Кузьминский в комнате объявился не сразу: наливал и оформлял себе вторую порцию для глубокомысленной беседы. Вошел с подносом, поставил его на журнальный столик, сел на диван и объяснил: — Позавтракаю наконец. — Это в половине третьего-то? — А когда мне было из-за ваших звонков? Сырцов осмотрел поднос. Кусок черняшки, три кружочка колбасы, стакан водки и банка пепси. Осмотрел и не согласился с хозяином: — Это не завтрак, а выпивка под легкую закусь. — А что делать, если вы мне весь график поломали? Сырцову не терпелось обменяться мнениями. Не обращая внимания на состояние партнера, быстро распорядился: — Впечатления давай, Витек! — Не мешай завтракать, — строго оборвал его Кузьминский, с пшиком открывая пепси. — Тебя Дед приучил пепсой водку запивать, — констатировал, чтобы занять чем-то бессмысленно расходуемое время, Сырцов. — Без Деда я, конечно, бы не додумался. — Кузьминский положил три кружочка колбаски на черняшку (бутерброд сделал) и поднял стакан, любуясь хрустальной чистотой напитка. — «Абсолют». Знатоки сходятся во мнении, самая очищенная водка в мире. Надо было ждать, пока немолодой игрун ублажит себя. Сырцов вздохнул и притих. Кузьминский опорожнил стакан, запил, слегка обрызгавшись пепси из банки, и стал жевать малоаппетитный свой бутерброд. Дожевал, подлец. — Говорить думаешь? — не вытерпел Сырцов. — Я сначала думаю, а уж затем говорю, — тут же вывернул наизнанку сырцовскую фразу мастер художественного слова и допил остатки пепси. — Уже подумал, — решил за него Сырцов. — Говори. Кузьминский жаждал ощутить благотворные последствия приема дозы и для этого прикрыл глаза и длинно потянулся. Замер в расслабке. Наконец открыл один глаз и приступил: — Что же тебе сказать, Жора? — зевнул, дабы шокировать собеседника. — Пареньку около тридцати, десятилетку закончил наверняка. Говорит свободно и пользуется довольно большим запасов слов. Ты его на феню подвигал, но он не пожелал отступить от нормативной лексики. Логичен, неплохо просчитывает и про себя, и про контрагента, то есть тебя. И неглуп, весьма и весьма неглуп. — Ленька Махов дураков не вербует. — Сколько Леониду сейчас? — ни с того ни с сего спросил Кузьминский. — Дай подсчитать. — Сырцов подергал себя за нос. — Мне третьего августа тридцать два будет, а он на четыре года старше. Значит, тридцать шесть. — И уже полковник, — с непонятной завистью вспомнил Кузьминский. — Без Деда он бы только-только до майора бы добрался, — почему-то обиженно сказал Сырцов и вдруг опомнился: — Будя отвлекаться! Теперь о сведениях, которые мы получили, о достоверности их, о цели, с которой они переданы, и на какую нашу реакцию этот так называемый агент рассчитывает. — Почему так называемый? Скорее всего он — действительно агент Махова. — Допустимо. Откуда узнал твой телефон? — Вероятнее всего, кое-что слышал о моем косвенном участии в ваших делах. А далее — дело техники. Справочник Союза кинематографистов, писателей. — Кокетничать не надо, Витя, насчет косвенного. И больше не отвлекаемся. Пройдись по моим пунктам. — Залепуху тебе подкидывать — какой для него смысл? Скорее всего и сходка, и возможная битва богов с титанами вполне реальны. — А если все это задумано для отвлечения сил спецназа от чего-то еще? — Маловероятно, Жора. Сам знаешь, теперь прямым штурмом ничего не берут. Не дураки. Так что достоверность — восьмидесятипроцентная. Теперь о цели. По-моему, сугубо индивидуальная, я бы даже сказал, шкурная. Видимо, под ним заметно затеплилась земля, и он жаждет в этой каше попасть в разряд без вести пропавших. А на реакцию рассчитывает он самую прямую. Ты можешь поднять московских ментов. — Не я один. Почему именно я? — Напрямую к ментам обращаться — для него страшно опасно. Вдруг не на того, и ему — привет из Ганы. Ты — непокупаемый. — Неподкупаемый, — поправил Сырцов. — Неподкупаемых не бывает. Тебя же им просто не купить. Ты — в стороне и одновременно — полностью осведомлен о делах и персонажах московской краснознаменной милиции. В отличие от него ты в говно не вляпаешься. — Я — частное лицо. Рядовой преподаватель школы детективов и охранников… — Ты — суперсыщик, Жора! — перебил Кузьминский. — И об этом знают те, кому об этом надо знать. И учти: лицемерное самоуничижение есть по всем Божеским законам грех, ибо оно суть скрытая гордыня. — Ну, а теперь надо псалом какой-нибудь спеть, — издевательски помечтал Сырцов. — Идти мне завтра с ним на встречу? — Опять мы в целки-невидимки играем! — не на шутку рассердился Кузьминский, что и подтвердил детским игровым стишком: — «Я садовником