— Кажется, я ударился головой, — сказал Мирон, и понял, что слова звучат лишь у него в голове. Перед глазами всё прыгало: зелёные кусты, ярко-красные цветы, в которых сознание опознало розы; белая, посыпанная песком дорожка, тёмные стволы деревьев… Амели упорно тянула его за руку, но почувствовав, что Мирон вот-вот упадёт, закинула его руку себе на шею. Он вновь зашипел — почему она всё время дёргает больную руку? Но сказать ничего не мог — во рту стоял кисловатый железистый вкус крови. — Я прикусил язык, — сказал он, и опять вышло так, что слова были только в голове. Потом его заставили перелезть через стену. Это было мучительно, непонятно и жестоко — кто-то тянул его за руки, продирая сквозь колючую проволоку, сквозь металлические пики, затем — еще одно падение. Метров с шести, — определил Мирон. Сознание то и дело ускользало, но усилием воли он возвращал его на место. Не хватало еще остаться бесчувственным, в руках не пойми-кого… Затем он почувствовал болезненный укол в предплечье — слава богу, здоровое; а через минуту сознание затопила ледяная ясность. Её острые кристаллы вытеснили муть из глаз, смыли боль — из головы, из рёбер, из раненной руки, и наконец-то Мирон смог оглядеться. Рядом была стена. Сложенная из громадных каменных блоков, она уходила вверх и терялась в голубой вышине. Своим новым ясным зрением он различал трещины, крупинки раствора меж каменных блоков, побеги плюща, опутавшего железную балку, подпирающего стену… Рядом стояла Амели — всё в том же бальном платье. Подол выпачкан зелёным травяным соком, на уровне коленей — тёмные грязевые пятна. За спиной Амели стоял незнакомец. Ассиметричное лицо с острыми скулами, мешанина волос, похожих на живых скользких змей, джинсовый пиджак сплошь утыкан колечками, булавками и заклёпками. Рукава закатаны до локтей, голая кожа рук татуирована настолько плотно, что рисунки кажутся чёрными нарукавниками. — Что вы мне вкатили? — язык наконец-то послушался, и только прикосновения к зубам отдавались тупой далёкой болью. — Армейский коктейль, — ответил парень с острыми скулами. — Половину дозы. На полной ты смог бы бежать, даже если б тебе оторвало ноги. — Эй, от него откат длится, наверное, неделю, — проворчал Мирон. — Вы о моей печени подумали? — Мы думали о твоей шкуре, — холодно заметила Амели. Стоя прямо на улице, у всех на виду, она сдирала с себя платье. Чувак с татуировками уже протягивал ей джинсы и просторную толстовку. — Нужно пройти три километра, бро, — сказал он, обернувшись к Мирону. — Только там можно будет сесть в подземку. Мирон огляделся. Пастораль — именно так называют пейзажи подобного рода. Сиреневые холмы, узкая желтая тропинка между ними и поле красных маков. Клод Моне, — вспомнил он. — Не хватает дамы в белом с кружевным зонтиком… — Сюда не пускают никакой транспорт, — пояснила Амели, натягивая толстовку. Мелькнули ослепительно-белые груди с твёрдыми коричневыми сосками, плоский живот… — Так что придётся прогуляться… — она испытывающе посмотрела на Мирона. — Справишься? — Пошли уже, — буркнул он. Место, куда вкатили армейскую сыворотку, горело огнём. И огонь этот распространялся всё дальше. Тянуло почесать плечо, но Мирон сдерживался: знал, что будет только хуже. — Не так быстро, — остановил приятель Амели. — Надо всё подготовить… Опустившись в траву, он совершил несколько загадочных манипуляций, в результате которых дёрн был откинут в сторону. Под ним обнаружился квадратный металлический люк. Ржавый, с неразличимым клеймом. Незнакомец извлёк из внутреннего кармана пиджака фомку, подцепил крышку люка и с трудом приподняв, откинул в сторону. — Ты первый, — сказала Амели. — Если что, Ринат подстрахует. Мирон заглянул в люк. Оттуда пахнуло тёплым затхлым воздухом и сухими фекалиями. — Канализация? — спросил он с опаской. — Старая канализация, — уточнил Ринат. — С тех пор, как здесь были многоэтажки. Он протянул что-то Мирону, тот узнал стандартный медпакет — тоже армейский. Сунул в карман смокинга. Шов на спине разошелся во время падения, и двигаться в нём стало намного удобнее. — Последние двадцать лет ею не пользуются, — добавила Амели. — Всё давно высохло. — Ладно, — сев на край, Мирон свесил ноги и нащупал первую