— Каких бумажек? — Очень не любил подписывать хитрые бумажки хозяин-президент. — О выдаче определенных сумм на благотворительные цели. — И много? — Здесь написано. — Лева, склонясь, щелкнул замками суперкейса, стоявшего у его английских башмаков, и протянул президенту документы. Хозяин взял бумаги, мигом — на цифрах только останавливался — просмотрел их и, болезненно морщась, пожаловался неизвестно кому: — Жирновато, конечно, но что поделаешь! Надеюсь, пройдут они без сучка и задоринки. — Вздохнул, подписал и вдруг с беспокойством вспомнил: — А эти-то… Они же фактически наши. Не зацепят нас за них? — Вы же сами сказали — фактически. Только фактически, а не официально. И давно, давно уже пора освобождаться от ненужных и для нашего здоровья весьма опасных аппендиксов старых структур. — Ну, тебе виднее. — Хозяин двинул бумаги к Леве. Глядя, как тот кладет их в кейс, помечтал вслух: — Если это развяжет нам руки в регионах, тогда мы, по сути, единственные хозяева. — Чего? — поинтересовался Лева, вставая. — Да всего! — спокойно сказал президент и, достав расческу из внутреннего кармана пиджака, тщательно причесал редкие волосики. 4 Холеный, благообразно седой, но еще полный сил пожилой роскошный господин уверенно поставил убедительную стопку фишек на зеро. Игра была сделана, и шарик весело заметался. — Шестнадцать! — объявил крупье, сметая фишки проигравших. Седой господин с упорством маньяка поставил на зеро, и снова изрядно. Остальные игроки пока пребывали в мучительных раздумьях. Двое в безукоризненных смокингах приблизились к господину, и старший (по возрасту и положению) шепнул в мохнатое ухо: — Он пришел. Седой господин поднялся и приказал тому, что помоложе: — Поиграй за меня. — А если проиграю? — с испугом глядя на гору фишек перед ним, спросит тот, что помоложе. — Так и я проигрываюсь, — успокоил его господин и направился к стойке бара. Старшой отставал на полшага. Господин без труда устроился на высоком стульчике, и неизвестно как перед ним объявился высокий стакан с пузырящимся боржоми. Старшой устроился рядом. Для него материализовавшийся бармен мгновенно сварганил что-то коктейльное. — Где он? — спросил господин. — Ждет вашего разрешения. — Зови. Старшой повернулся к залу и кивнул. Человек, по виду хорошо оплачиваемый клерк, приблизился к стойке и сказал господину: — Здравствуйте. — Что пить будешь? — пропустив «здравствуйте», спросил господин. — Пожалуй, сухого вина, — понимая, что нельзя отказываться, после легкой заминки сказал клерк. Бармен тотчас исполнил что надо и по приказу тусклого взгляда господина удалился к противоположному концу стойки. Клерк отхлебнул самую малость и по-собачьи — извинительно и ожидающе — глянул на господина. — Экспресс-информация? — догадался тот. — Она! — восхищенный догадливостью шефа, радостно подтвердил клерк и еще раз осторожно отхлебнул из стакана. — Говори. — Они решились нанести опережающий удар. Им известны дата и место проведения нашего… — клерк помялся недолго, ища пристойную формулировку, нашел: — … нашего всероссийского совещания. — Как узнали? — без любопытства — для дела — спросил господин. — Вероятнее всего — утечка от нас. — Наседка, значит. И не из рядовых, — господин отпил боржоми, стараясь быть приличным, рыгнул про себя и распорядился: — Займись этим. — Уже занялся. — Даю три дня. — Не знаю, успею ли. — Должен. У нас всего-то восемь дней. — Может, перенесем и место, и время? — робко предложил клерк. — Все без шума и ненужных следов… — С этими фраерами расправиться надо так, чтобы те, кто их к этому аккуратненько подтолкнул, задрожали как собачьи хвосты. — Значит, готовимся к встрече по первому разряду? — А это уже не твоя забота, — решил господин, но, заметив, что клерк сильно огорчился, добавил: — Просто это не по твоему профилю, милок. Это все равно, что микроскопом гвозди забивать. — Я вам сегодня больше не нужен? — приободрился клерк. Господин наконец-то улыбнулся и сказал: — Иди, отдыхай. Хорошо поработал. — Дождался, пока клерк допил и слез со стульчика, и присовокупил: — Завтра скажешь начфину, что я распорядился увеличить твое жалованье с первого мая в полтора раза. — Но уже же июнь! — радостно вскричал клерк. — С первого мая. Иди. — До свиданья, — сказал клерк. Не поворачивая головы, господин кивнул и, помолчав, приказал сидевшему рядом и слышавшему все старшому: — Займись ты. Серьезно займись. Тот, что помоложе, и не заметил их: так ему везло. И только почувствовав на своем плече холодную ладонь господина, поднял голову. Вскочил, доложил: — Выигрываю! — Вот и молодец, — похвалил его господин и уселся в освободившееся кресло. — Ну, шагайте. Дел у вас невпроворот. А я проигрывать буду. И снова поставил на зеро. 5 Она стояла у французского окна — стеклянной стены — и, щурясь от лучей уже невысокого солнца, через обширную террасу смотрела на нетронутый и оттого прекрасный сосновый бор. Стояла неподвижно и смотрела неотрывно. Абсолютно голая. Потом спросила, не оборачиваясь: — Разделся? — Да, — подтвердил хриплый от волнения мужской голос. В интонации «Так точно!». Она повернулась и, окинув взглядом абсолютно голого, как и она, атлета, прошла к квадратной неохватной кровати и бросила себя на нее спиной. Раскинувшись иксообразно, она, глядя в зеркальный потолок, невыносимо спокойно позвала-приказала: — Ложись рядом. Атлет с противоположной стороны кровати на коленках добрался до нее и осторожно прилег. — По́том воняешь, — брезгливо заметила она. — Душ принять не успел, — оправдался атлет и догадливо предложил: — Могу сбегать. В пару минут обернусь. — Не надо, — сказала она и уткнулась лицом ему в подмышку, резко ловя носом грубо ядовитый дух мужского пота. Он осторожно положил здоровенную пятерню на ее изящную ягодицу. — Подожди, — капризно приказала она, и он послушно убрал руку. Лежал бревно бревном. Она же уселась ему на живот, прижавшись влажной промежностью, а напрягшимися сосками маленьких грудей коснулась его лица. Он попытался поцеловать их, но они были уже у шеи, на ключицах, у груди… Потом она сдвинулась назад, приподнялась и села на кол, который уже был воздвигнут во всей своей твердости…