Подошел совсем близко, и сердце девушки замерло. Мужчина вгляделся в свет прожекторов за окном. — Что такое, папа? — едва слышно пробормотала она. И сделала шаг, встав между ним и злосчастной шторой. Из мыслей почему-то в голове крутилась лишь одна: «Пусть он ничего не заметит — ни моего волнения, ни запаха краски». — Да так, — отмахнулся отец, судорожно вглядываясь в пейзаж за окном. — Набезобразничал у нас кто-то, сейчас ребята разберутся. Ты не волнуйся. Он повернулся к ней, и Джема стыдливо опустила взгляд. И сердце снова предательски вздрогнуло: на полу, возле ее ног краснело несколько капель крови. Чьих? Естественно ее визитера. Подчиняясь какому-то неведомому инстинкту, девушка наступила на них босой ступней, чтобы скрыть от взгляда отца. И тот, увлеченный переживаниями, ничего не заметил: быстро коснулся губами лба дочери и поспешил к двери: — Сиди у себя, Джема. Никуда пока не выходи. — Хорошо, — не узнавая собственного голоса, отозвалась она. — Уже за полночь, ложилась бы ты спать. — Да, папа. Хлопнула дверь. Судя по звукам, суматоха во дворе лишь набирала обороты, и ее отец поспешил туда. Девушка, дрожа всем телом, медленно обернулась. Гость не стал дожидаться, когда она к нему обратится, и сам отдернул штору. Нахмурив брови и стиснув челюсти, парень внимательно смотрел на нее. Теперь, в свете ламп, она могла рассмотреть его внимательнее. Кожа визитера не была совсем черной. Просто смуглой или загорелой она тоже не была. Скорее всего, парень был метисом. Какао с молоком, мокаччино, светло-коричневый? Она перебирала в уме возможные названия оттенков его бархатной кожи, одновременно сжимаясь в комок от страха. — Как мне выйти? — Меж пухлых, сочных губ сверкнули белоснежные зубы. Джема не знала, что ответить. Провела взглядом по его напряженному лицу и скользнула вниз, отыскивая то, что ее беспокоило, наконец остановилась на изодранном рукаве. Еще несколько капель крови капнуло на пол. — Кровь, — хрипло проговорила девушка. Сглотнула и повторила: — У тебя кровь. Парень в недоумении поднял руку и повернул ее запястьем вверх. — Черт… Джема показала дрожащим пальцем на его шею: — Платок. Незнакомец, кривясь от раздражения, попытался содрать свободной рукой платок. — Подожди! В животе у нее всё оборвалось, когда она встала на цыпочки и потянулась к нему. Парень тоже заметно напрягся: застыл, вытянулся в струну, уставился на нее. — Вот, — прошептала она, снимая с его шеи платок и протягивая парню. Гость грубо выхватил его из ее пальцев и попытался завязать запястье. — Давай я, — предложила Джема. Он застыл с приоткрытым ртом, но сопротивляться не стал. Девушка спешно задернула край шторы, чтобы их силуэты не мелькали на фоне окна, и перехватила края платка. Завязав их аккуратным узелком, она вопросительно уставилась на него. Парень молчал и глубоко дышал. Вдыхал и выдыхал, но никак не мог вдохнуть как следует. Желудок всё еще колотило нервной дрожью. Ему хотелось оттолкнуть девчонку и попытаться спасти свою шкуру, поскорее сбежав из этого дома. А вместо этого он буравил ее взглядом и сердился, не понимая, почему она не сдала его, хотя могла. Да и должна была, но не сделала этого. И теперь Кей вроде как ей обязан. Так выходит? Да. А он жутко не любил быть кому-то обязанным. Это его злило. — Как мне уйти? — повторил он свой вопрос, бросив взгляд на дверь. Девушка, судорожно сцепив руки, кивнула, а затем, словно очнувшись ото сна, метнулась к выходу. Остановилась у двери, прислушалась, осторожно потянула ее на себя и выглянула в коридор. Чисто. — Направо, вниз по лестнице, снова направо через гараж. Когда ворота поднимутся, забор будет слева… Она говорила это, не глядя на него. А потом уставилась в его лицо с укором. Наверное, стоило что-то сказать, но Кей, ступая мягко и торопливо, прошел мимо нее и выскользнул в коридор. Джема проводила его взглядом, закрыла дверь и навалилась на нее. Сердце стучало набатом. Хотелось разреветься. Так страшно и так странно никогда не было в ее жизни. Девушка долго прислушивалась к звукам и голосам. Ждала, сама не зная чего. Стыд обжигал лицо. Зачем она помогла ему? Почему не сказала отцу? По какой причине этот парень влез к ним в дом? Что теперь будет? А когда с улицы раздались крики, она выключила свет и бросилась к окну. Успела лишь заметить, как ловкая черная тень взметнулась над забором и исчезла, подгоняемая лучом прожектора. Джема выдохнула. Облегчение клубящимся теплом разлилось по ее телу. Он смог. Успел, убежал. Кто он, этот темнокожий? Вор? Хулиган? Убийца? Почему тогда не причинил ей вреда? И почему она вела себя с ним так опрометчиво и смело? С трудом сдерживая волнение, девушка включила свет — ей страшно было снова оказаться в комнате, погруженной во тьму. Она прошла к столу, достала из ящика салфетку, наклонилась и промокнула капли крови, оставшиеся на полу возле балконной двери. Плотная портьера, кажется, все еще хранила легкий запах краски. Что же ему было нужно? Джема приоткрыла форточку, вслушиваясь в тревожные голоса. Ее отец рвал и метал, отчитывая охрану. Она слышала нецензурную брань, угрозы и приказы с наступлением утра избавиться от чего-то. Она не поняла от чего. Села, закрыла ноутбук и приказала себе успокоиться. Ничего не вышло. Кончики пальцев все еще горели от прикосновений к коже незнакомца, в пересохшем горле першило, поджилки мелко тряслись. Но стоило девушке поднять взгляд на тумбочку, как ее лоб прорезали тревожные морщинки: мамин кулон, который она сняла перед сном, исчез. 