Архипов с недоумением посмотрел на одного, потом на другого: — Я же вам четко сказал, что они положили и предложили ответить. — Скажите, вы точно ничего не путаете? Сколько листов вы просмотрели? — Листа три. Но я просто пролистал, не вчитываясь. Помню что-то. — Вот лист. Успокойтесь и вспоминайте. — Щукин пододвинул листок и ручку. — Кофе, чай? — А воды и сигарету можно? Щукин улыбнулся, налил стакан воды, достал пустую банку из-под кофе, наполовину забитую окурками: — Пишите, что помните. Только не фантазируйте. Тот закурил, кивнул, отложил сигарету, потер обеими руками лицо, уши. И начал писать. Через полчаса пододвинул два листа, исписанных убористым разборчивым почерком. Щукин читал, что-то помечая в своей тетради. Получалось, что американцев интересовали лишь детали производства на предприятии. Полковник длительное время возглавлял отдел по оперативному прикрытию ЭХЗ и был в курсе, что являлось государственной тайной. Вопросы были составлены очень грамотно. Щукин закурил, бросая быстрые взгляды на Архипова и проверяя его реакцию. — Ваше мнение, перед вами были сотрудники ЦРУ, оперативники или же нет? Понимаю, что вопрос необычный. Но вспомните свои ощущения. Что-нибудь мелькнуло в голове в тот момент? — А вы знаете, так оно и было, — встрепенулся Архипов. — Я еще удивился тогда. Они трещали без умолку, переводчик не успевал за ними. Тогда один перешел на ломаный русский, кстати, вполне понятный. Но вопросы задавал физик-ядерщик. Профессионал. Не тот, кто выучил текст и был на экскурсии, а специалист с производства, отработавший не один год. — Опишите те вопросы, на которые вы ответили, — пододвинул новый лист Уланов. — Только честно и подробно. Архипов выпрямился, отодвинул листок: — Я не ответил ни на один вопрос. Лицо Аркадия Викторовича стало каменным: — Ответьте честно. Какую информацию вы передали американцам? Инженер резко наклонился к Уланову, не отводя взгляд, сдерживая ярость и наливаясь кровью, процедил сквозь зубы: — Еще раз повторяю, Родину я не продавал. Я сказал, что не произнесу ни слова. Пусть вызывают консула. Они снова заверещали про изнасилование, я постучал пальцем по телефону. Вспомнил, что я русский мужик и корни у меня из хулиганского детства. Когда говорили, что с «ментами базара нет», нужно молчать. Пусть они говорят, а ты слушай. Они пододвигали мне листы с смс-сообщениями, вопросник, орали, что снова меня бросят в камеру, но уже с настоящими уголовниками, а не с теми хулиганами, которых я отработал. Это продолжалось долго. Они вышли посовещаться, вместо них вошли двое полицейских и тоже, стуча дубинками по столу, требовали, чтобы я признался. Пару раз по почкам врезали. Больно. По лицу и кистям не били, а по ногам пару раз досталось. Я стал орать, что требую консула и адвоката. Что копы — козлы, «Свободу Анджеле Девис!» и прочее. Орал по-русски, они не поняли. Потом снова штатские два часа продолжили меня уговаривать, пришел адвокат. Я им объяснил, как мог. Все документы подписал на русском: «Ни хрена не понял!», только слитно. Только вышел из участка, тут же в номер, барахло собрал, в аэропорт, поменял билет и ходу домой Аэрофлотом. Офицеры контрразведки еще долго расспрашивали, уточняли, потом сказали, что Архипову нужно поработать с криминалистами, составить фотороботы всех, с кем он общался, поэтому ему придется задержаться на несколько дней. Не исключено, что его погрузят в гипноз, чтобы вспомнил все вопросы, на которые ему предлагали ответить. Возможно, что придется пройти и полиграф. Архипов слушал, опустив голову, и вдруг неожиданно спросил: — А когда в тюрьму? — В тюрьму? — переспросил Щукин, помолчал немного и снова заговорил: — Скажите, вы Родину предавали? — Нет! — Архипов поднял руки на уровень груди. — Честное слово, не продавал и не предавал! — Какой ущерб вы нанесли Родине и государственным интересам? Только честно. — Получается, что никакого, — покачал головой инженер. — Вот и получается, что мы вынесем предостережение о недопустимости сотрудничества с разведкой иностранного государства. Несколько раз еще встретимся, будут