19 ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ПОЦЕЛОВАТЬ МЕНЯ ИЛИ НЕТ? ДЖОННИ Я выиграл битву лучшей подруги против парня, и это было чертовски потрясающе. Первый раунд за мной. За исключением того, что я даже не был уверен, был ли я ее парнем. Бойфренд; это было глупое слово. Господи, мне нужно было взять себя в руки. Теперь, когда я наконец остался с Шэннон наедине, я не знал, что делать. Раньше она выглядела такой неуверенной, что это задело мою совесть до такой степени, что я отступил. Я хотел поцеловать ее, но не знал, хочет ли она, и это было проблемой для меня. Потому что вопреки предположениям Клэр, я не хотел торопиться. Я не хотел вываливать на нее свои чувства и пользоваться преимуществом. Все в жизни Шэннон изменилось так радикально и за такой короткий промежуток времени, что я не хотел ошибиться с ней. Но больше всего я не хотел, чтобы она сожалела обо мне. И вот мы снова здесь, на моем диване, и между нами нет никаких секретов или тренировок, на которые можно было бы поспешить. Нет, все, что сейчас стояло между нами, — это страх перед неизвестностью. Впервые почти за восемнадцать лет я почувствовал, что стою на поворотном перекрестке в своей жизни. Мне не нужно было спрашивать себя, каким путем я собираюсь пойти — мои ноги уже двигались к ней, — но я был в замешательстве, потому что знал, что путь будет коротким. Если мой отец и врачи были правы, и мне действительно удастся попасть в команду в июне, то это означало, что у меня осталось два месяца с ней. Два месяца, и я бы уехал отсюда. Наступит июнь, и я бы свернул с этого пути. Внезапно перспектива появления U20 перестала быть такой привлекательной, как раньше. Узкое видение, которым я жил всю свою жизнь, когда в поле зрения был только регби, теперь было затуманенным и расплывчатым. Попытка поступить правильно для моего будущего и то, что было правильно для моего настоящего, было причиной, по которой я так чертовски переживал из-за этой девушки. Я просто хотел провести с ней время. Подальше от ее семьи и регби. Подальше от всего. Только я и она. Я хотел поставить свою жизнь на паузу и просто сохранить ее. Сильные слова для человека моего возраста, но я доверял своим инстинктам и интуиции. Все это подбадривало меня, уверяло, что я по уши в деньгах, потому что эта девушка была именно той, кто мне нужен. Ту, которую я должен был сохранить. Я мог бы пробраться сквозь гору кисок, и это ничего бы не значило, потому что я почувствовал к ней что-то. — Ты в порядке? — Голос Шэннон прервал мои мысли, и я перевел взгляд с огня, потрескивающего в камине, на ее лицо. Она сидела, прислонившись спиной к подлокотнику дивана, укрытая одеялом, которое я набросил на нее несколько часов назад. Она свободно обхватила колени руками и выжидающе смотрела на меня. Не в состоянии вспомнить ни слова из того, что она мне только что сказала, я провел рукой по волосам и потянулся. — Прости, что ты сказала? — Час назад ты встал, чтобы подбросить угля в камин, и с тех пор не сводишь глаз с каминной полки, — объяснила она своим мягким голосом. — Фильм закончился, Джонни, и телевизор отключился. — Черт возьми, правда? — Я огляделся и заметил, что мы сидим в темноте, и комнату освещает только огонь в камине. — Извини. Должно быть, я отключился. Шэннон озабоченно нахмурилась, и я почувствовал, как ее нога погладила мое бедро. — Это из-за лекарства, которое ты принимаешь? — Ее голос был пропитан сочувствием, пальцы ее ног успокаивающе поглаживали мое бедро. — Это тебя не вгоняет в сон? — Нет, дело не в лекарствах. — Дело в том, что я провел дни, репетируя в своей голове то, что хочу тебе сказать, и теперь я не могу произнести ни слова. — Я не знаю, что со мной случилось. — Ты случилась со мной, и теперь я в полной заднице. — Я просто говорю на пустом месте, я думаю. — Потому что