родился, не на шутку рассердился. Все цветы мне надоели…» И ты в том числе, гладиолус ты мой ненаглядный! Ты уже решил, что пойдешь! Зачем же спрашиваешь?! — Для порядка, — сознался Сырцов. — Все правильно, все правильно, Витя, но что-то свербит в заду. — Зарождающийся геморрой, — догадался Кузьминский и решил окончательно и бесповоротно: — Пожалуй, я сегодня как следует надерусь. И пошел на кухню за третьей дозой. Вернулся быстро со стаканом и неизменным яблочком. Объяснил свои суетливые перемещения: — Я бутылку сюда не несу, чтобы тебя не соблазнять. — Ты меня красотой телодвижений соблазняешь. И сильно-сильно раздражаешь. — Чапай думать будет? — вежливо осведомился писатель. — Будет. — О чем, если не секрет? — Когда хипеш в ментовке поднимать: сегодня или завтра. — Завтра, Жора. А то они в недоверчивой запарке этого агента взять захотят. — Может, это и к лучшему? — Не думаю. Паренек на пике. Мало ли что ему от ярости и бессилия в башку взбредет. — Значит, завтра иду один, — Сырцов встал. — А потом к ментам. Кузьминского вдруг осенило. Он вскричал с энтузиазмом: — Жорка, давай я дамочкам позвоню! Тебе же перед делом разрядка необходима! И сыграем в старую-старую игру. Цветочный флирт называется. — Это она раньше так называлась. Теперь эта игра называется коллективный пистон. — Не желаешь — не надо, — кинодраматурга уже сильно развезло. — Тогда я одну вызову. В шахматы играть. — К тому времени, когда она придет, ты только в карты играть сможешь. Да и то в одну лишь игру. В «пьяницу», — оставив за собой последнее слово, Сырцов метеором вылетел из квартиры. 7 Проснулся он ненужно рано. В семь. Часов бы в девять, чтобы сразу к делу. Не думая, не мучаясь сомнениями, не прикидывая варианты… А вот надо же, в семь. И за такую промашку дал себе полную нагрузку. Опорожнившись и почистив зубы, он решительно вышел на балкон, где были закреплены соскучившиеся по нему агрегаты. Тянулся, качался, ломался, мчался на велосипеде ровно час. Сильно разобранный, собирался по частям под контрастным душем. После последнего сеанса с холодной водой забыл даже, что и качался. В одних трусах варганил себе нехитрый завтрак. Два яйца всмятку, хороший бутерброд с хорошим сыром, две чашки кофе. Сегодня кофе можно. Теперь одеваться. Задача. Родной свой «байард» под рубашку не пристроишь, а в пиджаке — полный дурак с пукалкой. Но и голеньким быть нежелательно. Сырцов широким пластырем примотал короткоствольный «смит-вессон» к низу левой голени. Конечно, машинка эта не для снайперской стрельбы, но на близком расстоянии делает свое дело совсем неплохо. Теперь все, как вчера. Только фуфаечку заменить. В половине десятого пошел на свидание со своей «девяткой». Не угнали добры молодцы. Вот она стоит, милая. И не украли вроде ничего. Он включил мотор, прогрел его как следует, покатался вперед-назад, проверяя тормоза. Порядок, можно ехать. Машина легко взбежала по крутому переулку к Садовому кольцу. В десять пятнадцать был на месте. Следовало предварительно осмотреться. Первый круг: Университетский, Мичуринский, мимо знатной больницы, Воробьевы горы, смотровая площадка. Вроде чисто. Но еще один кружок. Понаблюдать: не произошло ли малозаметных изменений. По-прежнему все благополучно. Понимал, что неблагополучия, когда еще умело прячут, и не заметишь никогда, но таков уж человек: лучше себя убедить, мол, все тип-топ и жизнь прекрасна. — Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, — высказался вслух о себе Сырцов, пристраивая «девятку» на стоянке у смотровой площадки. Десять тридцать пять. Только и осталось, что на пешую прогулку. Он двинул к главному зданию университета, не доходя, повернул направо и еще раз направо. На остановке седьмого троллейбуса был без пяти одиннадцать. Присел на скамеечку (других ожидавших на остановке не было), посидел положенные пять минут, не глядя в ту сторону, откуда должен был появиться агент. Ровно в одиннадцать поднялся и пошел, как было уговорено. Красно-белую каскетку и желтую рубаху увидел издалека. Канареечный гражданин шел ему навстречу. Не спеша. На расстоянии в двести метров точно определить габариты невозможно, но на опытный сырцовский глаз был гражданин легок, координирован, целеустремлен. Сырцов уже готовил вежливую улыбку, когда из-за его спины выскочил джип «мицубиси» стального цвета и помчался на встречу с его желто-красным другом. «Мицубиси» миновал агента и вдруг тормознул. Распахнулась дверца, и из нее высунулась миролюбивая остроносая мордочка автомата «узи». Кто-то из джипа в несдерживаемой ярости прокричал: