— Мы проверили. Купцовы сдали багаж и получили посадочные талоны в восемь ноль пять. В девять двадцать началась посадка в самолет. Рейс отправили вовремя. — Панин похищен с семи до восьми, — начал подсчитывать Шумаков. — Плюс время, чтобы его перевезти, заковать, все подготовить, а потом примчаться в аэропорт. Сомнительный план. — Я тоже так думаю. — Петелина взяла следующую страницу и продолжила: — Еще одна потерпевшая, Ксения Данченко, сейчас отбывает срок в колонии. — Это за что же? — удивился Шумаков. — Она же совсем молодая. — Ксении двадцать лет, — подтвердила Елена. — Умышленное причинение вреда здоровью средней тяжести. Подробностей не знаю. Из ближайших родственников у Ксении в городе остался только семидесятивосьмилетний дедушка Данченко Николай Степанович. Вряд ли он способен одолеть крепкого Панина. — Старики разные бывают, встреться с ним. — Шумаков скосил взгляд на отложенные страницы. — Четверых исключили, кто же остался? — Две наиболее пострадавшие девочки. Вероника Некрасова, она инвалид-колясочник. И Екатерина Антонова, у нее сильнейшая психологическая травма. Сами они не способны участвовать в похищении, но их родителям есть за что мстить Панину. — Вот и займись их проверкой. Чем они занимались сегодня утром с семи до девяти тридцати? — Да, конечно. Что касается времени похищения Панина и расстояния до возможного места его заточения. Мой эксперт Михаил Устинов провел расчеты. Петелина доложила Шумакову о выводах Головастика и продемонстрировала карту с зонами поиска в бумажном и электронном виде. — Нужен массовый обход данной территории силами полиции. Проверять следует все постройки из бетона, — озвучила главный примету помещения следователь. — И это все, до чего додумался твой высоколобый эксперт? — выразил недовольство Шумаков. — Я сразу разослал приказ по всей области: прочесывать подвалы, гаражи, подозрительные здания. Но это от бессилья. Слышала про иголку в стоге сена? — Зону поисков можно существенно сузить, — объяснила Петелина. — Существенно, — усмехнулся Шумаков и укрупнил один из участков электронной карты на мониторе ноутбука. — Ты погляди сколько здесь построек? Как не крутись, найти логово в сжатые сроки маловероятно. А процедура? Придется вызывать собственников, вскрывать помещения, ведь постановление по каждому адресу получить нереально. — У нас особая ситуация, — не сдавалась Петелина. — И примета имеется. В первую очередь обращать внимание на уединенные здания из бетонных плит. — Да разошлем мы твою информации по отделениям, — махнул рукой Шумаков. — Но дело не только в этом. — А в чем? Шумаков вздохнул и попросил Головина: — Растолкуй ей популярным языком. — Раньше как бывало, — начал издалека Головин. — Попадется подобный педофил или насильник под горячую руку, ему мужики наваляют от души. А тот и не ропщет, понимает, за что. А если сдуру явится к нам с заявлением, ему объяснят, что он упал с велосипеда или с лестницы, короче, сам виноват, что родился уродом. — Это вы к чему? — нахмурилась Петелина. — У полицейских тоже есть семьи, дети. Они ропщут. Одно дело спасать пропавшего ребенка, другое — их насильника-педофила. Сдохнет он, да и хрен с ним! Примерно так рассуждают наши сотрудники. — Пропадет ребенок, будем искать, а сейчас все силы надо направить… — настаивала Петелина. Однако ее жестом прервал Головин: — Есть пропавший ребенок — девочка девяти лет. Елена отшатнулась от неприятной новости: — Когда? Где? — Вчера вечером пропала. И тоже у нас в Красногорске. Головин показал цветную фотографию. Счастливая девчонка с двумя хвостиками мило улыбалась в кадре и держала в руках мороженное. — Что известно? — коротко спросила Елена. — Зовут Софья Дорохова. Ее мама, Дарья Дорохова, опоздала встретить дочку после занятий в музыкальной школе. Сначала искала сама, потом мои сотрудники отработали ближайший круг ее знакомых. Никто ничего не знает. — Зацепки есть? — Нашли телефон Софьи в мусорном баке. Отдали на экспертизу. Пропавшая девочка кого-то неуловимо напоминала Елене. А может это просто устоявшийся шаблон — невинная радость на лице ребенка. Наверное, так сейчас мамочки фотографируют своих чад и забивают однообразными снимками интернет. — Сколько времени прошло? — спросила следователь. — Я не обязан знать детали! У меня и так голова кругом от самозваного Суда Народа, — сорвался Головин. — Из министерства названивают, в высокие кабинеты вызывают. Это же на моей территории произошло. Ладно бы тихо, а тут такая огласка! Да вы и сами знаете. — Извините, я вас понимаю, — сгладила конфликт Елена. — И все-таки, кто принял заявление? Дело завели? — И дело завели, и листовки напечатали, и общественность подключили! К дежурному все вопросы, — отрезал Головин. Глава 14 2 июня. 20:30. 