возникать уточняющие вопросы. И все. На работу сообщим, чтобы вам оформили командировку. Архипов замялся как школьник, потом запылал как алый мак, на глазах блеснули слезы: — И все? Я чистый? Я не поеду в тюрьму? — Нет, — улыбнулся полковник. — А я… — Архипов поднял свою тяжелую сумку с пола. — Я это в камеру набрал, сигареты, чай, сахар, сало, чтобы представиться. Вещи теплые. — Бросил сумку, вытер глаза от слез, шмыгнул носом и с чувством проговорил: — Спасибо! Спасибо, товарищи. Спасибо, мужики! Я уже в петлю хотел. А тут такое дело. Спасибо! Уланов поднялся, тронул за плечо несостоявшегося шпиона. Инженер подхватил свои вещи, почти на выходе остановился и обернулся: — Скажите, если они все-таки передадут моей жене переписку, можно я скажу, что действовал по вашему заданию? — Не стоит так поступать, — ответил Щукин. — Лучше подумайте и в следующую встречу расскажите, кто знал о вашей связи с любовницей. Кто вас познакомил. Подробно. Узнали же американцы как-то. Город у вас небольшой, закрытый, все и все на виду. Подумайте. Это очень может пригодиться. В течение еще недели Архипова опрашивали, заставляя вспоминать мелочи. Даже лучших специалистов по гипнозу привлекли, и удалось восстановить все три страницы вопросов, которые показывали американцы. Уланов и Щукин внимательно анализировали, сопоставляли мелочи. Также выяснили, что Архипова с его любовницей познакомил инженер Иванов. Иногда они использовали его квартиру для встреч. За это Архипов закрывал глаза на то, что Иванов приходил на работу с запахом перегара. Он даже перевел его на менее ответственную работу, с сохранением прежней зарплаты. Было принято решение «опросить втемную» Иванова. Все материалы откопировали и направили на Лубянку. «Источник сообщает, что по ранее отработанному заданию вошел в доверительные отношения с инженером ЭХЗ Ивановым. … В ходе беседы Иванов вспомнил, кому мог рассказать о связи Архипов. Однажды, когда находился в состоянии алкогольного опьянения и депрессии, рассказал много компрометирующих материалов, по его мнению, майору милиции Кушакову Роману Анатольевичу. Больше никому, по его словам». «Выписка из ответа XXХ: … На представленных фотопортретах, составленных по описанию Архипова, было установлено, что лица, проводившие вербовочную беседу с Архиповым, являются штатными сотрудниками Office of Intelligence and Counterintelligence (Управление разведки и контрразведки разведывательного управления Министерства энергетики США). … Дополнительно сообщаем, что ранее сотрудники РУ МЭ США неоднократно обращались с вербовочными предложениями к сотрудникам атомной промышленности, энергетики, как России, так и других стран…» Майор Уланов сидел в кабинете у полковника Щукина, перед ним лежала толстая папка с подшитыми документами. Иван Андреевич задумчиво курил, постукивая ручкой по папке. Уланов кашлянул, прочищая горло: — Иван Андреевич, вы уже ранее встречались с тем, что Министерство энергетики вербует наших граждан? — Сам — нет. Но в начале девяностых, когда Союз рухнул, такое ощущение, что только околоточные не вербовали наших. Да и сами готовы были продавать всех и вся. Сколько военных в ГДР сбежало к немцам в ФРГ. Кто просто по глупому энтузиазму, а кто и не с пустыми руками. Только они там никому не нужны были. А американская разведка, она и есть разведка. Хоть и неумелая, но какая имеется. За отсутствием гербовой пишем на обычной. Хотя наглость удивляет. Вот сам посуди. Доверили тебе проведение подобной операции на территории нашего славного города. Ты бы так бездарно провалил ее? Майор задумался и, прищурившись, улыбнулся: — Нет. Я бы все иначе организовал, и не так грубо и бестолково. Все шито белыми нитками. Знаете, как будто взяли сценарий шпионского фильма или романа образца шестидесятых годов и скопировали. Хоть бы современным воспользовались. — В самую точку, — усмехнулся Щукин. — Не оперативные сотрудники планировали, а группа дилетантов. Аналитиков, прогнозистов, а не полевых агентов. Но это не умаляет их интереса к нашим заводам. Соберутся, проанализируют, запретят заниматься