мы сидим здесь всю ночь и до сих пор не обратились к слону в комнате. — Прости, Шэн. Что бы я ни сказал, это вызывало у нее улыбку, и я приподнял бровь. — В этом есть что-то смешное? — Ты назвал меня Шэн, — сказала она, ухмыляясь. Да… Я улыбнулся ей в ответ. — И что? — Мои друзья зовут меня Шэн, — объяснила она. — Ну, девочки и Джоуи. — Разве я не твой друг? — Поддразнил я, поворачиваясь к ней лицом. — Или это ласкательное прозвище предназначено только для членов твоего ближайшего окружения? — Нет, нет, ты из моего круга, — выпалила она, а затем поморщилась. — Я имела в виду, что ты из моего круга. В моем кругу — не принадлежат к моему кругу. — Она уронила голову на руки и застонала. — Фу, я плохо лажу с людьми. Смеясь, я сунул руку под одеяло и схватил ее за ногу. Хуй знает, зачем я это сделал, но теперь ее кровоточащая нога была у меня в руке, так что я подчинился. Гибси был прав; у меня были проблемы с тем, чтобы брать вещи, которые не принадлежали мне. — Расслабься, — сказал я, кладя ее ногу себе на колени. — Я знаю, что ты имела в виду. Взгляд Шэннон метнулся туда, где я держал ее ногу у себя на коленях, и я подождал, что она сделает дальше. Если бы она отстранилась, я бы позволил ей. Но она этого не сделала. Вместо этого она высунула вторую ногу из-под одеяла и положила ее мне на колени другой. Ее глаза снова метнулись ко мне, явно ожидая моей реакции. Я отреагировал тем, что положил руку ей на ноги и слегка сжал ее колено, все время не сводя с нее глаз, выискивая малейший намек на что-либо, что могло бы выглядеть как сомнение. — Могу я задать тебе вопрос? — Я набрался смелости сказать. Когда она кивнула, я выдавил из себя эти слова. — Что ты чувствуешь… ко мне? Ее глаза расширились. — К тебе? — Да. — Я глубоко сглотнула. — Ко мне. Шэннон молчала так долго, что я испугался, что она не собирается мне отвечать, но потом она заговорила. — Иногда мне кажется, что я застряла, — тихо призналась она, опустив взгляд туда, где я держал ее за ноги. — Как будто я застряла в одном и том же месте и тону. — Сложив руки вместе, она продолжала говорить, распаляя меня своей правдой. — Я как будто наблюдаю, как поднимается вода, и она поднимается все выше и выше. Я вижу, как она надвигается на меня, уносит меня под воду. — Дрожа, она прикусила губу. — Это ужасно. — Держу пари, — хрипло ответил я, проводя кончиками пальцев вверх и вниз по ее обтянутому джинсами колену, не зная, что еще сказать, и боясь сказать что-нибудь не то. — А потом ты входишь, и это отступает. — Вздернув подбородок, она посмотрела мне прямо в глаза и прерывисто выдохнула. — Ты появляешься, и все плохое просто… уходит на некоторое время. Я чувствовал на себе ее взгляд, и это вызывало медленный пожар, разгорающийся внутри меня. Моя кожа была горячей, мое тело напряглось от разочарования и возбуждения. Я так облажался. — Вот как ты заставляешь меня чувствовать, — прошептала она, голубые глаза прожигали мне путь прямо в душу. — Лучше. Живее. Бесплатно. Безопасно. Важно. Я чувствую, что могу дышать впервые за несколько дней, и это только потому, что ты здесь — потому что я с тобой. — Затем она поморщилась, как будто ей только что пришла в голову болезненная мысль. — Но я рушу твою жизнь, — добавила она тихим голосом. — Я втянула тебя в неприятности в моей семье и мне очень жаль за это. Осторожнее, Джонни. Будь действительно чертовски осторожен со своими словами, парень. Она была закрытой книгой, которую мне чудом удалось открыть. Я не собирался совершить ошибку, и страницы захлопнутся у меня перед носом. — Я не могу вспомнить, как это началось или когда я была поглощена тобой до такой степени, что мне казалось, будто я задыхаюсь в твоем горе, — наконец сказал я, когда слова снова нашлись во мне. — Но я знаю, что никогда не хочу возвращаться к тому, что было до