Я почувствовал, как на меня снова накинули одеяло, а затем нежно поцеловали в лоб. — Спи, любимый. — Отец, — пробормотал я, засыпая. — Ненавижу это слово. 3 ПРОДОЛЖАЙ ДЫШАТЬ ШЭННОН — Шэн, ты меня слышишь? Джоуи? — Я прямо здесь. Я тебя не вижу. Я почувствовала, как чья-то рука скользнула в мою. — Просто останься со мной, хорошо? Мне страшно. — Пожалуйста, не бросай меня. Я не хочу. — Мы почти на месте, Шэн. Почти где? — Просто продолжай дышать, хорошо? Не дай мне умереть здесь, Джоуи. — Она дышит? Ифа — она дышит, детка? Пожалуйста… — Я не знаю, Джо… Там много крови. Помогите мне! — Просто помоги ей… — всхлипывает. — Заставь ее, черт возьми, дышать! Я не хочу умирать… 4 БРОСАНИЕ ГРОШЕЙ И РАЗОРВАВШИХСЯ БОМБ ДЖОННИ Когда я проснулся в понедельник утром, голова у меня была ясная, а на душе цунами боли. Независимо от того, какую сильную боль я испытывал, я знал, что не собираюсь жаловаться на это. Не тогда, когда была большая вероятность, что они снова пристрелят меня. Обезболивающее в виде жидкости, которую пустили по твоим венам, было плохой идеей. Без шуток, после операции я в основном сидел на заднице, кайфуя, как воздушный змей, потому что каждый раз, когда чертов доктор или медсестра проверяли меня, они считали необходимым нажать гребаную кнопку, прикрепленную к проводу в моей руке, и спустить в мой организм еще больше этого безумия. По словам команды врачей, с которыми я встретился ранее этим утром; помимо дыр в моем теле после операции, я был настолько расстроен и не желал сотрудничать в субботу, дергая за провода и пытаясь покинуть больницу, что было безопаснее держать меня частично под действием успокоительных, чтобы я мог отдохнуть и выздороветь. Мои родители и Гибси приходили и уходили все выходные, навещая мою сумасшедшую задницу, но я был совершенно не в себе, разглагольствовал и бесновался, как полоумный, кричал об отцах и мячах для регби. Да, это было чертовски неловко. Я был благодарен, что не могу этого вспомнить. Впервые за последние сорок восемь часов я пришел в себя, принял вертикальное положение, не обращая внимания на стреляющую боль в бедрах, и потянулся за телефоном с прикроватной тумбочки. К счастью, у кого-то хватило здравого смысла поставить его на зарядку для меня. Не обращая внимания на тарелку с едой, которую медсестры оставили на подносе у моей кровати, я моргнул, прогоняя сон из глаз, и прокрутил миллион пропущенных звонков и сообщений, которые я получил с тех пор, как моя жизнь рухнула поздно вечером в пятницу. Четыре пропущенных звонка и одно голосовое сообщение от тренера Деннехи. Иисус… Я содрогнулся при мысли о том, что он собирался мне сказать. Решив не быть мазохистом, я быстро двинулся дальше, вместо этого проверив остальных. Три сообщения от Фели. Пять звонков от Хьюи. Пара дюжин сообщений в групповом сообщении от парней из Академии. Еще миллион от парней из школы. Мой физиотерапевт. Одно от Скотта Хогана, одного из моих приятелей в Ройсе. Еще несколько от моего физиотерапевта, с которым я играл в клубе в Баллилаггине. Еще много звонков с неизвестных номеров или с номеров, которые я не сохранил в своем списке контактов. Два от мистера Туоми, директора Томмена. Одно от тренера Малкахи. Семь сообщений и двенадцать пропущенных звонков от Беллы. — Чертова Белла. — Расстроенный, я проигнорировал голосовые сообщения и прочитал бесчисленное количество сообщений с пожеланиями выздоровления, удаляя каждое по ходу дела, пока не остался с пустым экраном. От Шэннон ничего