– А ты еще Бартоломью одобряешь, мол, ты в его годы… Мы здоровьем своим и своих детей расплачиваемся за грехи. – Господи, да какие у нас с тобой грехи? – Отец упорно улыбался. – Никто не знает, за что получает свой крест. Отец погладил ее по голове и поцеловал вместо утешений. – Я не вовремя? – появился на пороге Рафаэль. – Если я вам понадоблюсь – я в замке, разбираю сундук. – Тебе помочь? – предложил отец. – Нет, справлюсь. – Рафаэль не решился посвящать отца в совместную с Женевьевой затею. Надо будет что-то уточнить – спросит отдельно. – А ты матери рассказал, что твою статью опубликовали? – А что тут рассказывать. Закономерный итог наших с Бартоломью усилий, – Раф довольно улыбнулся. Мама подошла и порывисто поцеловала его в макушку. Он погладил ее по руке, посмотрел своими лучистыми глазами, кивнул и укатил. – Привет, – появился не слишком веселый Барт в дверях домика Маленьких. – Ты чем-то расстроен? – подметила Женин. – Понимаешь, манекены – с головами, – сокрушенно махнул рукой Бартоломью. – Нам их насовсем отдают, и ободраны они не сильно – подкрашу в один миг. Но головы! Барт топтался и не проходил. – Ни отвертеть, ни спилить! Я уже присматривался. Изумленная Женин представила Бартоломью с пилой. Нет, с топором. Нет, лучше с гильотиной! Она захохотала. Глядя на нее, Барт и сам улыбнулся. – А зачем им надо рубить головы? – еле смогла выдавить Женевьева. – Торчат из костюмов. Ничем не задекорированы. Визуально мешают. – Но ведь те кусочки, что мы нашли, Рафаэль определил как части головных уборов. – Да это всего лишь небольшие фрагменты, – чуть ли не простонал Барт. – И ты сама предложила вставить их в пяльцы. – Без мозгов… – Женин постучала себя пальцем по лбу. – Вышивать невозможно. Ну как они будут выглядеть, рукодельницы безголовые? Барт подумал. – Авангардно? Они рассмеялись. – Не руби головы, – попросила Женин. – Давай обернем их на старинный манер однотонными тканями в цвет платьям. А несколько кусков вышивки можно приделать на видные места. И написать пояснения. – Попробуем, гений. – Барту даже обидно слегка стало, что такая простая идея не ему пришла в голову, хотя это все женские штучки. – Грабли у вас есть? Женни пожала плечами. – Спрошу сейчас у Маленьких. А зачем манекенам грабли? – Сухие листья нужно убирать, – поучал ее Бартоломью, сгребая листья в кучу. Женевьеве захотелось вывалять его в этих листьях, такого умного, или обсыпать ими. – А как же перегнивание в плодородный слой? – поинтересовалась насмешливо. – Этот процесс происходит годами, в специальных компостных ямах. – Помедленнее, муж мой, жена усердно конспектирует. – Женин с серьезной миной «записывала» у себя на ладони. Барт рассмеялся. – Откуда ты про компост знаешь? – улыбнулась Женин. – Подрабатывал неподалеку, в пригородном хозяйстве. Они мне потом помогли купить моего Кинжала, – похвастал он. – Кинжал – красавец! – вспомнила белого коня Женин, и продолжив игру, приготовила ладошку для «записей». – Какие муж еще пришлет распоряжения? – Это на тебя письмо так подействовало? – удивился Барт. Женин не поняла. Бартоломью растолковал ей, что было во втором документе Маленького дедушки, то есть что там особенного вычитал Раф. Барт утрамбовал листья в мешок и выпрямился. – Как ты думаешь, почему Маленький дедушка этому письму придает значение? Может, Раф чего-то не заметил? – Узнай у него сам! – предложила Женин и чуть ли не заискивающе спросила: – Ты пообедаешь с нами? Барт посмотрел на нее и не устоял, согласился. Прадедушка за обедом шумел: перескакивал с одной темы на другую, путался. Гремел по поводу Медичесов, напуская на себя важность. Женин с жалостью на него смотрела. Сделала попытку заинтересовать его историческим костюмом. Маленький дедушка вообще рассердился. «Надо ему все-таки пить лекарства», – огорчилась она, отвела его после обеда в спальню. Бартоломью уходить не хотелось, несмотря на то, что Маленький ворчал весь обед и было уже поздно. Он с неохотой поднялся. – Какой у тебя свитер красивый, – заметила Женни. – Теплый. Мама из Шотландии привезла. – Барт, не долго думая, стянул свитер и всучил его Женни. – Держи. Она отнекивалась, но он настоял. Женни надела. Щеки ее пылали. Глаза сверкали от удовольствия. Барт сунул руки в рукава своего пальто, застегнул все пуговицы. – Бартоломью! – Что? – остановился он на пороге. – Ничего, – смутилась Женни. – Я тебя люблю тоже! – улыбнулся он ей и вышел. – Та-дам… – Женевьева взмахнула руками и закружилась в танце. – Та-дам-там-там. Представила себя знатной дамой, в платье со свисающими рукавами-типпет. Вот только голова у нее не задекорирована. Придется рубить! Женни тихонько рассмеялась. Ах, какая же она счастливая. Счастливая! Она налетела на Маленькую бабушку, та совсем неслышно вошла в кухню. – Дедушке плохо? – испугалась Женни. – Нет, солнышко. Дедушка задремал. Посматривай на него, а я прилягу. Прабабушка поковыляла к себе, а Женни, подвернув рукава у свитера, перемыла посуду и заглянула к Маленькому дедушке. – Джек? – спросил он. – Джек ушел. Это я, Женни. – Женевьева присела рядышком. – Время вы убиваете с вашим историческим костюмом. – Прадедушка всерьез сердился: наверное, болело у него что-нибудь. – Ишь чего удумали. – Я потом тебе объясню, зачем мы это затеяли, – поправила его одеяло Женни. – Расскажи лучше о кинжале и Глазе бури. Маленький дедушка успокоился и стал рассуждать вслух. Женни слушала. Ну вот. Рафаэль, похоже, опять прав: все значение, что прадедушка придавал письмам, заключалось в том, какие они, Мединосы, ловкие – смогли раздобыть переписку и определить гостей, и какие Медичесы подлые – наверняка обижали собственного племянника.