3 Джема не знала, сколько ей удалось поспать и удалось ли вообще. Сначала она ходила туда-сюда по комнате, прислушиваясь к голосам в доме, потом ее зашла проведать мачеха — Роза. Велела не волноваться и ложиться спать. Девушка сделала вид, что послушалась: закрыла окно, выключила свет, легла в постель, но ее продолжало лихорадить. Джема винила себя за необдуманный поступок. Она никак не могла понять, почему она так поступила. Ясно было одно: за свою доброту она заплатила единственным дорогим сердцу, что осталось от матери, — кулоном. Воспоминанием. Частичкой тепла, кусочком золота, всё еще хранившим энергетику человека, навсегда покинувшего этот мир. Никто не знал, но девушка иногда даже разговаривала с этим украшением. Лёжа перед сном, сжимала его и говорила маме, как сильно она по ней скучает. И хоть на мгновение, но ощущала рядом ее присутствие. Это могло показаться глупым, но для Джемы этот кулон значил очень многое — он оберегал ее. Она поднялась, когда еще не было и семи. Быстро сняла пижаму, надела заранее приготовленную для учебы форму: юбку, отглаженную белую рубашку, узкий галстук. Обула идеально начищенные лоферы, вышла из комнаты и побрела вниз. Сразу стало ясно: суматоха в доме продолжается. Из кабинета отца доносились недовольные крики — похоже, он отчитывал кого-то из своих подчиненных. Мачеха в гостиной разговаривала с кем-то по телефону, и тон ее голоса был чрезвычайно тревожным: — Нет. Его сейчас нет. Мы не станем комментировать эту ситуацию! Больше не звоните сюда! Проскользнув у нее за спиной, Джема направилась к двери. Уже по пути девушка заметила мелькающие за окнами фигуры охранников и каких-то людей в рабочей форме. Она и сама не знала, зачем шла туда и что надеялась увидеть. Может, искала ответы на какие-то вопросы? Но всё стало неважным, едва Джема переступила порог. Стремянки, ведра с краской, валики — этим была завалена территория перед домом. Несколько человек в форменных костюмах сооружали высокие строительные леса, другие размешивали краску в больших емкостях, все очень суетились, поэтому никто ее появления во дворе не заметил. Девушка сделала несколько шагов, пытаясь понять, что происходит, и заметила огромное красное пятно, тянущееся вверх по фасаду. Она поморщилась от ярких солнечных лучей, бивших прямо в лицо. Ей пришлось отойти еще немного подальше, чтобы охватить взглядом всю стену. А когда Джема приблизилась к розовым кустам и обернулась… она пошатнулась от увиденного. Солнце теперь было за ее спиной, и девушка отчетливо увидела, вокруг чего суетились люди, пришедшие в их дом с утра пораньше. Это была картина. Полотно. Иначе и не назовешь. И то, что на нем было изображено, буквально сбивало с ног. Ошеломляло, бросало в дрожь, приводило в неистовый ужас. Граффити четыре-пять квадратных метров выглядело огромным кровавым пятном на белом фасаде здания. Языки пламени, колеблемые ветром, поднимались к небу, озаряя стену багряным блеском. Они плясали, рисуя в воздухе светящиеся узоры и распространяя вокруг себя дикий жар. Горели темно-красным и ярко-оранжевым, мрачно тянулись в стороны и облизывали кровавыми бликами светлую поверхность кирпичной кладки. Но не пламя испугало девушку. Не оно заставило ее дрожать и коченеть от ужаса. А лица — детские лица, десятками отпечатавшиеся в глотке пожара. В подрагивающем желтом пламени они молили о пощаде, тянули руки и жалобно плакали. В их темных зрачках красными бликами отражалось безумное торжество огня. Они умирали, и их глаза смотрели прямо на нее — на Джему. В них стояла неподвижная, тихая, немая безысходность. Дети горели в огне. — Джема! — Из дома выбежала перепуганная тетя Роза и стремительно помчалась к ней. Девушка чувствовала, как слабеют ее ноги. То, что она увидела, ее поразило. «УБИЙЦА» — было выведено под рисунком. Рабочие пытались закрасить это слово — старательно возили кистями и валиками по фасаду, старательно прокрашивая швы. Один из охранников помогал подсоединить компрессор с пульверизатором, чтобы работа пошла быстрее. — Джема, зачем ты вышла?! — Женщина схватила ее за руки. — Я… — Девушка не могла отвести глаз от ужасающей картины. Она почти слышала, как кричат эти дети, как они зовут на помощь. Их лица были такими живыми, что гул в ее ушах звенел их тонкими голосами. — Что это? — Ты не должна была это видеть. — Роза покачала головой и потянула ее в дом. — Твой отец будет недоволен. Джема в последний раз взглянула на языки пламени, взбирающиеся вверх по стене к балконам.