– Сеньорита, пора вставать. Сеньорита. Женин с трудом разлепила глаза, было впечатление, что в них попал песок. Хуан сидел на телеге, готовый двигаться в путь. Рядом с ним пристроилась вчерашняя девочка. На этот раз она не плакала, она зевала. Женевьева сначала звала Барта, потом попыталась растормошить. Никакой реакции. Она взяла его за плечи и хорошенько встряхнула. «Отстань, Раф», – пробормотал Бартоломью, не открывая глаз. – Барт, пожалуйста, проснись. Хуан уедет без нас, – Женин чуть не плакала. К ней подошел крестьянин помоложе и протянул кружку с водой. Женин не поняла, что с ней делать. Он сам выплеснул воду на спящего Бартоломью. Барт вскочил на ноги. – Доброе утро, Бартоломью, – сказала Женевьева. – Я тебя бужу больше получаса. У Хуана сейчас терпение закончится, и он уедет без нас. Поторопись! Вещи кто-то уже погрузил. Барт кивнул хозяину и его внучке и забрался в телегу. После холодного душа досматривать сны не хотелось. На него с любопытством поглядывала черноглазая девочка. Барт ей улыбнулся, она спрятала голову старику в колени. Барт достал блокнот. Через пять минут они с ней стали лучшими друзьями. Женевьеве и переводить не надо было, что девочка заказывала нарисовать, так здорово она сама изображала всех этих «ав-ав», «мяу-мяу». Каждый удачный рисунок сопровождался такими взрывами хохота, что Хуан оглядывался и ласково улыбался внучке. – Женин, – оторвался от блокнота Бартоломью. – Мне кажется или я на самом деле слышу звуки поезда? – Поезд! – оживилась Женевьева. – Наш прибыл? Они подъехали к станции. Барт машинально сунул блокнот в карман, но маленькая смуглая ручка потянулась за картинками, а черные глаза смотрели обиженно. Барт рассмеялся и отдал девочке рисунки. Спрыгнул с телеги и помог Женин. Они не увидели никакого поезда. – Поезд только что ушел, – меланхолично ответила им служащая. – Нет, – сказал Барт. – Женин, спроси еще раз. Этого не может быть. Ты что-то неправильно поняла. Ушел. Только что. Они опоздали буквально на десять минут. Барт молчал. Он окаменел. Потом заговорил, не глядя на расстроенную Женин: – Какой же я придурок! Я должен был предвидеть. Я должен был вернуть тебя выяснить у толстяка, во сколько идет поезд. – Не надо, Барт. – Женевьеву испугали незнакомые нотки отчаяния в его голосе, она даже думать забыла о поезде. – Он сам не знал, я спрашивала. – Значит, мне не надо было соглашаться на ночевку у Хуана. – Бартоломью сжал кулаки. – Барт, прекрати. Чем бы мы доехали? – Нашел бы чем. Пешком бы дошли. А! Зачем меня только понесло собирать сливы! Проспал. Устал и проспал. Вечно эта нехватка денег! – Деньги нам нужны на билеты. Пожалуйста, Барт! Барт заехал кулаком по станционному заборчику. Доски выдержали. Кожа на кулаке содралась. Женин вдруг сорвалась с места и исчезла. Бартоломью безучастно смотрел ей вслед. Женин вернулась. – Бартоломью. До следующего пассажирского поезда четыре дня. Правда, денег у нас хватает только на полтора билета. Но мы что-нибудь придумаем, да? – Да, ангел! Конечно, мы что-нибудь придумаем, – встрепенулся Барт, подхватил чемоданы и энергичным шагом направился к кассе. Бартоломью зарезервировал два билета, оставив в задаток денег только на половину одного. Но он так обаятельно улыбался, что служащая не смогла ему отказать. Потом он потащил Женевьеву искать почту-телефон-телеграф – что-нибудь, чтобы связаться с «внешним миром». Выглядел он неважно, был такой бледный, что Женевьева не выдержала и заметила: – Лучше бы мы остались в госпитале и спокойно бы ждали следующего поезда там. – Нет, только не сидеть на месте! – горячо возразил Барт и уже шутливо-наставительно добавил: – В любой ситуации двигайся вперед! Ничего не потеряешь. А плюс всегда есть. – Какой у нас плюс? – заинтересовалась Женни. – Ну… жирком не обросли, – рассмеялся Барт. На почте Бартоломью заказал телефонный разговор, Женевьева взяла бланк телеграммы. На его