— Зря нас срамите, Александр Иванович, — делано обиделся тот же бас, а остальные волкодавы дружно заржали. Из «рейнджера», приоткрыв дверцу, высунулся полковник Панкратов и позвал: — Александр Иванович, Жорка! Сырцов со Смирновым без спешки подошли к нему. — Как тут Большой поживает? — не заглядывая в салон, спросил Смирнов. — Сопит, — доложил неунывающий полковник Панкратов. — Сопит пока. А у вас как дела? Вигвам сильно покрушили? — Второй раз за год! — сокрушился Смирнов. — Прошлым летом киллеры, теперь вот уголовщина. — Так вы же сами хотели со стрельбой! — справедливо уличил его полковник. — Чтобы налицо было покушение, чтобы им приличный срок мотать! — Ладно, об этом забыли, — замял разговор о поврежденной даче по делу разоблаченный Смирнов и позвал: — Сеня, иди к нам. — Он не хочет, — за Большого ответил Панкратов. — Он своего адвоката хочет немедленно повидать. — И вспомнил вдруг: — А где десятый? Где десятый, Жора? — Десятый, некто по кличке Гром, — начал объяснять Сырцов, — при задержании оказал сопротивление и попытался бежать… — И был застрелен при попытке к бегству, — за него закончил обстоятельный доклад полковник Панкратов. — За дело, Жора? — Он был палачом, Леша. Он людям головы удавкой отрубал. — Тогда дорогой товарищ пусть спит спокойно, — решил Панкратов и, повернувшись, сказал внутрь салона: — Выходи, а то за благородные седины вытащу! Холеный и благообразный господин в умопомрачительном костюме вылез из «рейнджера». Не пахан, прихваченный с поличным, а ведомая на казнь Зоя Космодемьянская, готовая умереть за высокие идеалы с гордо поднятой головой. — Что же ты так жидко обосрался, порчила? — завидя клиента, презрительно поинтересовался Смирнов. Сергей Львович, Большой, он же Сеня Пограничник, демонстративно отвернувшись, смотрел во тьму, покойно держа на животе скованные руки. Сырцов четко, но не на полную силу, врезал ему в челюсть и посоветовал уже лежавшему: — Когда тебя вежливо спрашивают, надо вежливо отвечать. И поднял слегка затуманенного господина за шиворот. Сергей Львович помотал благородной головой и многозначительно изрек: — Вы все ответите за противоправные действия. — Он вам, Алексей, небось говорил, что оказался здесь совсем случайно? Просто, замученный бессонницей, решил ночью в сосновом бору свежим воздухом подышать? И не имеет к этой банде никакого отношения? Так, Алексей? — Только так, Александр Иванович, — подтвердил полковник. — А что при нем обнаружено? — «Магнум» с глушителем. — Скорее всего для того, чтобы, если бессонница будет продолжаться и голова не перестанет болеть, пустить себе пулю в висок. А глушитель для того, чтобы людей понапрасну не беспокоить излишним шумом. — Смирнов подошел к Сергею Львовичу и ласково прихватил за лацканы пиджака, чтобы хорошенько посмотреть в волчьи глаза. — Ты же знал, на кого хвост поднимаешь, портяночник. Не позволял блатной гонор покорно молчать. Большой огрызнулся: — Все равно я когда-нибудь тебя достану, мент! Смирнов легонько оттолкнул его от себя. Легонько и брезгливо: — Твой палач дохлый, как падаль в канаве валяется. Хочешь к нему? Мигом устроим. А коли не хочешь, придется со мной говорить. Учти, вон те, — Смирнов кивком указал на лежавшую девятку, — сразу тебя сдадут, как только их начнут трясти. И первыми те, кто палил. Они — просто исполнители, а ты — вдохновитель и организатор всех наших побед. Говорить будешь, Пограничник? — Смотря о чем. О погоде — буду, — еще в блатном кураже отбрехнулся Большой и тут же схлопотал по