Джоана припомнила, что как-то раз, когда она забирала от постояльца почти нетронутый обед, он, погруженный в свои думы, произнес “О, Мари, Мари!” Это заявление заставило Стенли покраснеть, отца Франциса – нахмуриться, короля – внимательно взглянуть на заключенного, а Изабелла многозначительно вскинула брови. “В котором часу ваш жилец покинул дом в ночь убийства?” – продолжил заместитель настоятеля. “Колокол кафедрального собора прозвонил одиннадцать раз”, – дружно ответили Педро и Джоана. “Когда он улегся спать?” “С заходом солнца, Ваша честь”. “Он звал вас, просил огня?” “Э-э-э…” – издал Педро неопределенный звук, а Джоана промолчала. “Вспоминайте и отвечайте! – строго приказал отец Францис, – вы свидетельствуете под присягой, церковь наказывает за ложь!” “Он просил огня, но…” “Но вы не сочли нужным исполнить просьбу в поздний час! – грозно проговорил отец Францис, – а между тем, квартирант ваш утверждает, что отправился на поиски меча, и если это верно, значит, оружия не было при нем, и, стало быть, он не убивал! Принеси вы огонь, и мы бы знали с ваших слов, действительно ли он невооруженным покинул дом. Ваша нерадивость послужила во вред суду и заключенному и в помощь настоящему убийце!” “Из слов сеньора Педро и сеньоры Джоаны, – продолжил отец Францис, – можно заключить, что Стенли спал от захода солнца до одиннадцати вечера, и сон его был весьма глубок, и его не могли разбудить на ужин. Весьма странное поведение преступника за час-другой до исполнения задуманного зла. И зачем требовать огня полночному убийце, торопящемуся покинуть дом навстречу своей жертве? Я думаю, свидетельства домохозяев говорят в пользу невиновности Артура Стенли”. “Ваш вывод, отец Францис, логичен, однако, вес его не решающий, – возразил глава Святой Эрмандады. Возможно, выходя из дома сеньор Стенли не имел преступной цели, но ведь есть его признание о ненависти и желании мести! И разве не свойство натуры человека поддаваться соблазну удобного момента?” “Брат, вы возражаете резонно, но все же мы сохраняем надежду на невиновность. Ибо признание сеньора Стенли во вражде и жажде мести не доказывает, что он убил!” – заметил отец Францис. “Сеньор Педро, – продолжил заместитель настоятеля, – вы можете подтвердить, что квартирант ваш спал от захода солнца до одиннадцати часов? Не забывайте о присяге!” “Я помню о присяге, Ваша честь, – ответил запуганный старик, – я не осмелюсь поклясться, что жилец спал все это время. Мы с женой выходили к соседям. Когда вернулись, Джоана пыталась предложить ему отличный ужин, но он спал все в той же неизменной позе”. “Во время вашего отсутствия кто-нибудь был дома?” “Девушка Бета сидела за работой в комнате этажом ниже”. Пригласили девушку. Обмерев со страху, она отвечала тихим слабым голосом. Бета сообщила, что незадолго до девяти часов ей послышались крадущиеся шаги и звук закрываемой двери наверху в комнате Стенли. Услыхав эту новость, король и заместитель настоятеля разочарованно переглянулись, а лицо главы Святой Эрмандады выразило удовлетворение. В глазах Артура Стенли засветилась надежда. “Сейчас ваше слово, сеньор Стенли!” – воскликнул король. “Благодарю вас, мой король! Нет ничего невероятного в словах девушки. Я уверен, что в мое вино подмешали сонное снадобье, и некто, чьи шаги слышала Бета, пробрался в мою комнату, пока я крепко спал, украл мой меч, чтоб совершить убийство и направить правосудие по ложному пути. Нелепо предполагать, что шаги принадлежали мне, и я вышел из дома, убил, затем вернулся и вновь улегся спать – где время взять на все? На нелепостях мир стоит, но лучше обойтись без них! А, главное, лишь безумие погонит убийцу назад к телу жертвы, удерживая от попытки скрыться!” “Название сему безумию – совесть! – гневно воскликнул глава Святой Эрмандады, обращаясь к арестованному, – она по принуждению Божественного духа вселяется на миг в злодейское сердце и вопреки его воле возвращает убийцу к жертве, дабы не позволить избежать ему горького финала! Я думаю, отец Францис, для обвинения сеньора Стенли нам не хватает лишь подтверждения заранее обдуманного замысла!” “Прошу прошения, брат, – возразил отец Францис, – но вывод этот мне кажется поспешным. Замечание арестованного правомерно, и нельзя им пренебречь. Встать, уйти, убить, вернуться, вновь притвориться спящим – не коротко ли время отлучки Педро и Джоаны? Да и Бета не слыхала шагов во второй раз, а ведь она уже была настороже!” “Мы можем принять сии рассуждения, почтенный отец, – сказал глава Святой Эрмандады, – но разве есть у нас доказательство того, что убийство не было совершено после одиннадцати часов незадолго до обнаружения доном Алонзо тела убитого Фердинада Моралеса и находившегося тут же Артура Стенли?” Отец Францис вызвал слугу дона Фердинанда Моралеса и спросил, в котором часу его покойный хозяин покинул дом. Слуга без колебаний ответил, что это произошло ровно без четверти девять – как раз звенел соборный колокол. “Однако, это рано, – заметил отец Францис, – ведь король назначил время в десять, а путь верхом не занял бы более двадцати минут, пешком – около сорока минут”. “Да, Ваша честь, – сказал слуга, – это рано, но это было так. Могу поклясться в этом, да и конюх подтвердит мои слова”. Конюх удостоверил и добавил, что господин его не велел готовить лошадь – намерен был идти пешком и прежде частенько так поступал. Затем слуга и конюх принялись сокрушаться о гибели и восхвалять добродетели любимого хозяина. Они утверждали, что в час перед уходом Моралес выглядел больным, и тревога звучала в голосе его. Тут в сердцах людей вновь возгорелся гнев, который сменился было интересом к судьбе обвиняемого. “Итак, ваш господин вышел из дома без четверти девять, – обратился отец Францис к слуге и конюху, – в котором часу, по вашему, он мог достичь Одинокой улицы?” “В десять-пятнадцать минут десятого, если нигде не задерживался по дороге”, – прозвучал уверенный ответ. “Поскольку дон Фердинанд Моралес не явился к назначенным десяти часам, то расчет времени указывает на свершение убийства между девятью и десятью. Никто уверенно не слышал, как обвиняемый выходил из дома ранее одиннадцати, и, принимая сие за истину, мы заключаем, что преступление свершилось до появления сеньора Стенли на месте злодеяния!” – сказал отец Францис. “Однако мы не имеем доказательств того, что дон Фердинанд Моралес не задержался по дороге, – возразил глава Святой Эрмандады, – его домашние не могут этого утверждать”. “Убитый известен своею аккуратностью. Нелепо думать, что он готов был опоздать к монарху на совет”, – заметил заместитель настоятеля. “Никто не станет думать так! – воскликнул глава Святой Эрмандады, – но, святой отец, ведь он был болен! Разве не об этом говорили нам слуга и конюх? Недуг мог задержать его, однако, повинуясь чувству долга, дон Фердинанд Моралес решил хоть с опозданием, но прибыть к королю, и на Одинокой улице встретил сеньора Стенли и свою смерть!” Отец Францис велел позвать королевского лекаря. Вошел одетый в черное почтенный человек. “В котором часу вы осмотрели тело Моралеса, и можете ли вы судить о часе кончины?” – задал вопрос заместитель настоятеля.