удивленный взгляд она ответила вздохом. – Не хочу зря волновать маму. Очень все запутанно будет звучать. Лучше я потом расскажу, когда вернусь. Женни сидела и слушала, как Бартоломью давал указания Рафаэлю, кому позвонить, что сказать, где и что заказать. – Раф, не подведи! Что? Пускай берут прошлогодний, помнишь, у кого хранится? Ничего страшного. Я? У меня все в порядке. Нет, не хочу говорить с родителями. Ну, давай. Мама? У меня все хорошо, скоро приеду, нас сейчас разъединят. Да, успею до карнавала, обязательно. Привет папе. Барт положил трубку. Как бы ей тоже хотелось услышать голос своей мамы. Сказать: «Не переживай, мамочка, у меня все хорошо». Но дальше что? «Я отстала от поезда из-за одного молодого человека, нет, мы с ним просто попутчики и, кажется, друзья. Я путешествую с ним вдвоем по этой ужасной стране в надежде добраться до аэропорта, а ночуем мы неизвестно где, и я забыла, когда последний раз ела…» – Пошли завтракать! – весело перебил ее мысли Бартоломью. – Поздно для завтрака, – улыбнулась Женевьева. – Зато никогда не рано для обеда! Оставшиеся деньги они проели. – Так, – сказал Барт, выходя из ресторанчика со своими чемоданами в руках. – Чем еще этот город может нас порадовать? Он плюхнул вещи посреди городской площади и огляделся. – Ну-ка, переведи мне, что там столь коряво написано? – ткнул он пальцем в сторону театральной афиши на круглой тумбе. Женин прочитала то, что и без перевода было ясно. «Отелло». – Отелло? Пошли наниматься! Где они расположены? Он так быстро пошел в указанном направлении, что Женин пришлось догонять его бегом. – Ты с ума сошел. Зачем мы им нужны? Ты не говоришь по-испански. Я не умею играть на сцене. Нет, правда, не умею. – Подметать сумеешь? – оглянулся на нее Барт и весело добавил: – Не бойся, подметать нам не придется. Ты видела, каким ужасным шрифтом было написано объявление? Бьюсь об заклад, что и декорации у них не лучше. Ничего, им повезло, но им придется раскошеливаться. В театре, к удивлению Женевьевы, в этот час дня царила суета. Вот как рождается сказка! Женни остановилась в дверях и засмотрелась на сцену. Барт потянул ее в кресло последнего ряда. Они сели дожидаться окончания репетиции. Из Гамлета в местном исполнении просто фонтаном бил темперамент. Из остальных персонажей тоже. Мало того. Актеры прерывали действие и не менее горячо, чем только что произносили диалоги, оспаривали реплики партнеров, ремарки длинноволосого седого руководителя, громко жаловались на необходимость репетировать сегодняшнего «Гамлета», если завтра уже пойдет «Отелло». Одновременно что-то с грохотом двигали по сцене. Кто-то пытался наладить механизм, опускающий-поднимающий Тень отца Гамлета. Тень в голос возмущалась слишком резким дерганьем. Женевьева следила за всем этим как зачарованная. Это, пожалуй, получше любого спектакля – его кухня! Барт обернулся на новые звуки и ладонью пригнул ей голову. Над ними пронесли громадную кровать. – Вот, сеньора отдала для «Отелло», – вытер пот с лица один из пришедших и сел отдохнуть прямо на эту кровать, занявшую полсцены. – А! О! – взвыл директор труппы. – А завтра? Завтра она не могла пожертвовать? Зачем мне сегодня в Гамлете кровать? Куда мне ее девать? – Завтра сеньора уезжает, – раздался почтительный голос с кровати. – Может, на улице постоит? – спросила сверху Тень. – Сопрут, – ответил Гамлет. Актеры забегали вокруг кровати. Посыпались предложения замаскировать ее под могилу. «Мою могилу!» – воскликнул длинноволосый. Перевернуть вверх ногами? А спинки убрать можно? А что же тогда сделать из ножек? Барт забрался на сцену: – Но проблеме, сеньоры. – Он знаками показал, что кровать нужно поставить стоймя и прислонить к задней стенке. Барт поднял какое-то покрывало и ловко задрапировал кровать, оглянулся, нашел и набросил еще одно. Все замолчали и с одобрением посмотрели на нечто стильное и совсем не загромождающее сцену.