Странно видеть, как миссис Дюшен выглядывает из дверей. За ее спиной стоят дети – притихшие, серьезные. В секретариате даже не звенит колокольчик. С появлением полицейских разговоры смолкают. Те, что в форме, выстраиваются по обеим сторонам дорожки. Снова хлопает калитка. По дорожке идет миссис Дюшен, за ней, построившись парами, ее ученики. Не слышно веселого гомона, который раздавался здесь всегда: эта безмолвная процессия напоминает шествие депортированных. Гэвин замечает, что ученики выглядят бодрее по мере приближения к калитке: наверняка сейчас они побегут к родителям. Первыми увозят самых маленьких. Потом – второклассников. Их провожает мисс Купер. Рядом с ней – Бренда Коллинз, которая, понятное дело, очень расстроена и ждет не дождется, когда окажется дома. Класс за классом, школа постепенно пустеет. Под конец остается только директор Уэбер. Вот проходит последняя стайка детей. Гомон на улице смолкает. «Леди и джентльмены, мне выпала обязанность информировать вас, что…» Речь получилась краткая и выразительная. Услышав об исчезновении Гэвина, толпа дружно ахнула: «О господи! Быть того не может!» Гэвин явственно расслышал чье-то одинокое «черт возьми!» Тем не менее ситуация под контролем, и шериф Стюард делает все возможное. Скорее всего, речь идет о мальчишеской шалости, и все завершится благополучно. А сейчас родителей просят покинуть территорию школы, чтобы облегчить процесс поисков. Любая информация может оказаться полезной: если вам есть что сообщить, не стесняйтесь звонить в службу спасения. Желающие могут собраться в поисковую группу, при условии, что они не будут нарушать закон и мешать полиции. И да поможет нам Бог. Гэвин смотрит на вход в здание: там стоит его мать, но ее не видно. Возможно, шериф с помощью детектива Джонсона выпытывает у нее: не было ли в последнее время в поведении мальчика каких-нибудь странностей? Не обижают ли его старшеклассники? Все ли нормально у них дома? Есть ли конкретные причины, которые могли бы побудить мальчика сбежать? Часто для ребенка это просто способ привлечь к себе внимание… Эти разговоры все много раз слышали по телевидению. Гэвин затеял шутку – и оказался в западне, из которой не может выбраться. Он вне себя от ужаса и боится поднести руку к язычку замка, чтобы случайно не открыть дверцу и не оказаться на виду. Когда же это кончится? И как? Неужели ему придется сидеть тут до следующей проверки счетчиков? Однажды мистер Паркер откроет шкаф, и на него упадет и рассыплется грудой костей скелет примерного ученика. Его уже не держат ноги. Шея болит, спина тоже. Он пытается пошевелить пальцами ног, но уже не понимает, чувствует он их или нет. Шум позади шкафа постепенно стихает. Наконец наступает тишина. Полицейские возвращаются в здание школы. Директор Уэбер сделал это еще раньше. Ночь. Вот как ему надо поступить: дождаться ночи. Только тогда он сможет выйти из шкафа незаметно. Правда, нелегко будет перелезть через ограду, не сломав ногу. Потом он пройдет пешком через городок до самого дома. Первым делом попросит прощения. Мальчик надеется, что после пережитого страха мать не станет его наказывать и не устроит истерику. Она даже найдет возможность похвалить его в разговоре с шерифом Стюардом. А потом настанет самый трудный момент. Она спросит: «Зачем ты это сделал?» Затеял глупую шутку, а потом ситуация вышла из-под контроля, скажет он. Но сейчас, сидя в шкафу, он знает, что правильный ответ: «Не знаю!» Но, главное, что будет на следующий день? Гэвин пытается представить это себе. Новость распространится с быстротой молнии: мальчик нашелся! Что с ним случилось? Да ничего особенного – обыкновенная шалость. Как он