Оссеан он ударить не мог. Поэтому ей — ему — и поручили высказать всю правду-матку. Всю, так сказать, неприкрытую правду. — Значит, всю эту лажу придумал Платон? Разобравшись, как функционируют вакуоли, он без труда открыл выход на балкон и вновь уставился на бесконечное колышущееся море гречихи. Ветер даже доносил жужжание пчёл… Искусственных пчёл, — напомнил он себе. — Фальшивых. Таких же, как и всё здесь. — У него не было связи с тобой несколько месяцев, — сказала Оссеан, вставая рядом у перил. — Но, как только он увидел первые кадры трансляции… — Всё, к чему прикладывает руку мой брат, становится ненастоящим, — сказал Мирон. Во рту, на языке, ощущалась кислая горечь. — Он не способен испытывать подлинные эмоции. — Он пожертвовал собой ради всего мира. — И это был точный расчёт. Не эмоции. Он просчитал, что так ему легче будет справиться с Призраками. Мирон вспомнил, с чего начался этот разговор и усмехнулся. — Я не буду вам помогать, — сказал он. — Не буду больше скакать по крышам на потеху толпе. — На самом деле, это и не потребуется, — улыбнулась Оссеан. — По тому материалу, что у нас уже есть, была составлена нейромодель, и теперь нам остаётся лишь придумывать достаточно захватывающие приключения Чёрного Ферзя, и выкладывать их на выделенном канале. Этим занимается отдельная творческая группа. Мирон вновь усмехнулся. Теперь Платону не нужен даже брат. Только его виртуальная копия. — Ты ведь ещё не понял своей выгоды? — спросила девушка. Мирон угрюмо пожал плечами. — Ты теперь свободен. Можешь стать кем угодно, лицом из толпы. Стоит тебе снять зеркальный шлем — и ты невидимка. Живи, как хочешь, никому нет до тебя дела. — То есть, как выглядит Чёрный Ферзь без шлема, никто не знает, — на всякий случай уточнил Мирон. — Я думала, до тебя дойдёт намного раньше. — Ты сказала, вы использовали видео из Токио. А я там не носил никакого шлема. — Ну ты как ребенок, — она закатила глаза. — Это графон. Мультяшная картинка. — Я хочу поговорить с братом, — заявил он. — Но мы не закончили… — Закончим после того, как я доберусь до его тощей виртуальной шейки. Совсем распоясался, иск-ин недоделанный. Надо вправить ему мозги. А вот сейчас, — улыбнулась Оссеан. — Узнаю Чёрного Ферзя. Кстати: я тоже его фанатка. Идём, — она схватила его за руку, как маленькая девочка, обеими ладошками. — Я отвезу тебя к Платону. Оссеан отпустила его и поднесла одну руку к лицу — Мирон только сейчас заметил у неё на запястье имплант. Девушка нажала кнопку, перед её глазами, прямо в воздухе, появился виртуальный образ пульта управления. Она махнула рукой, и прямо из балкона стал вырастать трап. — Наниты, — пояснила девушка. — Мы только экспериментируем, но это здание построено из «умных» клеток, которые могут перестраиваться, повинуясь набору сигналов. К выдвинутому трапу подплыла авиетка. — Я думал, вы общаетесь с Платоном прямо из конторы, — заметил Мирон. — Мы — да, — Оссеан нажала еще одну виртуальную кнопку, и авиетка раскрылась, подобно цветку. — Но я хочу тебе кое-что показать. — Это как-то связано с моим братом? — Мирон не двигался с балкона. Надоело, что ни на один свой вопрос он еще не получил ни одного конкретного ответа. — Напрямую, — ступив в авиетку, девушка устроилась на подушках. Ни рулевой колонки, ни пульта управления внутри авиетки Мирон не заметил. Только круглый диван со столиком в центре. — Похоже на летающую тарелочку из детских мультиков, — заметил он, устраиваясь рядом с Оссеан. — Мы на это и рассчитывали, — кивнула она. — Образы, усвоенные в детском возрасте — самый стойкие. — Мы летим в город? — спросил Мирон, когда под днищем авиетки замелькали крыши домов. — В самый центр, на площадь Независимости. — Ого. И что там? — Увидишь. Авиетка опустилась возле стеклянного купола, с крыши которого пытались взлететь бронзовые аисты. Мирон осторожно выглянул наружу — никто не обращал на них внимания, хотя по площади гуляли толпы народу. — И зачем нам фонтан? — спросил он. Ветер пах красным кирпичом, солнцем и голубиным помётом. — Встань лицом к куполу и положи руку вот сюда, — Оссеан указала на что-то вроде клюшки для гольфа, острым концом воткнутой в брусчатку. — Приложи ладонь поплотнее. Мирон послушался. Фонтан