самодеятельностью аналитикам и прогнозистам, доверят матерым. А вот сумеем ли мы это дело ухватить — еще вопрос. Поэтому давай мы разберем эту ситуацию до конца, может, что и получим. Не случайно же они на Архипова вышли. В командировку вызвали на плевую конференцию. В Москве очередь расписана в эти бесплатные путешествия лет на пять вперед. А тут без заслуг министерских, и в Сан-Франциско — «город в стиле диско». Чудес не бывает. И еще внимательно посмотрим, откуда они в заштатном американском городишке узнали о нашем могучем засекреченном инженере, любителе женского пола Архипове. Майор пододвинул папку поближе, раскрыл ее и начал говорить: — Весь расклад указывает на Кушакова. Предварительно. Нельзя скидывать со счетов, что стечение обстоятельств показывает нам именно на него. — Может, и так, — кивнул Шукин. — Но надо с осторожностью относиться к проверкам. Человека не обидеть. Подытожим. Ну что, Аркадий Викторович, в сухом остатке мы имеем лишь майора милиции Кушакова. Это тот самый, что пытался поступить к нам на службу? — Он самый, — ответил майор. — Я общался с нашими сотрудниками, кто с ним работал. Положительные отзывы. Живой ум, напористость, преданность делу, излишняя горячность, некоторая театральность, не считается с личным временем. Но ОСБ и психологи не пропустили — ранее употреблял наркотики. Все остальное почти идеальное. — Я подробно посмотрю все материалы на кандидата, пообщаюсь, кто принимал решение по отрицательному заключению. Давай, Аркадий Викторович, аккуратно начинай наводить справки про Кушакова. Но с максимальной конспирацией. Если опрос — то как-нибудь скрытно, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Если человек не причастен, мы бросим тень сомнений на его репутацию. Думаю, что над ним коллеги в милиции, вернее, полиции — все никак не могу запомнить и перестроиться на новое название — подтрунивают, да и косо глядят: не заделали ли Кушакова контрразведчики в свои агенты? — Ну, так мы же не берем агентов в действующие сотрудники… — удивленно посмотрел на своего начальника Уланов. — Об этом мы с вами знаем, а известно ли это сотрудникам внутренних дел, нам неведомо. Ну а если Кушаков записался в шпионы, то тем паче мы не должны спугнуть противника. Сам справишься или попросить помочь? — Неудобно признавать, но у меня нет источников в органах МВД, я по «атомщикам», а искать кандидатов, искать подходы — это долго, и неизвестен результат, — покачал головой майор. — Что мне нравится в тебе, Аркадий Викторович, — взвешенный подход, — улыбнулся Щукин. — Хотел тебя остановить, когда сам будешь в бой рваться. Не всякому оперативнику попадается материал с признаками шпионажа. Всю жизнь можно прослужить, но с таким материалом не пообщаться. Оттого и ревность может пробудиться, и ошибки можно допустить. Через две недели Уланов доложил Щукину, что удалось собрать на Кушакова: — Ничего особенного, не считая того, что стал кататься по туристическим поездкам. Там влюбился в местную. Смесь русского и финского. — А деньги откуда? — удивился полковник. — Им же только в следующем году добавят. Взятки? Наследство? Родители? — и что-то быстро черкнул в прошнурованной рабочей тетради. — Родители отпадают. Мать работает тоже в ГУМВД, в ОСБ. Отец — таксист на личной машине. Из-за руля выходит, чтобы помыться и поспать. Семья из небогатых. Родители и сам Кушаков до этого не совершали поездки за границу. Экономят. Живет Кушаков один, в потребностях скромен. — Понятно, — кивнул Щукин. — По доходам и расходам уточним. Что еще? Изменился после того, как его не приняли на службу к нам? Что окружающие говорят? — Поначалу очень изменился. Это многие отметили. Стал вспыльчив, раздражителен, остро реагировал на малейшие замечания. За спиной посмеивались, подтрунивали. Вспыхивал как порох, при задержаниях вызывался идти первым. Действовал зачастую… — Уланов заглянул в записи, процитировал: — …С неоправданной жестокостью, на грани допустимого. Потом стал более собранным, думающим, что ли. Книги начал читать. — А раньше не читал? — вскинулся Щукин. — Не был замечен.