заговорит с Брендой Коллинз? Как посмотрит в глаза каждому жителю городка? «С этим мальчиком что-то не так». На Гэвина поставят клеймо. Мальчик уже чувствует, как оно жжет ему кожу. Возможно, им придется уехать из Коди, чтобы начать нормальную жизнь где-то еще. Теперь окончательно ясно, что наружные камеры не зафиксировали момент, когда он спрятался, иначе сюда давно бы пришли. У Гэвина перехватывает дыхание, когда он видит, как мать выходит из школы. Она в отчаянии. Отец Натана идет рядом и, похоже, поддерживает ее. За ними следуют шериф Стюард и четверо полицейских. Замыкают процессию директор Уэбер с мистером Паркером и мисс Бойл. Последняя запирает дверь школы на ключ. Все они шагают, опустив голову. Наконец калитка захлопывается. Гэвин слышит урчание моторов и узнает звук «Ниссана-Альтима». Тишина. Мальчик переводит дух. Проходит несколько минут. Ему кажется, что в животе у него беснуется стая бешеных волков. Вдруг раздается легкий щелчок: дверь будки на миллиметр приоткрывается. С крыши падает тоненькая струйка воды, образуя в траве крошечную лужицу. Затем дверь закрывается – бесшумно, сама собой. По чистой случайности вода не просочилась внутрь. Если бы это произошло, Гэвин мог бы поджариться. Дуновение свежего воздуха словно очистило тесное помещение, а заодно и прояснило мысли мальчика. «Мне надо оставаться здесь», – подумал он. И представил себе, что сейчас творится в городке. Завтра почтенные отцы семейства, забыв о работе, с утра займутся поисками; одни будут патрулировать город на пикапах, другие, собравшись группами, – прочесывать окружающую местность, возможно, даже по ту сторону Спринг-Крик. В числе версий происшедшего, конечно же, будет обсуждаться и самая страшная: похищение. Недаром шериф Стюард деликатно спрашивал у его матери, нет ли кого-то, кто может иметь зуб на их семью? Кто способен совершить подобное? В фильмах, как правило, мотивом служат деньги или личная месть. «Скажите, мэм, по-вашему, такое возможно?» Шериф выразит желание поговорить также и с ее мужем. Которого, впрочем, у нее нет. Он приходит раз в неделю, обычно по воскресеньям, чтобы побыть с мальчиком. Исчезновение сына – дело серьезное, думает Гэвин, возможно, отец уже в дороге, несется сюда на максимальной скорости. Вспомнился тот вечер, когда он делал вид, будто целиком поглощен видеоигрой, а на самом деле отключил звук в наушниках. И тут Гэвина осеняет: а что, если исчезновение сына заставит помириться его родителей, которые избегают смотреть в глаза друг другу? Ничего особенного тогда не произошло. Просто они поспорили – и все изменилось. С силой захлопнулась дверь – и отец исчез. Гэвин как будто снова сидит перед экраном и вместе с горсткой мятежников мчится по пустынным, полным опасностей пространствам Голмы, шестой планеты системы Хагарта. Это его любимая игра, в том числе потому, что у заместителя командующего та же фамилия, что и у него: Вуд. Джейсон Вуд, межгалактический наемник с роботизированной рукой, которая может снести горы, а при необходимости даже превратиться в фотонную пушку. Но Гэвин никогда не отождествляет себя с ним; он предпочитает смотреть, как сражается Джейсон Вуд, с позиции командующего, Медведя Алто. Из отряда, брошенного в бой в самом начале миссии, почти всегда остаются в строю только они двое. Помимо возможности отключить звук в наушниках, Гэвин пользуется еще одним удобством: полуоткрытой балконной дверью, в которой отражается все, что происходит на кухне. То, что это не рядовая ссора, он понял сразу. Во-первых, они говорили по-итальянски, а это бывает достаточно редко. Итальянский – трудный язык; время от времени Гэвин произносит на нем