— Лидка, ну дай мне десяток минут спокойно почитать! …Сидоров с Хайрулиным поднялись с земли и подняли автоматы… — И читаешь-то ты всякую ерунду! — Не ерунду, а Витькин детектив! …Капитан Гаевой умелым броском достиг террасы. Потрогал дверь. Дверь была открыта… — А Витькин детектив разве не может быть ерундой? — Ты собиралась идти спать! …Гром уже был рядом с Гаевым… — Дай я тебя, дурака, на прощание поцелую. … — Пали! — заорал Гром. Сидоров с Хайрулиным нажали спусковые крючки. Дергаясь в их руках, укороченные «Калашниковы» поливали освещенные окна, синхронно прерываясь. По три очереди, на полный рожок. Жалуясь тонким звоном, медленно падали на землю осколки стекол. Хайрулин с Сидоровым опустили автоматы и в тишине услышали приветливое пожелание: — Роняй палки, и руки в гору! И Хайрулину, и Сидорову одновременно ткнулось в спину нечто металлически-твердое и ужасное. Сидоров и Хайрулин синхронно уронили автоматы и воздели руки вверх. На движении руки были перехвачены, заведены за спины, и на них защелкнулись наручники. Они лежали уткнувшись лицом в землю. Трава пахла детством, интимным сидением с девушкой на берегу реки, недостижимым теперь счастьем быть на свободе… Капитана Гаевого брал на террасе матерый волкодав полковника Панкратова, а майора Громова безработный Георгий Сырцов. Волкодав взял клиента по всем правилам: заломал, сцепил, запеленал. А Сырцов для начала слегка затемнил Грома и теперь ждал, когда тот очнется. — Что с ним делать? — спросил про своего волкодав. — К начальству веди. — А ты своего? — Мне с ним поговорить надо. Подожду, когда оклемается. Волкодав не знающей жалости рукой вздернул на ноги Гаевого и рявкнул: — Пошли! Капитан помычал жалобно сквозь пластырь, но получил по шее и пошел как приказано. За стеной продолжали мирно беседовать Александр Иванович Смирнов и Лидия Сергеевна Болошева: — Завтра обязательно надень свежую рубашку, — это она. — Да я в темно-синей поеду. На ней грязи не видно, — это он. — Но она же есть! Ты эту рубашку третий день носишь. На террасу со двора поднялся Александр Иванович Смирнов, посмотрел на отключенного Грома, посмотрел на Сырцова, покачивавшегося в кресле-качалке с «Вальтером» в обнимку. Поинтересовался: — Считаешь, он? — Он, он, — заверил Сырцов и протянул Смирнову нечто непонятное. — Что это? — не беря в руки это нечто, спросил Смирнов, уже догадавшись… — Удавка, Александр Иванович. Как я понимаю, специально для вас приготовлена. — Ну уж нет! Меня Большой никому не отдал бы! — Смирнов прошел в комнату и выключил магнитофон. Вернулся, проинформировал Сырцова: — Я к полковнику. Как освободишься, подходи. — Тук-тук, — стучало кресло в тишине. — Тук-тук. Гром услышал стук и раскрыл глаза. Смирнов не захлопнул дверь в комнату, и теперь яркая желтая полоса на полу обозначала непреодолимую границу между Громом и Сырцовым. Гром, непроизвольно пискнув, еле заметно пошевелился. Но Сырцов заметил и сразу же потребовал ответа: — Это ты, палач, голову Леве Корзину оторвал? — Тук-тук — стучало кресло в тишине. — Тук-тук. — Я тебя спрашиваю, скот, — напомнил Сырцов. Гром простонал слегка. Жалостно так. И вдруг рванул с низкого старта. Он уже был на ступенях, когда крякнул «вальтер». Левая нога его бесчувственно подвернулась, и он упал вперед и набок. Сырцов не спеша поднялся с качалки и вышел на свежий воздух. — Тук-тук, — стучало кресло в тишине. — Тук-тук. Гром, хватаясь за колкие кусты роз, уже поднимался. — Без пистолета, без стальной удавки как тебе теперь? — полюбопытствовал Сырцов. Гром шумно дышал, стараясь перенести центр тяжести на здоровую ногу, и не отвечал. Сырцов приблизился к нему, чтобы рассмотреть то, что у нормальных людей является лицом. Вурдалак осатанело глядел на него, в зверином ужасе от предчувствия своей скорой смерти. Сырцов понял: — Нелюдь! Я дал слово пристрелить тебя как бешеную собаку. Я сдержал свое слово. Сырцов дважды, без паузы, выстрелил. В сердце. Гром, уже мертвый, пал на кусты роз и, подминая их, сполз на садовую дорожку. Сырцов ухватил его за ворот и поволок к калитке. Выволок на улицу, сбросил в канаву и осмотрелся. Привалившись к штакетнику, неподалеку стоял Дед. — Я думал, вы уже вместе с Лехой Большого трясете, — сказал Сырцов. — Тебя дожидался. Кончил, значит, палача. — При попытке к бегству. — Ты ж его терзать хотел. Что ж не терзал? — Не смог, Александр Иванович, — честно признался Сырцов. — Ну и молодец, — решил Смирнов, — пошли на Сеню Пограничника полюбуемся. Пойти они не успели: ниоткуда объявился рыжий Вадик и деловито осведомился: — Как сработало, Александр Иванович? Смирнов не успел ответить, его опередил молодой, темпераментный Сырцов: — Ты же в Нижнем должен быть, король прослушки! — Я вчера, верней уже позавчера, вернулся. — Тебе же сказано было: притихни и затаись на Волге! — И вдруг остыл: — Хотя им теперь не до тебя, малыш. Живи и действуй. Никакого внимания не обратил Вадик на сырцовские фиоритуры. Не слушая и не слыша, дождался их окончания и повторил вопрос: — Сработало, Александр Иванович? — Хай класс, Вадик. Как всегда у тебя. Обожал Деда рыжий Вадик, и похвала от него была ох как по сердцу! — Да что там. Работка — проще не бывает. Так я поеду? — Спасибо тебе, Вадим, — серьезно поблагодарил Смирнов. — А то оставайся, дела с клиентурой закончим и водки выпьем. — Рад бы, да не могу. Мать беспокоиться будет. До свидания. — Вадик развернулся и, растворяясь, пошел по проулку. Не сдержался Сырцов, крикнул ему в спину: — «Рафик»-то свой драгоценный, небось, подальше поставил! Не дай Бог пуля попадет. — А как же! Ты, случись что, мне новый купишь? — прощально донеслось из тьмы. — Пошли, — повторно предложил Смирнов, и они пошли. А то, что ранее называлось майором Громовым, Громом, осталось валяться в канаве. В ближнем лесу, не очень далеко от дачи Смирновых, имелась уютная полянка. Сырцов и Смирнов вышли к ней. На полянке стояли «рейнджер», «мицубиси»-джип и «лендровер». Освещенные мощными фарами «рейнджера», вольным кружком сидели волкодавы Панкратова. А упакованные и спеленутые холуи Большого лежали неподвижно. Сырцов пересчитал: девять штук, включая Сидорова с Хайрулиным. — Парни, где отец-командир? — бодро спросил волкодавов Дед. — В «рейнджере» с главным извергом беседует, — ответил ленивый бас. — Вы-то все в порядке?