ступеньку шаткой лесенки, уводящей в глубину. — Ладно… Страха не было. Отвращение пополам с брезгливостью. А еще некоторое опасение, что Ринат захлопнет люк, как только голова его скроется из виду… — У нас — тридцать секунд, — сказала Амели. — До того, как нас обнаружат боевые дроны моей матери. Мирон перенес вес на ступеньку, спустился еще на одну и почувствовал, как на голову сыплется ржавая пыль — Амели спускалась следом. Стараясь не слишком налегать на больную руку, он аккуратно переставлял ноги одну за другой, и через минуту почувствовал твёрдую поверхность. Фекалиями здесь пахло гораздо сильнее, но запах был действительно старый. Мёртвый. Когда Амели встала рядом, светлый квадрат над головой исчез — люк захлопнулся. — А он как же? — спросил Мирон, подразумевая приятеля Амели. — Кто-то должен спрятать следы, — сказала она и вынула из кармана толстовки крошечный фонарик. Желтый круг света высветил мусор на полу, ржавые гнутые гвозди и пожелтевшие комочки бумаги. Амели двинулась по узкой тропинке между стеной и довольно глубокой канавой, дно которой оставалось скрытым от глаз — там клубилась лишь тьма. — Ты спланировала всё заранее, — сказал Мирон, снимая пиджак. Рукав намок от крови, с него даже капало. Удивительно, почему у меня не кружится голова? — подумал он. Но затем решил, что армейский коктейль компенсировал и это. — Не паникуй, — сказала девушка, развернувшись и ослепив его фонарём. — Здесь нас искать не будут. Зажав фонарик в зубах, она отобрала у Мирона медпакет, рывком сорвала упаковку, развернула и наложила на рану антисептическую повязку. Не смертельно, — вяло подумал Мирон, когда увидел длинную, змеящуюся от плеча к локтю царапину. Она была довольно глубокой — отсюда кровь. Но мышцы не были задеты. Закрепив бинт, Амели сверкнула короткой улыбкой и пошла вперёд, в темноту. Мирон пошел следом. Смокинг пришлось натянуть заново, оторвав промокший рукав. Внизу было по-настоящему холодно. Идти было тяжело: небольшой круг света мелькал впереди и того, что под ногами, он не видел. Чуть ускорив шаг, Мирон тут же наткнулся на спину Амели — больно стукнулся подбородком о её затылок. Она пошла чуть медленнее, светя себе под ноги. — Ты спланировала это бегство заранее, — повторил Мирон. Глаза привыкли к тусклому свету и идти сделалось немного легче. — Пути отхода всегда нужно планировать, — ответила та, не оборачиваясь. — Этот — всего лишь один из нескольких. В том сценарии, который случился, он был оптимальным. — Тогда почему ты не спрашиваешь, удалось ли мне отыскать дневники? — Потому что это не важно. Мирон остановился. Амели продолжала идти, и он поспешил догнать девушку. — Что ты сказала? — Не важно, — повторила она. Плечи под толстовкой чуть поднялись и опустились. — Ты и не должен был ничего найти. Это был отвлекающий манёвр. — Отвлекающий от чего? Он не удивился. Наверное, был бы даже разочарован, если бы всё оказалось так, как она обещала в самом начале. — Помнишь, я говорила, что файерволл снимают один раз в году, на день рождения матери. — Для тебя было важно попасть в замок именно в этот день, — подал голос Мирон. — Связь не односторонняя. Мирон шагал несколько секунд молча, вспоминая и сопоставляя всё, что говорила Амели. — Ты что-то отправила, — наконец сказал он. — Тем, кто присутствовал на празднике виртуально. — Не я, — рассмеялась Амели. — Мой отец. Он единственный мог пользоваться гаджетами. Он провёз софт в своей коляске, и запустил его, пока мы с тобой отвлекали гостей и слуг, — послышался короткий смешок. — То-то они удивятся… — Что? — Мирон споткнулся. — Что ты им отправила? — Вирус. — Вирус? — Они лежат в Ваннах, так? — Амели прошла еще несколько шагов. — Вирус разрушит их нейронные связи. Они никогда больше не смогут выйти в Плюс. — Ты сумасшедшая! — он схватил девушку за плечи и развернул к себе. По глазам мазнул яркий свет фонарика. — Ты могла их убить!.. — Очень на это надеюсь, — хмыкнула Амели. — Какая ирония, правда? Они не выходят из своих убежищ потому, что боятся заразиться. И вот — сюрприз-сюрприз… Вирус настиг их в собственных постелях. Мирон представил… Сколько? Десятки людей, которые сейчас впали в энцефалическую кому. — Зачем? — спросил он.