несколько слов, а иногда может даже составить целую фразу, хотя мама и говорит, что ему надо подучить спряжение глаголов. Иногда они рассказывают ему о своей прежней жизни на другом конце света: об учебе, о городах… О том, как они познакомились, а позже стали мужем и женой. Однажды они решились на безумство: бросили все и начали жизнь с нуля за океаном. Бывает, мама, с любовью глядя ему в глаза, говорит: «Новая жизнь началась с тебя». Наверно, такие слова должны доставлять радость, но в воображении Гэвина почему-то возникает огромный камень, которому она никак не может подыскать подходящее место. Чтобы прогнать эту неприятную мысль, он произносит по-итальянски названия разных вещей. Его завораживает звучание этих слов на другом языке: «стол», «вешалка», «гостиная», «люстра»… Вначале мама позволяет ему играть в эту игру, но недолго: у нее важные дела, которые нельзя отложить… Случается, хоть и редко, что мальчик продолжает игру ей назло: ему кажется, что его не хотят признавать полноправным участником этой истории, которая, как-никак, имеет к нему прямое отношение. «Не лезь не в свое дело», – без слов говорят ему родители, когда он проявляет чрезмерное любопытство. И одновременно они как будто навязывают ему какую-то ответственность: «Новая жизнь началась с тебя». Гэвин знает, что кроме отца и матери, других родственников у него нет. Так иногда случается: например у Гордона Селлера (многие думают, что именно поэтому он такой задира). Мальчик знает Коди как свои пять пальцев. О пространстве, лежащем за пределами округа Парк, у него более смутные представления. Ссора на кухне как-то связана с Сарой Хокинс, владелицей сувенирной лавки на Шеридан-стрит; та гребет деньги лопатой, продавая втридорога магнитики и открытки; туристы, которые заезжают в Коди по дороге в Йеллоустон или на обратном пути, тратят на это добро целые состояния. Самый ходовой товар – естественно, сувениры, связанные с Буффало Биллом. Его миниатюрные фигурки буквально сметают с прилавка: не успевает отец Гэвина привезти новую партию, как витрина мгновенно пустеет. Он – гений. Большую часть времени он проводит в мастерской за домом. Заходя туда, как будто попадаешь в другой мир: кругом шкафы, заполненные фигурками. Иногда Гэвину разрешается взять в руки одну из них. Он садится за отцовский рабочий стол и нацепляет на нос очки, в которых отец формует массу из особого пластилина. Через толстые стекла легче рассмотреть мелкие детали: платья, пряжки, меха… Мальчик может четверть часа любоваться какой-нибудь деревянной пуговицей, не понимая, как она сделана: у его отца золотые руки. Он создает коллекционные наборы солдатиков. Каждый день ему по интернету поступают заказы, и его продукция из городка Коди расходится по всему миру. Некоторые семьи платят половину месячного дохода, чтобы их обессмертили в пластилине. Для этого достаточно прислать фото. На каминной полке стоят и они: отец, мать, сын. Раз в году у Гэвина праздник: отец разрешает ему посмотреть, как он работает. Мальчик неотрывно следит за ним, впиваясь взглядом в пластилин. Отец часто бормочет волшебные слова: «Чтобы цветы обрели форму, надо придать им ее изнутри». Иногда мальчику кажется, что это правда, иногда – что просто бессмыслица. Первую такую семейную группу отец слепил однажды незадолго до Рождества, а потом это превратилось в традицию. Вот Гэвин еще в коляске, а здесь уже учится ходить, и так далее. Каждая такая композиция стоит в гостиной до декабря следующего года, после чего ее сменяет новая. Забавно наблюдать за эволюцией, увековеченной на полке шкафа: первая группа состоит всего из двух фигурок: папы и мамы с большим животом. На