— За слово зацепился, — объяснил свой короткий вокальный кульбит брюнет. — Так зачем все-таки звал? — Я же сказал: о делах поговорить, — уже раздраженно повторил шатен. — Нет у нас с тобой общих дел. — Но обмениваться информацией мы с тобой должны? — пер шатен. — Должны. Только той, от которой зависит наша с тобой безопасность. Шатен тоскливо улыбнулся и объяснил несмышленышу: — Наша с тобой безопасность зависит от любой информации. — Ты, как всегда, прав, — брюнет откинулся на хлипкую алюминиево-брезентовую спинку стула, спросил: — У тебя-то как? — Тихо пока. Но, судя по отдельным деталям, не спеша готовимся. — И мы, — признался брюнет. — Собрал что-нибудь? — Кое-что. — Брюнет непроизвольно ладонью правой руки дотронулся до сердца. А может, до внутреннего кармана своей кожаной куртки. — Выпьем еще? — спросил шатен. — Пожалуй, — решил брюнет. — Немного бурбона с содовой. — Ишь ты, кемеровский гурман и эстет! Бурбон с содовой! Во-первых, не бурбон, а бербон, а во-вторых, с содовой пьют ирландский и шотландский виски. А кентуккийский хорош и так, просто с запивом. — Ну, тебе лучше знать, столичный ухарь. И «Джим Бим» лишился головы. Смакуя, употребили и этот напиток. Шатен пожалел: — Отбили водкой-то истинные вкусовые ощущения бербона! — Вкусовые ощущения отбили! — передразнил брюнет. — Не яйца же! — Не беспокойся, еще отобьют! — пообещал шатен. — Так зачем все же позвал? Прямо, без притопов и прихлопов говори. Шатен обеими руками растер свое миловидное личико, хлебнул «швепсы-соды» полный стакан и заговорил размышляюще: — Мы с тобой пешки, браток. В шахматной партии для преимуществ в позиции весьма часто жертвуется качество. Могучую ладью отдают за коня и пешку. Как бы нам с тобой в этом размене съеденными пешками не оказаться. — Не мы, а кто-то из нас. Один, — поправил его брюнет и вдруг негромко и страшно приказал: — Руки за голову! Неизвестно откуда выпрыгнувший браунинг черным зрачком уставился в правый глаз шатена. Шатен послушно сложил ладони на затылке — будто потягушеньки собрался делать. Брюнет за грудки поставил его на ноги и, не опуская браунинга, подробно и умело обшмонал. Пустой шатен был, совсем пустой. Даже без ножа. Ничего не говоря, брюнет вернулся на свое место, Шатен тоже присел. Спросил почти своим голосом: — Ты зачем это сделал? — Потому что я тебя боюсь. Вертишься, загадками говоришь. В последний раз спрашиваю: зачем звал? — Брюнет неспешно засунул браунинг за поясной ремень. Шатен налил себе одному полстакана «Джима Бима» и выпил его разом. Без разговоров об особенности употребления этого продукта. Не закусил, не запил, ладошку понюхал. Сказал наконец главное: — Линять нам с тобой надо, пока не поздно. — Линять нам с тобой некуда. Если захотят, всюду достанут. — Я ксивы подходящие могу спроворить, и за бугор. Зелени-то кой-какой подкопил? — Какая это зелень! — Тысчонок-то пятьдесят имеется? — Ну, прогуляю я их там, а дальше что? — Не боись, у меня там кое-что привязано. — Так то у тебя! — Могу в долю взять. Или на службу. Как хочешь? — Зачем тебе я? Особенно там. — Нам с тобой ссориться не с руки. Друг друга за яйца держим. Ты меня предаешь — я тебя сдаю. И наоборот. А потому и будем мы — не разлей вода. Друзья до гроба. — На черную работу меня уговариваешь? — На черную. — Тогда посошок на дорожку, — брюнет разлил по стаканчикам, гулко поставил бутылку «Джима Бима» на стол и спросил впроброс, между прочим, так, для сведения: — Когда уходить будем? — По очереди. Во всяком случае, в ближайшее время ты. — Шатен вместе со стулом откинулся к стенке и, не по принуждению теперь, вытянув руки вверх, сладострастно потянулся и признался: — А ты меня напугал! На крючке, прибитом к стене, под рабочей телогрейкой висел «магнум» с глушителем. Правая рука шатена привычно ухватила рукоятку… Брюнет успел осознать надвигающуюся смерть, но предпринять что-нибудь уже не смог: рука еще тянулась к браунингу за поясом, когда во лбу у него объявилась маленькая аккуратная дырка. Он стал заваливаться направо, сгребая левой рукой все, что было на его стороне стола. На пол он упал правым боком вместе со стулом и своим стаканчиком, который, излившись до конца, откатился к прикрытым воротам. Шатен левой рукой опрокинул в себя справедливо налитую брюнетом дозу и только после этого положил «магнум» на стол. Надо было работать. Он встал, обошел брюнета и осмотрел его затылок. Выходного отверстия не было. Что ж, когда стреляешь с глушителем, почти всегда так. Пульку-то отроют при вскрытии. Жаль с хорошей машинкой расставаться. Он присел на корточки и полез брюнету в тот карман, на который непроизвольно указал безвременно погибший. Все точно: вот она миниатюрная кассета. Упрятав ее в такой же карман такой же своей куртки, шатен заграничными салфетками тщательно протер бутылки, свой стаканчик, край стола, у которого сидел, и, наконец — с тоской и любовью во взоре, — такой изящный, такой родной «магнум». Последний раз глянул на него и швырнул на пол. Все бумажки сжег в маленьком костерке, натянул на куртку телогрейку, вышел, закрыл металлические ворота на замок и направился к «Маленковской». У платформы незаметно скинул телогрейку, прошел к кассам, купил билет и первой электричкой отбыл в Москву. 3 Подчеркнуто строго одетый — темный костюм, белоснежная крахмальная сорочка, неброский галстук, дорогие внемодные английские башмаки — «условно молодой» Лева, развалясь, сидел в кресле перед замечательным модерновым письменным столом из карельской березы и чуть снизу насмешливо и вопросительно смотрел на хозяина этого письменного стола, который, упершись локтями в столешницу, ладонями обхватил свою многодумную голову. Редкие волосики торчали меж пальцев. Хозяин терпел, терпел этот взгляд, но не вытерпел и задал риторический вопрос: — Правление мне, что ли, по этому поводу собирать? — Зачем правление? — Лева был разумен. — Контрольный пакет уже проголосовал. Дело только за вами. — А оттянуть, оттянуть хотя бы на месяц никак нельзя? — Нельзя, да и не надо. Если им сейчас уступить, то они войдут к нам полноправными пайщиками. А зная их, я убежден, что через год они станут здесь полными хозяевами. — Что они хотят, хотят именно сейчас? — Перевод их вкладов в швейцарские банки. — Это много, Лева? — Это очень много, это невыносимо много. — Они же не дураки, понимают, что такое единовременно невыполнимо. — Не дураки и все понимают, — подтвердил Лева. — Возможны альтернативные варианты? — Один. Долговые обязательства. — То есть полноправные пайщики. — А я о чем говорю? — Что же вы от меня хотите? — Ничему не удивляться. — Только и всего? — Только и всего. И еще, как президенту, подписать пару бумажек.