исчез, на его месте появилась кухня их старой квартиры. За столом, на котором лежала знакомая до последней царапины скатерть в безвкусных подсолнухах, сидел Платон. В своеобычной растянутой олимпийке с торчащими из-под неё уголками застёгнутой на все пуговицы рубашки, с расчёсанными на пробор волосами — типичный образ ботаника, которому не приходит в голову следить за внешностью. — Мать моя женщина!.. — отдернув руку, он отскочил. — Что это было? — Терминал виртуального присутствия, — сказала Оссеан. На этот раз она даже не улыбнулась. — Сенсоры считывают твою биометрию через плёнку пота на ладони, и воссоздают образ, наиболее тебе близкий. Или понятный. — Ты хочешь сказать, сюда, в нашу бывшую квартиру, может прийти любой? — Не в квартиру. Терминал генерирует образы индивидуально. — Но… Зачем? — Чтобы встретиться с Платоном, конечно. Мирон почувствовал, как по спине, под рубашкой, течёт горячая струйка пота. Стараясь не касаться клюшек — те располагались по всему диаметру фонтана — он осторожно сел на поребрик и спрятал лицо в ладонях. — Ты как? — спросила Оссеан, присаживаясь рядом. — Наверное, тебя накрыло джет-лагом. Перелёт всё-таки был долгим. — Я просто ни хрена не понимаю, — пробубнил Мирон сквозь ладони. — Какое, к свиням, виртуальное присутствие? Зачем? Он что теперь, Правитель Галактики? — Ничего такого. Просто… Ты отключился от Плюса спустя месяц после того, как Платон переселился в киберпространство, верно? — Мирон лишь кивнул. — О большой битве в Токио ходили легенды, — продолжила она. — Разумеется, о виртуальной. Миллиарды людей видели стеклянный купол над Технозон, китов, атакующих левиафана — словом все события, участниками и инициаторами которых вы с Платоном являлись. И люди жаждали объяснений, — она коротко усмехнулась. — Веришь ли, многие решили, что таки настал Конец Света. Долгожданный Джек-Пот, который ведёт прямиком к краху цивилизации. Началась паника — ты должен её помнить. Мирон неуверенно кивнул, не отрывая ладоней от лица. Наверное, он тогда были слишком занят своими проблемами, чтобы обращать внимание на весь мир… — Ну так вот. Платон, чтобы предотвратить панику, решил явить себя миру. И объяснить, что случилось. — Что? — Мирон вскинулся. Увидел своё безумное, встрёпанное отражение в зеркальных глазах Оссеан и выдохнул. Нельзя. Нельзя так распускаться. — Не сразу, конечно. Он обратился к нам, а мы уже построили вот такие терминалы в самых больших городах мира. В Токио, кстати, тоже. В Москве, в Минске, в Буэнос-Айресе, Мумбае, Париже — всего в шести городах. Пока в шести. Любой человек может войти в такой терминал и поговорить с Платоном. — О чём? — О чём угодно. О мировом кризисе, о вымирающих оленях, о футболе. Обо всём. Но в-основном все хотят знать, как это: жить в Плюсе. — Он рассказал им о Призраках? — Нет, — покачала головой Оссеан. — Они ещё не готовы. — Ладно, — Мирон поднялся. Затем снова сел — клюшка была совсем рядом, стоило протянуть руку. — Я готов. Ты меня подождёшь? — Ну разумеется, — Оссеан поднялась. — Пойду, куплю себе круассан. Мирон огляделся. В нескольких метрах от него сидел мужчина в шляпе и коричневом плаще. Его рука лежала на головке ближайшей к нему клюшки. О чём они разговаривают? — подумал Мирон и вытянул руку. Обхватил головку и вновь оказался в старой кухне. — Привет, крокодил, — сказал он. — Здорово, аллигатор, — ответил Платон. Мирон расслабился. Да. Внешне это был он, его брат. Но Призраки умеют принимать любые обличья. — Что мы делали в странном аттракторе? — спросил он. — Мы долго брели по пустыне, а потом вышли к кенотафу из лавы, который ты выстроил для Мелеты. — Хорошо, — кивнул Мирон. — Это и вправду ты… Значит, сможешь объяснить, что за хрень вокруг твориться. — Я думал, ты сам хочешь во всём разобраться, — заметил Платон. Кожа его на фоне дешевых материнских занавесок отливала желтухой, уголки рубашки засалились и потемнели. Глаза были красные, на подбородке — трёхдневная щетина. И всё бы ничего, но у Платона она росла клочками. — Тебе правда необходима такая реалистичность? — Мирон не удивился бы, если бы на кухне запахло мартини — мать частенько оставляла за собой липкие, пахнущие алкоголем лужицы. — А тебе не нравится наша квартира?