тебя. Она была такой сильной, такой жизнерадостной и даже не подозревала об этом. Я не мог представить, что она пройдет через то, что пережила, и снова встанет на ноги. Но вот она здесь, готовая довериться мне, покидает свой дом этим вечером, хотя ее отец все еще был рядом. Я имею в виду, это должно было задурить ей голову, верно? Но она не позволила этому сломить ее. Девушка была воплощением семи падений и восьми вставаний. Что бы ни выпадало на ее долю, она всегда отряхивалась, поднималась на ноги и пробовала снова. — Я просто так устала быть здесь, — призналась она тихим голосом. — Знаешь, я пытаюсь просто смириться с этим. Не зацикливаться и просто быть благодарной, но я не благодарна и не могу двигаться дальше. Я чувствую, что все еще в ловушке, и с каждым днем я все ближе к тому дню, когда меня здесь больше не будет. Я не понимал, поэтому не собирался говорить ей, что понимаю. Я понятия не имел, с чем она имела дело и как она вообще справлялась. Все, что я мог сказать, было: — Я здесь. — И я был бы здесь. — Он диктует мне правила, Джонни. — Шэннон сморщила нос, сделала несколько неглубоких вдохов, а затем выпалила: — Еще правила. Больше законов… — она тяжело вздохнула и добавила: — Больше приказов, которым нужно подчиняться. Да, я собирался сорваться. Дыши, Джонни. Сделай гребаный вдох, парень. Мне потребовалось мгновение, чтобы переварить то, что она сказала, и еще много времени, чтобы обуздать свои эмоции и возникшую во мне внезапную и отчаянную потребность атаковать. — Даррен? — Наконец мне удалось спросить. Она слабо кивнула. — И я знаю, что у него добрые намерения, но я просто… я так устала от того, что меня контролируют. — Дрожа, она добавила: — Когда я проснулась на той больничной койке, живая и дышащая, я пообещала себе, что никому не позволю управлять мной так, как это делал он. Я поклялась, что никогда не позволю этому случиться снова. — Во-первых, ты не допустила, чтобы это произошло, Шэн, — сказал я ей хриплым голосом. — Это было вне твоего контроля. — В том-то и дело, — ответила она. — Меня тошнит от того, что все выходит из-под моего контроля, Джонни. — Да. — Я тяжело вздохнул. — Держу пари. — Знаешь, я до сих пор помню, что я почувствовала, когда впервые приняла душ в этом доме, — сказала она затем, мягко улыбаясь про себя. — Я просто очень долго стояла в твоей ванной и слушала. — Что? — Тишину. — Шэн… — Это трудно объяснить, — поспешила объяснить она. — Но я никогда не хотела покидать ту ванную, потому что я чувствовала себя в безопасности — я чувствую себя в безопасности с тобой. — Покачав головой, она прерывисто вздохнула и сказала: — И это ужасно, потому что это оказывает на тебя давление. Пошатываясь, я начал ломать голову над словами, которые, я знал, мне нужны, чтобы успокоить ее. Чтобы снова собрать ее воедино. Я не знал. У меня просто были чувства. Огромные гребаные чувства, которые душили меня и топили в одновременной картине вызывающего привыкание разрушения. Мои стены рухнули. Все, что я построил в попытке защитить себя от девушки, которая, я знал , уничтожит меня, рухнуло. — Никто меня ни к чему не принуждает, — наконец сказал я, чувствуя себя растерянным. — Ты в моем доме, потому что я хочу, чтобы ты была здесь. — Да? — На сто процентов, — сказал я ей. — И это не имеет ничего общего ни с чем, кроме того факта, что я просто хочу, чтобы ты была здесь, со мной, Шэннон. — Ты уверен? — прошептала она. — Послушай, — сказал я, поворачиваясь всем телом, чтобы уделить ей все свое внимание. — Есть кое-что, что ты должна знать обо мне, и это то, что я не испытываю мимолетных чувств. Я не мимолетное, блядь, ничтожество — я так не работаю. Так что, когда я тебе что — то говорю или когда я что-то делаю, я говорю серьезно — я все продумал. И я говорю тебе, что хочу, чтобы ты была здесь, со мной.