтал Алексей. — Вот они и ушли, Леша. Самые главные законники и ушли, — все понял Сырцов. Ребятки Панкратова завершали дело, а их командир все бормотал и бормотал отрешенно, как мусульманин на молитве: — Чей же этот вертолет? Чей? 11 В десять утра Сырцов уже торчал в кабинете у Демидова. Под его строгим взглядом Демидов на кнопочном телефоне набирал бесконечный ряд цифр. Срывалось у Демидова постоянно: то занято, то полная молчащая пустота. Утомившись, Демидов спросил: — Который у них там час? — Часов пять-шесть вечера, наверное, — прикинув про себя, решил Сырцов. — Может, часика через три ему в гостиницу позвонить? — Как же, будет он вечером в Нью-Йорке в гостинице сидеть. Крути, верти, наматывай, Вова! Наконец-то трубка громко и длинно ответила на горловом американско-английском непонятном языке. — Гив ми детектив рашен Леонид Махов плиз, — пропел в трубку заранее вымученную фразу другой детектив рашен — Владимир Демидов. Трубка опять же громко (и Сырцов слышал) басом захохотала не по-русски. Отхохотавшись, басом же, с ужасающим акцентом ответила: — Сейчас скоро вам будет русский мент Махов. — Ты с ним поговори, а я пока по коридорам погуляю, — сказал Сырцов и поспешил к выходу. От дверей напомнил: — Не забудь: кличка агента, внедренного к блатным. — Боишься Леньки, да? — обрадовался Демидов, потому что и сам боялся. И вдруг радостно в трубку: — Леонид?! Это я, Володя. Без тебя у нас такое началось… Сырцов прикрыл дверь и задом, задом подальше от греха. Не хотел в очередной раз выяснять отношения с любимым и ненавистным своим дружком Леней Маховым. Даже по телефону. — Я тут один фильм из прошлой жизни видела, — начала монолог Катерина, разглядывая согбенную спину Сырцова, — там вот также чиновники из кабинета штатского генерала пятились. Один к одному. Сырцов резко развернулся, соорудил гневное лицо (бровь пошла вверх, глаз — навыкат) и сделал суровый выговор: — Извольте не забываться, лейтенант Измайлова! — Ах, простите, милый Жорж! — жеманно, не желая возвращаться из девятнадцатого века, извинилась Кэт. — Совсем забыла, что вы — герой дня. — То-то, — удовлетворился герой дня извинением и, усевшись напротив Катерины, осведомился: — Ну, и что у вас тут? — Треплют по всем кабинетам, — доложила Катерина. — Всю ночь трепали и сейчас треплют. — Сколько их всего повязали? — Семьдесят три человека. Сырцов присвистнул неожиданно для себя. Сколько же тогда положили? И сколько ушло? Отряхнулся и делово спросил: — Что поют?