— Ты хочешь поговорить? — Спросил Даррен, зависнув в дверях. — О папе? Я покачала головой. — Ты уверена? Я непонимающе уставилась на него. Я не была уверена, чего он ожидал от меня. Довериться ему? Я так и думала. Он был таким же незнакомцем для меня, как и бесчисленные авторитетные фигуры, с которыми я была вынужденв аразговаривать. Лгать. — А как же Джоуи? — Я задала вопрос, который был для меня самым важным. — Где он? Даррен тяжело вздохнул. — Я не знаю. — Ну, он был дома? — Спросила я, мой тон стал жестче от моего возмущения. — Он спал здесь с тех пор, как ты вернулся? Он покачал головой. — Не видел его с тех пор, как попала в больницу. — Ты звонил его девушке? — Спросила я, чувствуя, как бешено колотится мой пульс. — Ты не знаешь, он с Ифой? — Джоуи сам себе хозяин, — ответил Даррен. — Он взрослый. Ему больше восемнадцати… — Едва ли, — выдавила я. Их устраивало отсутствие Джоуи. Без Джоуи все вернулось бы на свои места. Джоуи был осложнением, с которым ни мама, ни Даррен, казалось, не хотели иметь дела. — На Рождество ему исполнилось восемнадцать, и он все еще учится в школе. Вряд ли это делает его взрослым. — Шэннон, если он хочет остаться в стороне, я ничего не могу с этим поделать. — Он не хочет оставаться в стороне, Даррен, — огрызнулась я. Мы все были продуктом нашего окружения. А Джоуи? Джоуи разозлился. — Он не хочет находиться с ней в одном доме! — Ну, нравится ему это или нет, но так случилось, что она его мать, — огрызнулся Даррен. — У него есть комната в этом доме, если он этого захочет. Дверь для него всегда открыта. Это его выбор, если он хочет действовать, а не сотрудничать. Я не могу заставить его остаться. — Действовать? Не сотрудничать? — Я сузила глаза и подавила желание закричать. — Он делает это, потому что ему больно, и никто его не слышит. — И особенно ты! — Тогда ему нужно сесть и рассказать о том, что он чувствует, — простонал Даррен. — А не бегать вокруг, стуча кулаками по своей окровавленной груди. — Он провел рукой по своим темным волосам, явно расстроенный. — Я хочу помочь ему, Шэннон. Я хочу. Но я не смогу этого сделать, если он не позволит мне. Я открыла рот, чтобы ответить, но вместо этого просто покачала головой. Не было смысла продолжать этот разговор. Даррен не понял. Он либо не мог, либо не хотел смотреть на это с точки зрения Джоуи, и я больше не тратила свою энергию, пытаясь убедить его. — Ты подводишь его, — прошептала я, не в силах остановить поток слов, — Так же, как и они. — Шэннон. — Даррен вздрогнул, как будто я физически ударила его, и, думаю, так и было — если говорить правду. — Я здесь ради всех вас, — выдавил он. — Ради всего, что вам нужно. Днем или ночью. Да, все мы, кроме Джоуи. — Тогда могу я воспользоваться твоим телефоном? — Спросила я, уже зная ответ, прежде чем задать вопрос. Сузив глаза, я добавила: — Ты сказал, что будешь рядом, если мне что-то понадобится. Что ж, прямо сейчас мне нужно позвонить. Мой брат напрягся. — Если это для того, чтобы позвонить ему, то нет. Ты слышала маму. Мне не нужно было уточнять, кого он имел в виду. Мы оба знали, что он имел в виду Джонни. — Тогда могу ли я получить свой собственный телефон? Даррен раздраженно вздохнул. — Шэннон, прямо сейчас нам нужно сосредоточиться на семье. Социальные работники дышат нам в затылок, а полиция — в задницу. Нам не нужны лишние хлопоты. Я знаю, ты считаешь, что мы несправедливы, но пока так и должно быть. — Тогда мне ничего от тебя не нужно, — холодно ответила я. — Кроме как закрыть за тобой дверь. — Шэннон… — Она ошибается на его счет, — прошипела я, уже слыша все это раньше. Прошло три дня с тех пор, как я видела Джонни в последний раз. Три дня с тех пор, как он приехал в больницу навестить меня. И три дня с тех пор, как моя семья решила, что