В волосах её застряли травинки, толстовка была вся в пыли. Мирон вспомнил гордую красавицу в бальном платье и бриллиантовой диадеме. — По идее, они должны развернуться и двинуть в обратную сторону, — сказал он. — Это дроны. У них одинаковая программа. Стрелять они могут только вперед — иначе грохнут друг друга. Если мы окажемся на линии огня… — Ясно, — Амели встала, пошатнулась, но удержалась на ногах. — Чёрт, всюду эти комья, — пожаловалась она себе под нос. — Значит, нужно бежать как можно быстрее. И как можно дальше. — Но лучше всего — поперёк движения. Если успеем выбраться за пределы полигона — мы в безопасности. — В безопасности? — рассмеялась Амели. — Если мы отсюда выберемся, сможем пересечь границу и оказаться в Венгрии, затем добраться до Будапешта… А там, ускользнув от полицейских дронов, отыскать Капюшончика, среди четырех с половиной миллионов человек… Вот тогда мы будем в безопасности. Может быть. Если фрицам нас сдал, испугавшись, не сам Капюшончик. — Значит, ты не знаешь, кто это мог быть? — спросил Мирон. — Догадываюсь, — ответила Амели, с остервенением отряхивая толстовку. — Тот, кому я безоговорочно доверяла. А таких людей на планете — раз, два и обчёлся. — Может тогда не надо в Будапешт? В голове Мирона мгновенно созрел план: надо валить назад в Россию. Через Польшу, через Румынию — как угодно, но только в Россию. И сдаться властям. — Надо попытаться, — упрямо мотнула хвостиком Амели. — Капюшончик — наш шанс прочитать дневник твоего отца. Призрак тоже говорил о дневниках. О записях — так он их называл… Это решило дело. Мирон нащупал в кармане джинсов флэшку. Удивительно, что их не обыскали на КПП — наверное, привыкли, что у беженцев абсолютно ничего нет. Идти по взорванному, развороченному полю было непросто. Танки грохотали неподалёку — земля содрогалась, но пока что выстрелы летели не в их сторону. Всё поле было будто изрыто гигантскими кротами. Удивительно, как я не переломал ноги в темноте, — в сотый раз подумал Мирон, споткнувшись и пропахав носом очередную кочку. Амели тоже несколько раз упала. Лицо её вымазалось в земле, волосы спутались, джинсы на коленях покрылись сплошным слоем грязи. Я выгляжу не лучше, — представил себя со стороны Мирон. — Две калеки… Далеко мы так не уйдём. И тут рядом возник Призрак. Просто соткался из воздуха — совсем, как Чеширский кот, — подумал Мирон. Он бросил предупреждающий взгляд на Амели, но девушка, похоже, ничего не заметила. Призрак молча указал плотной, словно спрессованный дым конечностью, на закат. — А теперь, значит, ты говорить не можешь, — зло пробормотал Мирон. — А что так? Нет рядом свободной тушки? — Что ты там бормочешь? — спросила Амели. — Ерунда, — отмахнулся Мирон. — Призраки прошлого. Рёв танков вновь начал приближаться. Фигура призрака замерцала, настойчиво указывая на запад. — Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка, — буркнул Мирон и повернулся к Амели. — Тут такое дело… Нам советуют идти на запад. Девушка мгновение смотрела на него без всякого выражения. Затем коротко кивнула и пошла в указанном направлении. — А еще меня называют сумасшедшей, — сказала она, когда Мирон пристроился рядом. — Может, объяснишь, что за хрень? — Позже, — откликнулся Мирон. — Береги дыхание. Неожиданно он почувствовал удовлетворение. Можно сказать, злорадство: наконец-то он знает, что делать, а Амели — надменная, всегда готовая больно уколоть Амели — нет. Когда танки вновь начали грохотать, они уже вышли на дорогу. Бетонка, — подумал Мирон, ковыряя носком кроссовка ровное, без стыков покрытие. Композитный пенобетон, так называемый «Умный» — с эффектом самозатягивания трещин. Большие деньги. Значит, вояки, — решил он. — Где бабки — там всегда поблизости вояки. Никак не наиграются. Они пошли прямо по дороге — после вспаханного взрывами поля это был просто праздник какой-то. Идти по ровной поверхности, слегка пружинящей, было так приятно, что у Мирона подскочило настроение. Призрак не соврал. Он действительно помог. Когда по бетонке загромыхал конвой из десятка фур, накрытых камуфляжным брезентом, они с Амели спрятались в кювет — от греха подальше. К их удивлению, последняя машина конвоя замедлила ход, а затем и вовсе остановилась. У Мирона бешено заколотилось сердце. И как по команде, рядом возник Призрак. Теперь он указывал на фуру — точнее, на то место, где брезент был пришпилен к борту не слишком плотно… — Ходу, — Мирон дёрнул Амели за руку. Раздумывать было некогда. — Ты псих, — вырвав руку, она смотрела на него почти с восхищением. — Доверься мне, — Мирон вновь крепко обхватил запястье девушки и потащил на дорогу. Призрак упорно маячил рядом с фурой, пока он не подсадил Амели, а затем не забрался и сам — по колесу. Грузовик плавно двинулся с места, постепенно набирая скорость. В грузовике было жарко, душно, воняло нагретым железом и смазкой. Всюду громоздились длинные ящики с стилизованной буквой «Г». Оружие, — решил Мирон. — Рейнметалл банчит пушки по всему миру. Вся страна работает на заводах. А ещё лагеря беженцев — сколько там может