миниатюрном пьедестале надпись: «Семейство Вуд 2019». Иногда Гэвин останавливается и смотрит на эти две фигурки. Ему кажется, что он – бесплотный, как струйка дыма. Всего лишь прообраз будущего, которому еще только предстоит родиться. – Ты что, следила за мной? – спрашивает он. Гэвину кажется, будто отца смешит мысль, что за ним могут шпионить. Но его жене не до смеха. – Иди к черту, – произносит она, стиснув зубы, еле сдерживая ярость. – Послушай, не надо устраивать сцену. Не знаю, что взбрело тебе в голову… – Я видела тебя с ней. В задней комнате лавки. Ты мне противен. Отец вдруг становится очень серьезным. – Ты следила за мной, – повторяет он, но теперь это звучит утверждением. Затем, осознав сложность ситуации, отец пытается оправдаться: – Не знаю, что ты там видела, но мы с Сарой… – Ты мне противен, – повторяет она и хватается за стул, чтобы не упасть: у нее подкашиваются ноги. – Черт возьми, у нас все было хорошо… Как ты мог? У Гэвина в игре ответственный момент: Медведь Алто ведет отряд мятежников через минное поле. Одновременно ему приходится отражать атаку крылатых мутантов, налетающих со всех сторон. Тут нужен какой-то трюк. Гэвин уже нашел решение: герой должен сделать двойное сальто-мортале и, достигнув верхней точки траектории полета, метнуть в гигантских насекомых зеленую бомбу, которая разорвет их в клочки. Тогда галактические пираты сумеют выбраться из ловушки. – Ты ее любишь? – спрашивает она. – Не говори глупостей. – Тогда почему?.. Отец Гэвина опускает голову. – Как ты мог? – в отчаянии повторяет мать. Каждый раз, как она это повторяет, кажется, что сейчас у нее закружится голова и она ударится спиной об аквариум. А он словно окаменел. Молчит и смотрит в пол. – Говори! Скажи что-нибудь! Но он не раскрывает рта. Когда очередной призыв остается без ответа, она, потеряв самообладание, выбегает из кухни. Гэвин еще минуту-другую идет во главе своей армии, поглядывая на отражение отца в стеклянной двери: тот сидит, опустив голову. Потом в кухне снова появляется мать. Она врывается, как торпеда, и кладет на стол листок бумаги. И внезапно история с Сарой Хокинс теряет остроту. Сидя в шкафу, Гэвин вспоминает тот вечер и снова задает себе вопрос: неужели простой лист бумаги способен вызвать такую бурю? Он бросает Медведя Алто в атаку на гигантских червей в стальных панцирях, но голова у него занята другим: никогда еще он не видел отца в таком состоянии. Отец плачет. Мальчику кажется, что он охвачен огнем. Это такой спецэффект: палица Джейсона Вуда вспыхивает, уничтожая чудовищ, и экран как бы воспламеняется. Но герой Гэвина допустил оплошность: не заметил мутанта, который вылез из-за скалы слева и напал на отряд. Джейсон падает, разорванный клешнями чудовища. Дом на Биг-Хорн-авеню отрывается от фундамента и парит над поверхностью планеты Голма. Мать Гэвина смотрит в стол. Похоже, она уже жалеет о том, что принесла этот листок: она словно очнулась от сна. Если бы можно было вернуться назад и удержаться от приступа гнева! «Боже, что я натворила?» – говорят ее глаза. Хотя, быть может, эта месть доставила ей некоторое удовлетворение. Отец Гэвина сидит с помертвевшим лицом и бормочет себе под нос: «Ты знала…» Для нее нет пути назад. Ее ответ – молчание. Ему трудно дышать. На этом листке, брошенном на стол, он читает какую-то таинственную историю. – Ты меня просто использовала, – произносит он наконец. Он как будто нашел единственно верную разгадку. – Тебе нужен был не я, а мой отец. Тебе хотелось снова оказаться в этом чертовом контейнере… – А у тебя было одно желание: вернуть меня туда. Ты должен был меня спасти. Доказать, что не имеешь ничего общего с тем, кто