не было. Ни одного жалкого текстового сообщения. Справедливо, что у нее сейчас не было телефона, но у Джоуи был, и у него был мой номер. Разозлившись, я пролистал список контактов, нашел имя Джоуи швыряльщик и нажал на вызов. Гнев внутри меня возрастал с каждым звонком, который оставался без ответа. Когда я подключился к его голосовой почте, мне казалось, что я в двух секундах от взрыва. Под действием наркотиков или нет, я знал, что звонил ему по меньшей мере дюжину раз за выходные — я это хорошо помнил, — и то, что меня игнорируют, меня не устраивало. — Джоуи. — Сжимая телефон с большей силой, чем это было необходимо, я старался сохранять нейтральный тон, хотя меня переполнял гнев. — Мне нужно с ней поговорить. — Мне было насрать, как он это истолковал. Мне было уже похуй, что кто-то думает. У меня было неприятное ощущение внизу живота, от которого не могли избавиться ни сон, ни больничные лекарства. — Послушай… — Зажмурившись, я попытался быть дипломатичным и с треском провалился. — Я знаю, что происходит что-то хреновое. — Молодец, Джонни. — Это звучит безумно. Я знаю. Я знаю, окей. Но у меня ужасное предчувствие. — Господи, я был сумасшедшим. — Шэннон что-то сказала мне, или мне приснилось, что она что-то сказала мне, но это засело у меня в голове, и я не могу… Послушай, я уже даже не уверен, но мне нужно с ней поговорить. Мне нужно кое-что прояснить, ладно? Так что просто отвечай на мои гребаные звонки.. У меня в ухе раздался звуковой сигнал, сообщающий, что мое время истекло. — Мудак, — проворчал я, а затем уронил телефон на колени только для того, чтобы вздрогнуть от боли при прикосновении. Я осторожно достал телефон, положив его обратно на тумбочку, прежде чем поднять одеяло, одернуть больничный халат и впервые трезво, с ясной головой взглянуть на повреждения. Хм. Я склонил голову набок, изучая себя. Неплохо. Мои бедра, обе голени и пах были распухшими, уродливыми и покрытыми синяками, бинты прикрывали те части тела, которые были разрезаны, но три мои любимые части тела все еще были, так сказать, целыми. Мой член был там, и мои яйца составляли ему компанию. Нахмурившись, я изучал себя, чувствуя себя странно оскорбленным из-за того, что кто-то побрил мне яйца без разрешения, но решил не злиться из-за этого. Я провел впечатляющий полуфинал, вероятно, из-за волнения оттого, что все еще был цел и невредим, так что я воспринял это как победу. Благодарю тебя, Иисус. Снова прикрывшись, я вздохнул с облегчением и придвинул к себе поднос с едой, чувствуя, как аппетит возвращается с удвоенной силой. Ты в порядке, я продолжал мысленно повторять про себя, поглощая рашер, ты поправишься, ты вернешься на поле, и все будет хорошо. Но ее не будет, прошипел тихий голосок в глубине моей головы, и ты знаешь почему. Яростно вгрызаясь в очередной рашер, я продолжал останавливаться и обдумывать каждое мгновение, проведенное с Шэннон Линч, с того дня, как я нокаутировал ее своим мячом, до того момента, как отослал ее из этой комнаты. Я полагал, что это был механизм преодоления. Я избегал своих переживаний по поводу предстоящей терапии и перспективы проиграть в чемпионате до 20 лет. Я не мог думать о регби прямо сейчас. Если бы я это сделал, была очень большая вероятность, что у меня случился бы срыв, поэтому я сосредоточился на Шэннон Линч, зацикливаясь на каждой крошечной, незначительной детали, пока не был уверен, что взорвусь. Что-то не так. Что-то не так, и ты это знаешь. Открой свой гребаный разум и думай!