быть человек? Миллион? Полтора? Он представил тысячи рук. Покрытых мазутом, с чёрными каёмками ногтей. Они непрерывно двигались: соединяли воедино тусклые металлические детали, передергивали затворы, проверяли прицелы… Рейнметалл славился индивидуальным подходом к КАЖДОЙ единице оружия. Никаких конвейеров. Только ручная сборка. Наверняка это не имеет отношения к здоровенным артиллерийским установкам, — думал он. — Но пистолеты… Дорогие, отполированные вручную стволы для персонального применения… Амели уселась на один из ящиков, устало вытянула ноги. Он присел рядом, развязал рюкзак, вытащил вторую — и последнюю — бутылку воды. — Ты должен мне всё рассказать, — тихо говорить не имело смысла. Турбинный двигатель ревел, как противотуманная сирена. — Ты, мать твою, должен всё мне рассказать, — сделав глоток, она отдала бутылку и посмотрела на Мирона. В полумраке лицо её белело, будто припудренное мелом. Горели только глаза. Мирон прикинул: — а что будет? Даже если она не поверит. Никто до сих пор — ни профессор, ни Хитокири, ни даже Платон — не относились к его словам о том, что он общается с Призраком, серьёзно. — Помнишь, ты говорила, что устроить диверсию в материнском доме тебе помогли Призраки? — приходилось изрядно напрягать связки, почти кричать. — Расскажи, как это было. — Ты вот прямо сейчас хочешь об этом послушать? — разъярилась Амели. Мирон смотрел на неё, не отводя взгляда. Девушка сдалась. — Мы общались… Через Плюс, — сказала она. — Не я. Мои… друзья. На них вышел некто, и сказал, что может помочь. Предоставить вирус, который окажет фатальное влияние на интерфейсы определенных особ. Они испугались, сообщили мне. — Твои люди — это Хакеры? — уточнил Мирон. — Анонимусы? — Хиномару, — тряхнула головой Амели. — Это были мои люди из Хиномару. По-сути — анонимусы, только преданные лично мне. На то есть причины, о которых сейчас мы говорить не будем. — Почему вы поверили? — спросил Мирон. — Почему согласились на помощь? — Он сказал, кто он такой. В доказательство привёл наш разговор в Плюсе — наш с тобой. Тот самый, первый. Помнишь? — Когда я привёл тебя в свой виртуальный дом? А потом ты впала в энцефалическую кому? — Спасибо, что напомнил, — скорчила рожицу Амели. — А то я как-то забыла, что это значит — обоссаться прямо в постели, лёжа рядом с парнем. — Да на здоровье, — пожал плечами Мирон. — Всегда пожалуйста. Интересно, знает она о том, что приходил старик Такеши? Что я с ним беседовал? — Призрак слил моим людям несколько пакетов инфы, и разобравшись они сказали, что это — полный улёт. Вирус, который подстраивается индивидуально под ментальный отпечаток. Сечёшь? Мы отправили его свободно гулять по Плюсу, но поразил он исключительно тех, кто были в списке. Как он это сделал — я не знаю. Если хочешь, потом сведу тебя с ребятами. — С теми, что пытались убить Платона, когда он только появился в Плюсе? Мирон чувствовал, что своими словами рушит шаткое доверие, которое между ними установилось. Но он устал. Устал смертельно, просто нечеловечески. Сдерживаться становилось всё труднее. — Когда-нибудь ты поймёшь, что мы действовали правильно, — очень убеждённо сказала Амели. — Когда-нибудь ты поймёшь, что выпустил в Плюс самое большое зло в истории человечества. Создал бога из машины. — Ой, только не надо этого пафоса, — поморщился Мирон. — Я прекрасно знаю, каким засранцем может быть мой брат. Но на Доктора Зло он не тянет. — Ладно, твоя очередь, — сказала Амели через минуту. Сидеть на жестких оружейных ящиках было неудобно. И хотя грузовик катил по бетонке плавно, Мирон почувствовал, что ягодицы совсем онемели. — Призрак общается со мной напрямую, — сказал он. Впечатление от новости несколько смазалось тем, что в этот момент он ёрзал, пытаясь устроиться поудобнее. Амели молчала. Свесив руки между ног, она безучастно смотрела в одну точку. — Чего ты молчишь? — не выдержал Мирон. — Я говорю: Призрак общается со мной. Без Плюса, без нифига. Он помог мне сбежать в Москве. Вытащил из странного аттрактора в Плюсе, когда я там чуть не загнулся. Он говорил со мной сегодня ночью. Твоими, между прочим, голосовыми связками. Он, мать его, надел тебя, как костюм, и говорил со мной! А потом, когда мы бежали от танков, показал дорогу сюда. И остановил грузовик. — Ты точно псих, — кивнула Амели, не глядя на Мирона. — Самый психованный псих из психов. Круче, чем я раз в сто. Отаку. Фрик. Но я тебе верю, — она положила сухую ладонь на руку Мирона и сжала. — Слышишь? Я, мать твою, верю тебе. То, что ты говоришь — охуенно. — Почему? — одними губами спросил Мирон. — Потому что именно Призрак сказал найти тебя в Минске и вывезти оттуда. Это была плата. Моя часть сделки. Он даёт нам вирус, но лишь в том случае, если я вытащу тебя из Минска. И ты будешь рядом во время операции, в доме моей матери. — То есть, все эти слова об отвлечении внимания… — Полная хуйня. Призраку зачем-то нужно было, чтобы мы с тобой были вне досягаемости из Плюса. А с вирусом прекрасно справился мой отец. Это он всё спланировал. Он — настоящий глава Хиномару.