тебя породил. Напрасно старался: ты такой же, как он. – Ты теперь носишь мое имя. Я привез тебя в другую часть света, дал тебе новую жизнь… – А я дала тебе сына. Ты ведь хотел возродиться вдали от всего этого, разве нет? У отца такой взгляд, словно ему явился призрак. – Так кто кого запер? – спрашивает он с истерическим смешком. После этого они уже не могут смотреть в глаза друг другу. В воспоминаниях мальчика все происшедшее растворяется в потоке безумных слов. Он снова видит себя с джойстиком на коленях: ему надо продолжать игру, время которой неумолимо движется к концу. Родители даже не замечают его присутствия. Они снова и снова бросают друг другу в лицо страшные слова. Отец, например, называет Коди клеткой. Гробом с прозрачными стенками, которые отделяют тебя от остального мира. От этого можно рехнуться. А еще он говорит о парах, ведущих замкнутый образ жизни: постоянное общение нос к носу ни одному из них не дает права следить за другим и контролировать каждый его шаг, становиться его тенью. Два одиночества не суммируются в свободу. И ты думаешь об одном: как избавиться от ощущения, что ты в тюрьме. Рано или поздно тебе начинает не хватать воздуха, и ты принимаешься искать щель, трещину, просвет… И даже объятия какой-нибудь Сары Хокинс могут стать глотком кислорода. Некоторые фразы гудят в голове Гэвина, словно здоровенные мухи, которые с огромной скоростью проносятся над головой. – Мы с тобой искали друг друга, – говорит отец, по-прежнему глядя на руки. – И я понял: это судьба. Я действительно люблю тебя. События должны были принять абсурдный оборот, чтобы… Она качает головой, не желая отступать ни на миллиметр: – Мы оба использовали друг друга. Для отца Гэвина это последний удар. Внезапно появившийся листок бумаги словно уничтожил его. Все же он находит в себе силы встать и, тяжело ступая, уходит в спальню. Его жена быстро идет следом – разговор еще не закончен. Только теперь Гэвин снимает наушники и откладывает на диван джойстик. Из спальни доносится глухой стук, как будто там с силой выдвигают и задвигают ящики. Мальчик встает, проходит из гостиной в кухню. Наклоняется над столом. Там лежит старая вырезка из газеты, пожелтевшая, с выцветшими буквами. Гэвин не может прочесть, что там написано. В центре фотография маленькой девочки. А под выцветшим фото – единственное слово, которое Гэвин понимает: «Лаура». Так зовут его мать. * * * Свет снаружи теперь другой. Гэвин наблюдает за лужайкой, но перед глазами у него – лицо девочки с фотографии. Иногда она ему снится. Это кошмарные сны, от которых он просыпается весь в поту: выцветшая картинка в какой-то момент начинает говорить, но слов понять нельзя. Может быть, в них объяснение причины, по которой он все еще здесь; весь город ищет его, а какое-то безумное упрямство не дает ему выйти из шкафа с электросчетчиками. Если до этого ему просто хотелось есть, то сейчас он вдруг ощутил настоящий голод, какого не еще испытывал никогда в жизни: теперь он понимает, почему животные выходят зимой из леса и бродят по улицам городка, переворачивая помойные баки. Еще его мучает жажда, от которой голод только усиливается. А ведь всего-то надо повернуть металлический язычок замка и слегка надавить на дверцу. А потом встать перед оградой школы и закричать. В глубине души он на это уже готов. Но вдруг в его сознании, как лучик света, вспыхивает мысль, и словно опрокидывает мир вверх дном. – Посмотрим, что они будут делать, – говорит мальчик. Саша Наспини родился в 1976 году в городе Гроссето в Южной Тоскане. Редактор, арт-директор, сценарист, автор нескольких романов и сборников рассказов. Его книги изданы в 25 странах. * * *