мордасам. На этот раз от Деда, который наметил многообещающую перспективу: — Забью, Сеня. До смерти забью. — Что тебе надо? — уже нормально спросил Сергей Львович. — Вот и пришли к консенсусу, — облегченно отметил Смирнов. — Мне концы нужны, Сеня. Позарез нужны. Панкратов и Сырцов сидели на приступочке «рейнджера» и с нескрываемым удовольствием наблюдали за беседой двух старых приятелей. — Куда и к кому? — делово спросил Большой. Часто моргая, твердо глядя перед собой. Прикидывал, кого и как удачнее продать. — К Витольду и в банк, который твою долю воровскую за бугор переправил. — Ты уже все знал, когда я к тебе приходил! — понял вдруг Сергей Львович. — Скажем так: догадывался. А если совсем точно, то Лида всю вашу финансовую аферу прокачала на раз, два, три. — Так, так, — глазки Пограничника уже не смотрели твердо. Они малозаметно вращались. — А если я молчу. Что тогда? — Тогда тебе плохо будет. Очень плохо, до самого скорого конца. — Не пугай. — Да зачем мне тебя пугать? — искренне удивился Смирнов. — У меня в руках кое-что имеется. И эта штука — посильнее «Фауста» Гете. Про «Фауста» и Гете Пограничник ни хрена не понял. Но кое-что, именуемое штукой, его явно заинтересовало и обеспокоило. Но ответил лениво: — Зря козыряешь, Александр Иванович. Нету у тебя ничего. Нету. — А мне и не надо ничего! — страшно обрадовался Смирнов. — Ты мне ничего не говоришь, а я, обиженный, тихо шепчу на ушко знакомому законнику про то, что Большой в сговоре с банкирами завалил всех паханов, которые ему мешали, и, отцепив от общака немалый кусок, с помощью тех же банкиров перекинул этот кусок через забор. А потом через помнящих и уважающих еще меня ментов устраиваю тебя в многолюдную камеру со специфическим составом обитателей, которые и правило провести имеют право. По необходимости я им могу все подтвердить. И они мне поверят, Сеня. Ты же поверил про Сашку Воробьева. — Что хочешь? — Витольда и все твои выходы на него. С доказуемыми подробностями. — Дай подумать. — Думай. Даю пять минут. — До утра дай подумать, Александр Иванович. — Ночь подумать, а утром с адвокатом посоветоваться? — Да. — А потом в отказку уйдешь. — Куда уж мне уходить. Я сдам тебе его, гебиста вшивого, но только дай мне возможность прикинуть, как срок укоротить. — Не хочешь на нары, — понял Смирнов. — Ладно. Думай ночь и с адвокатом советуйся. Но при условии, что сейчас мне назовешь тех, через кого ты с ним поддерживал связь. Во-первых, кто тебя с ним свел и, во-вторых, кто почтовым ящиком был. — Свел меня с ним Феропонтов Глеб Дмитриевич… — Во старикан неугомонный! — восхитился Смирнов. — А мне еще год назад божился, что с концами от дел отошел. А второй? — Алтухов Роберт Васильевич. — Этот у нас на учете. Как же ты, Сеня, с гебистами слюбился? — Они бывшие гебисты. — От того, что бывшие, они во сто раз хуже. Злые, коварные. Не боялся с ними дело иметь? — Выхода не было. — Ах, видите ли, у него выхода не было! Я теряю пять миллионов из пятнадцати, это для меня страшнее смерти! Ты мразь, Пограничник, и спутался с мразью! — Дай ночь, начальник, — попросил Сеня. — Ночь в одиночке. Завтра, кому надо, пусть хоть до жопы колет. — И со своими чтобы в «воронке» не ехать, — продолжил за него Смирнов. — Так, Пограничник? — Так. — Алексей! — позвал полковник Смирнов. — Ваш клиент свободен. Подошел Панкратов, посмотрел на клиента и сообразил, что: — До свободы ему теперь ой как далеко! — и вызвал: — Тишков! Тот, кто брал Гаевого, имитируя бег трусцой, лениво приблизился и доложил: