Были и еще вопросы, хотя немного, но этот ответ закончил пресс-конференцию. Потом Луис сидел в своем кабинете (Стив Мастертон ушел час назад, сразу после пресс-конференции — чтобы успеть к вечерним новостям, подумал Луис), пытаясь как-то осознать случившееся за этот день, набросить на него хоть какой-то покров обыденности. Они с Чарлтон просмотрели карты «группы риска» — студентов, угрюмо продолжающих учиться, невзирая на тяжкие недуги. В эту группу входили двадцать три диабетика, пятнадцать эпилептиков, четырнадцать параплегиков и другие: студенты с лейкемией, с церебральным параличом и мускульной дистрофией, слепые, двое глухих и один случай клеточной анемии, который Луис еще никогда не встречал. Может быть, спокойнее всего в этот день был момент после ухода Стива. Чарлтон вошла и положила на стол Луиса розовую записку. «Ковер из Бангора будет завтра в 9.00», — прочитал он. — Ковер? — Его же надо заменить, — сказала она твердо. — Нельзя оставлять это пятно, доктор. Нет, конечно. Если бы он каждый раз глядел из-за своего стола на это розовое пятно, то он вряд ли просидел бы здесь долго. Он уже почти успокоился, когда миссис Бейлингс, ночная сиделка, сунула голову в дверь и сказала: — Ваша жена звонит, доктор Крид. Луис поглядел на часы и увидел, что уже полшестого; он должен был уйти полтора часа назад. — Хорошо, Нэнси. Спасибо. Он поднял трубку. — Привет, дорогая. Я как раз... — Луис, с тобой все в порядке? — Да, конечно. — Я слышала по новостям, Лу. Мне так жаль, — она прервалась. — По радио. Они передавали, как ты отвечал на какой-то вопрос. Звучало это очень солидно. — Да? Я рад. — Но ты уверен, что с тобой все нормально? — Да, Рэчел. Все хорошо. — Приезжай, — сказала она. — Да-да, еду. — Дом казался ему спасением. 15 Она встретила его в дверях, и у него просто отвалилась челюсть. Она была в лифчике сеточкой, который ему так нравился, в полупрозрачных трусиках и... больше ни в чем. — Выглядишь просто прелестно, — сказал он. — А где дети? — Мисси Дэнбридж взяла их. Мы одни до восьми тридцати... то есть, у нас два с половиной часа. Не будем терять их зря. Она прижалась к нему. Он ощутил дивный аромат — розовое масло, что ли? Он обнял ее, сперва за талию, потом его руки дошли до ягодиц в то время, как ее язык вытанцовывал между его губ, все глубже забираясь в рот. Наконец они разняли губы, и он несколько хриплым голосом осведомился: — Ты ужинала? — Только десерт, — и она принялась медленно тереться низом живота о его пах, постепенно наращивая скорость. — Но обещаю, что накормлю тебя только тем, что тебе по вкусу. Он потянулся к ней, но она отстранилась. — Сперва наверх, — сказала она. Она подвела его к горячей ванне, медленно раздела и окунула в воду. Затем взяла жесткую губку, обычно без дела висящую на двери, густо намылила его и принялась тереть. Он чувствовал, как весь этот день — дьявольски трудный первый день, — смывается с него вместе с потом. Она сама вымокла, и трусики облегали ее, как вторая кожа. Луис попытался вылезти, но она мягко толкнула его обратно. — Что... Она осторожно сжала его губкой — осторожно, но с едва заметным трением, вверх-вниз. — Рэчел... — его прошиб пот, и не только от горячей воды. — Тсс... Это длилось почти вечность — когда блаженство достигло предела, рука, двигающая губку, замерла. Потом снова принялась сжимать и тереть, пока он не кончил с такой силой, что почувствовал боль в барабанных перепонках. — О Господи, — сказал он, когда снова смог говорить. — Где тебя этому научили? — В скаутах, — ответила она жеманно. Она приготовила бефстроганов, который разогревался во время сцены в ванной, и Луис еще в четыре дня думавший, что захочет есть не раньше Хэллуина, с аппетитом съел две порции. Потом она снова повела его наверх. — Вот теперь, — сказала она, — покажи, что ты для меня можешь сделать. Луис подумал, что все кончилось не так уж плохо. После Рэчел надела свою старую пижаму, а Луис напялил фланелевую рубашку и почти бесформенные штаны, которые она именовала не иначе как «ветошью», и так пошел за детьми. Мисси Дэнбридж хотела узнать о происшествии, и он рассказал ей немного, меньше, чем она могла назавтра прочитать в «Бангор дейли ньюс». Он чувствовал себя сплетником, но Мисси не брала денег за сидение с детьми, он был благодарен ей за чудесный вечер, доставшийся им с Рэчел, и решил отблагодарить хотя бы таким образом. Гэдж уснул еще до того, как Луис прошел милю, отделявшую дом Дэнбриджей от его собственного, да и Элли уже зевала. Он переодел малыша и уложил его в кроватку. Потом он прочитал Элли книжку. Как обычно, она потребовала «Где живут дикари», но Луис уговорил ее согласиться на «Кота в шляпе». Она уснула через 5 минут, и Рэчел подоткнула ей одеяло. Когда он спустился вниз, Рэчел сидела в комнате со стаканом молока. На бедре у нее лежала открытая книжка Дороти Сэйерс. — Луис, с тобой правда все в порядке? — Конечно, дорогая, — сказал он. — Спасибо тебе. За все. — Мы должны жить друг для друга, — сказала она, улыбаясь довольно весело. — Ты не пойдешь к Джуду выпить пива? Он покачал головой: — Ты что? Я совсем вымотался! — Надеюсь, я смогла тебя хоть немного взбодрить? — По-моему, да. — Тогда налей себе молока, док, и пошли спать. Он думал, что не сможет заснуть после всего пережитого за день, но стал медленно погружаться в сон, будто спускаясь по гладкой поверхности. Он читал где-то, что у среднего человека уходит всего семь минут на то, чтобы стереть все впечатления дня. Семь минут на обновление сознания и подсознания, как смена мишеней в тире. Во всем этом было что-то жуткое. Он уже почти заснул, когда Рэчел откуда-то издалека произнесла: «...послезавтра». — Ммм? — Джоландер. Ветеринар. Он заберет Черча послезавтра. — Ааа, Черч. Прощайся со своими яйцами, старина Черч. — Тут он окончательно заснул, крепко и без сновидений. 16 Что-то разбудило его позднее, какой-то шум, заставивший присесть в кровати, раздумывая, то ли это Элли упала на пол, то ли сломалась кровать Гэджа. Тут луна вышла из-за туч, осветив комнату холодным белым сиянием, и он увидел стоящего в двери Виктора Паскоу. Шум раздался, когда Паскоу открывал дверь. Он стоял там, с проломленной с левой стороны головой. Кровь у него на лице засохла, и он стал похож на индейца в боевой раскраске. Белела сломанная ключица. Он усмехался. — Пойдем, доктор, — сказал Паскоу. — Нам нужно сходить в одно место.