2 дня 13 часов до казни Во сне она шла вместе с мамой по солнечной лесной аллее. Они держались за руку, деревья расступались перед ними, а озеро в конце аллеи с песчаным пляжем и серебристой водой становилось все ближе, блестело ярче. На последних метрах она вырвалась от мамы, выбежала из леса, прошлепала босиком по песку и стащила с себя платье. Она будет загорать и купаться! Девочка обернулась, чтобы крикнуть что-то радостное маме, но не увидела ее. Деревья сомкнулись, отрезав путь назад. Вместо мамы из чащи появился он. С виду добрый и знакомый, но по набежавшему холоду и сгустившейся тьме она догадалась, что он не такой. Она отпрянула, готовая забежать в воду, но неожиданно уперлась спиной в холодную стену. Солнце исчезло, а она вдруг оказалось голой, беззащитной и отчаянно пыталась прикрыть себя ладошками. А его руки тянулись к ней, медленно, неумолимо… И она закричала! Софья проснулась в холодном поту. Сначала не сообразила, где находится, замахала руками, отбиваясь от страшного наваждения, и наткнулась на тросик. Дернула — другой конец был прикреплен к стене. Она все вспомнила и зарыдала. Сколько проплакала, не знает. Еще вчера у нее был телефон, чтобы не опоздать на урок, и солнце над головой, чтобы знать, день сейчас или ночь. Теперь она привязана к бетонной стене в жутком подвале, ее время остановилось, а вместо солнца у нее жалкий фонарик. Софья растерла слезы по щекам сжатыми кулачками, подобрала фонарик, светивший ей в колени. Повела лучом от себя. Странно, раньше в свете фонаря она хорошо видела противоположную стену с запертой дверью, а сейчас в круг света попадает только столик с пирожным и колой. У нее портится зрение или это фонарик стал тусклым? А вдруг он сломается. Она в страхе выключила фонарик, чтобы не разряжались батарейки. Но в темноте ей стало еще страшнее, по телу поползли мурашки холода. Она включила фонарик, отогнала мрачные видения. Стало чуть лучше. Но все равно очень плохо. Хотелось есть, а еще больше пить. Перед ней красовалось пирожное с любимыми ягодами малины и бутылочка с колой. Она встала, шагнула к столику. Тросик натянулся и врезался в кожу. Девочка вытянула руку, пытаясь достать заветную бутылку, но как не извивалась, все равно не хватало нескольких сантиметров. Софья в бессилии упала на матрас. Тонкий тросик оставил горящую полоску на животе. Девочке хотелось плакать, но слез уже не было. Вспомнилась его слащавая улыбка, когда он специально отодвинул стол и побуждал ее к хорошему поведению. Все хорошее в ее жизни исчезло вчера, когда она села в его машину. Занятия в музыкальной школе закончились, мама опять опаздывала, она зашла в кафе, хотя денег у нее не было. Изучила красивую витрину, представляя, как подносит ко рту красивые сладости, облизнулась и вышла на улицу. И тут он предложил подвезти ее к дому. Софья знала этого человека и согласилась. Грела мстительная мысль. Мама может прийти в любую минуту, но она уедет и ничего ей не скажет, пусть поволнуется. Следующий раз будет приходить вовремя или давать деньги, чтобы она могла беззаботно ждать ее в кафе. В машине он угостил ее бутылкой колы. Шипучка была теплой, ударила в нос. Он ухмыльнулся, а ее вдруг стало укачивать. Как ехали дальше, она не помнит. Очнулась в подвале от острого запаха, пронзившего нос. Он отбросил ватку с нашатырем и придвинулся к ней. Она почувствовала его руки на своем теле и увидела, что полураздета, а трусики на ней спущены. В голове было мутно, он сопел рядом, терся о нее и стонал. В проблеске света фонарика она увидела то мужское, что никогда не видела по-настоящему, оно было большим и мерзким. Ей стало жутко противно, она закричала и стала отбиваться. Такое поведение ему не понравилось, и он сдавил ей шею, требуя послушания. У нее помутнело в глазах до кровавого тумана, и он ослабил хватку. Теперь она понимала, что кричать смертельно опасно. Чтобы выжить она должна перетерпеть гадкие прикосновения. Она беззвучно плакала, закрывала глаза и отворачивалась. Когда все закончилось, она надеялась, что он ее отпустят, бросит и уйдет. Он ушел. Но предварительно пристегнул ее к стене тросиком для велосипеда. Затянул трос на талии, швырнул к ногам бутылку воды и пообещал, что скоро вернется. Оставшись одна, она поначалу обрадовалась, а потом ей стало страшно. Она пробовала кричать, звать на помощь, но вскоре осипла. Выпила воду и снова закричала, но уже без прежнего энтузиазма. Никто ее не слышал. Она постаралась расстегнуть замок на тросике, возилась долго, но лишь сломала до крови ноготь. И в бессилии упала на матрас. Через какое-то время он снова пришел, и стало еще страшнее. Он схватил ее за попу растопыренной ладонью и полез целоваться, нашептывая какие-то мерзости про любовь. Девочка отворачивалась и скулила. Он оттолкнул ее, поставил на стол пирожное и колу и объяснил, что с ним надо дружить, а если она будет продолжать брыкаться и плакать, то не получит еду. Она не кричала, но не могла сдержать слезы. Тогда он ушел, оставив ей пирожное, на которое можно было только смотреть. Сколько времени с тех пор прошло, она не знает. Сердце кричало. Мама, мамочка! Где ты? Забери меня отсюда! Хочу домой.