это плохая идея. Маме Джонни никогда не нравился, и теперь я знала почему. Он заставлял ее нервничать. Он слишком много знал, и это пугало ее. Так и должно быть. — И ты это слушаешь. — Я ничего не слушаю, — устало ответил он. — Я даже не знаю этого парня. — Вот именно, — прошипела я. — Ты его не знаешь. — Я знаю, что мама права насчет того, что ты сейчас находишься в уязвимом душевном состоянии, — вмешался он. — Привязываться к нему вредно для здоровья. — О боже мой. — Я закрыла глаза и поборола желание протянуть руку и что-нибудь сломать. — Вы оба отвратительны. — Резко открыв глаза, я уставилась на своего брата. — Он мой друг, Даррен. Мне разрешено иметь друзей, ты же знаешь! — Друг, которого твой учитель застукал в какой-то раздевалке верхом на тебе с юбкой вокруг талии? Я покраснела, как свекла. Черт бы вас побрал, мистер Малкахи. — Мы целовались, — выдавила я. — Это оно. — Я не осуждаю тебя, Шэннон, я подвергаю сомнению твое суждение. Это большая разница, — поспешил сказать он. — Человеку на твоем месте, пережившему тяжелую травму и пренебрежение, было бы очень легко с головой окунуться в то, к чему ты эмоционально не готова, потому что вты почувствовала вкус привязанности. И… — осторожно добавил он, — кому-то было бы очень легко воспользоваться человеком в таком состоянии духа. — Ты так ошибаешься насчет него… — Просто выслушай меня, ладно? — он снова перебил. — Я говорю это не для того, чтобы причинить тебе боль. Я просто пытаюсь, чтобы ты осознала. — Тон его голоса был мягким и нежным, но его слова были покровительственными, и мне стало не по себе. — Тебе шестнадцать, — продолжил он. — Ты прошла через ад, и вдруг рядом появляется молодой парень, который говорит все нужные вещи, заставляя тебя чувствовать себя желанной и живой. Я понимаю это, Шэннон, правда. Мы все это проходили. Но тебе нужно сделать шаг назад, подумать о том, что ты делаешь, и о том, почему ты чувствуешь себя так, как сейчас, прежде чем перепрыгнуть через пропасть, с которой уже не сможешь вернуться. Я не хочу, чтобы ты делала что-то, о чем потом будешь сожалеть. — Ты не понимаешь, — прошептала я. — Я понимаю это. Все в мировой истории понимают это. Ты думаешь, что влюблена. Ты убеждена, что этот мальчик будет тем, кто спасет тебя. Но это не реально. Это все гормоны и боли роста. — Даррен устало вздохнул. — Твои эмоции усиливаются, когда ты подросток, и особенно из-за того, через что ты прошла. — Я не могу поверить, что эти слова действительно слетают с твоих губ, — прошипела я, чувствуя себя так, словно на меня напали. — Это связь после травмы, — продолжил он. — Может быть, не полностью, но ты определенно привязываешься к нему. — Потому что я люблю его, — отрезала я, теряя хладнокровие. Дико моргая, когда поняла, что сказала, я подумала, не взять ли свои слова обратно, прежде чем собраться с духом. — Я люблю его, — повторила я, на этот раз тверже. — И это не имеет никакого отношения ни к травме, ни к моей семье, ни ко всему, что связано с ним! — Ты еще ребенок, Шэннон, — вздохнул Даррен, еще раз принижая меня. — Ты еще даже не знаешь, что такое любовь. — Ты закончил? — Я невозмутимо спросила, чувствуя, как подступают горячие слезы. — Потому что теперь ты можешь идти. Даррен постоял в дверях еще целую минуту, глядя на меня так, словно хотел что-то сказать, но не стал. В конце концов, он покачал головой и повернулся, чтобы уйти. — Я буду внизу, если понадоблюсь. 12 Я ОДна ШэННОН Я вернулась домой из больницы меньше недели назад, а в нашей только что сформировавшейся семейной ячейке уже начали появляться трещины. Мама была замкнутой, и когда не была на работе, большую часть времени проводила запершись в своей спальне или сидя, как зомби, за кухонным столом, куря сигареты и уставившись в никуда. Для нас в этом не было ничего нового, но без Джоуи, который мог бы компенсировать это, в доме царила анархия. Казалось, не имело значения, что говорил или делал Даррен; Олли и Тадхг не были впечатлены и постоянно бросали ему вызов. Даже маленький Шон сопротивлялся нашей новой установке. Он ни с кем не перемолвился ни словом с тех пор, как ушел папа. Я знала, что Даррен старается, и часть меня сочувствовала моему старшему брату, но большая часть меня была непогрешимо предана Джоуи. Джоуи не появлялся дома уже несколько дней, и его заметное отсутствие в повседневной жизни наших младших братьев, к чему они привыкли, привело к замешательству и бунту. У меня было такое чувство, что Даррен жалеет о том, что вообще вернулся домой. Он рос как снежный ком под давлением роли, которую взял на себя, тонул в счетах и долгах, которые опрометчиво накопили наши родители, и задыхался в ответственности по уходу за младшими братьями и сестрами и слабой матерью. Помимо встреч с адвокатами, занятий с консультантами и визитов на дом представителей социальных служб и полиции, мальчики по-прежнему проводили тренировки и матчи почти каждый вечер. У них был распорядок дня, который нужно было соблюдать, и даже с помощью няни одному человеку было нелегко справиться. Давление было огромным, и без Джоуи, который мог бы все уладить, как он обычно делал, и направить Даррена в нужное русло, стали проявляться трещины и накаляться страсти. Единственной хорошей частью во всей этой неразберихе было то, что наш отец все еще отсутствовал. Плохой частью было то, что в глубине души я знала, что моя мать тоскует по нему. Она тосковала по человеку, который превратил нашу жизнь в муку. Это дало мне мало надежды на долгосрочное будущее без него. Без телефона или Джоуи у меня не было возможности связаться с внешним миром. Четыре месяца назад это бы меня нисколько не обеспокоило. Четыре месяца назад я была бы рада свернуться калачиком под своим пуховым одеялом и спрятаться от большого, плохого мира. Но это было до Томмена. Это было до Джонни. Я поняла, что со мной что-то происходит, что-то сдвигается глубоко в моем сознании, и впервые в жизни я почувствовала беспокойство. Я чувствовала, что хочу натянуть цепи, приковывающие меня к этому дому, и вырваться на свободу. Я понятия не имела, откуда взялась эта идея, но она была там, она была реальной, и это побуждало меня отряхнуться и дать отпор. Быть храброй и изменить эту жизнь к лучшему для себя. Даже предупреждения из полиции, призывавшие меня оставаться дома, пока они ищут моего отца, или постоянный шепот мне на ухо мамы и Даррена не смогли отговорить меня от страстного желания вырваться на свободу. Мне показалось странным, что сейчас, когда на моем теле больше синяков, чем когда-либо прежде, я хотела раздвинуть границы, но именно это и происходило. — Ты что-нибудь слышала от Джоуи? — Голос Тадгха прервал мои мысли, вернув меня в настоящее. Я резко обернулась и увидела, что он прислонился к стене ванной, скрестив руки на груди, и наблюдает за мной. — Нет, — ответила я, поворачиваясь лицом к зеркалу, в которое смотрела до того, как он отвлек меня. — Нет. — Свободной рукой я провела пальцами по волосам, вздрогнув, когда боль рикошетом пронзила кожу головы. — Я не видела его с тех пор, как попала в больницу. Ты это знаешь. — И ты не волнуешься? — он нажал, тон его стал жестче. — Или тебе похуй, как и всем остальным? — Ты знаешь, что мне не все равно, Тадхг. — Заставив себя успокоиться, я потянулась за ножницами, которые держала в руке, и попробовала еще раз. — Я много переживаю. — Почему он не возвращается домой, Шэн? Мне хотелось закричать, потому что она здесь, но я сдержалсась и вместо этого выдавила: — Я не знаю, Тадхг. — Что ты делаешь? — затем спросил он рассеянно.