По словам родственников Насти, ее исчезновение они заметили не сразу. Она собралась съездить в Кедровое за наглядными пособиями для детсада и отправилась на автобусную остановку. В последний раз ее видели у павильона остановки, где девушка ждала проходящий автобус до райцентра. С кем и когда она могла уехать, никто не знал. Первой тревогу забила мать, когда ближе к вечеру Настя так и не появилась. Начались поиски. И лишь на следующий день в соседнем с селом лесном массиве было обнаружено обмотанное толстым, крепким шнуром обгоревшее женское тело. По часам на левом запястье, серьгам и цепочке было установлено, что это и есть пропавшая без вести. Шокирующая новость мгновенно разлетелась по всему району. Некоторые очевидцы утверждали, что на поляне, где была обнаружена Настя, имелись нарисованные на земле и деревьях сатанистские символы. После опознания и экспертиз, в ходе которых было установлено, что перед смертью Настя была изнасилована, а затем облита горючей жидкостью и подожжена, закрытый гроб с ее телом был передан родственникам для погребения. Хоронили Настю всем селом. Когда процессия уже приблизилась к кладбищу, внезапно примчалась милицейская машина, из которой вышли Давишин и двое сержантов, все при оружии. То, что было дальше, родственники Насти вспоминали как продолжение уже пережитого кошмара: прибывшие прилюдно арестовали безутешного жениха убитой, обвинив именно его в столь жестоком убийстве. Крики односельчан, доказывавших невиновность Юрия, Давишин проигнорировал. Парня заковали в наручники и увезли в Кедровое. Как выяснилось позже, кто-то из светловцев (а может, и не из светловцев вовсе) сообщил кедровским операм о том, что днем ранее у сельского клуба Зимин и Ветринцева якобы из-за чего-то поссорились. Этого Давишину вполне хватило, чтобы тут же, как говорится, «на колене», состряпать удобную для него версию, тем более что железного алиби у Зимина не было. В тот злополучный день он ездил порыбачить на лесные озера и вернулся только вечером. То, что у парня вообще не было никакого мотива убить Настю, Давишина не волновало — главное, нашелся подозреваемый, а детали особого значения не имеют. Самым гнусным в этом «липовом» обвинении было то, что неведомым образом нашлись «свидетели» из числа кедровских бомжей, которые подтвердили, что они будто бы видели лично, как Зимин заталкивал Настю в свою машину. Кроме того, на поляне, где совершилось убийство, была найдена расческа, которую экспертиза признала принадлежавшей Юрию. Поэтому его попытки доказать свою невиновность на суде оказались безуспешными. Правда, вместо пожизненного, как того требовал представитель обвинения Дадушкин, Зимину было назначено в виде наказания пятнадцать лет строгого режима. Разговаривал «Иван Иванович» и с родственником Зимина — его двоюродным братом. Родители Юрия давно уже умерли, его сестры вышли замуж и разъехались. Игорь Зимин, работавший в Светловке телефонистом на местной АТС, тоже был не очень склонен к разговорам. С выводами следствия и приговором суда в отношении Юрия он был категорически не согласен. По мнению Игоря, его брата попросту засудили, чтобы увести от ответственности настоящих подонков. На вопрос «Ивана Ивановича», кто, по его мнению, мог на самом деле убить Настю, Игорь лишь пожал плечами. — Я не ясновидящий… — сердито буркнул он. — Но кое-что слышу и вижу. Вы же слышали про то, как двое жлобов из Кедрового сгорели в своих машинах? Мне кажется, это не случайно. Ведь как говорят? Бог — не Тимошка, он видит немножко. Сгорели эти двое, как видно, за что-то очень нехорошее. Не они ли Настеньку сожгли? А? Это суждение «Ивана Ивановича», можно сказать, ошеломило: неужели и впрямь виновники смерти Анастасии Ветринцевой — Антоний Макальцев и Арнольд Дадушкин?!! И хотя это предположение на первый взгляд смотрелось дикой нелепицей, он решил проверить: а вдруг это и в самом деле так? Он решил побывать в местах проживания и Антония, и Арнольда. Как оказалось, до своей кончины те обитали в двухэтажных многоквартирных домах, построенных еще в шестидесятые годы. Поговорив с соседями обоих усопших, «Иван Иванович» с удивлением узнал, что оба эти субъекта никогда не были женаты, при этом были близкими друзьями. Даже периодически ночевали друг у друга. Общаясь с соседями Макальцева, «Иван Иванович» выяснил интересную деталь: когда тот сгорел в своей машине, родственников, которые могли бы унаследовать его квартиру, не обнаружилось. Поэтому по прошествии положенного срока ее оформили в муниципальную собственность и передали нуждающимся (таковой оказалась секретарша главы администрации). Вступив во владение этой жилплощадью, новая хозяйка пришла ее осмотреть с какой-то подругой, скорее всего, тоже сотрудницей администрации. Отперев замки и войдя в квартиру, всего через минуту обе дамочки выскочили оттуда как ошпаренные. Любопытствующие соседи рискнули заглянуть за дверь, которую те, убегая, даже не заперли. И если в прихожей все было, как обычно, то комната представляла собой что-то наподобие сатанистского притона. По всем стенам были развешаны какие-то страхоглядные амулеты, изображения клыкастых чудовищ с перепончатыми крыльями, человеческие черепа с начертанными на них каббалистическими знаками. Секретарша главы в той квартире больше так и не появилась. Вскоре туда вселилась какая-то многодетная семья из погорельцев, которая всю сатанистскую «хреновину-морковину» вывезла в чистое поле и там закопала. Затем силами новых жильцов в квартире был учинен капитальный ремонт — сорван пол и заменена штукатурка, после чего пригласили батюшку, который провел чин освящения жилища. По словам новых хозяев квартиры, пока батюшка читал молитвы, от неведомых порывов ветра в помещении трижды гасли свечи, а потом как будто все успокоилось. Соседи Дадушкина тоже поведали много интересного. В частности, по их словам, ежегодно в ночь с тридцатого апреля на первое мая и с тридцать первого октября на первое ноября их жилец куда-то обязательно отбывал, возвращаясь уже утром. Где он был и чем занимался — оставалось загадкой. Да и кто бы посмел задавать какие-то вопросы следователю прокуратуры?! На момент приезда «Ивана Ивановича» квартира Дадушкина была опечатана, поэтому войти туда было невозможно. Но, видимо, и там имелась целая экспозиция сатанистской символики. Все это, вместе взятое, по мнению «Ивана Ивановича», являлось хотя и косвенным, но весьма серьезным подтверждением того, что Анастасия Ветринцева была убита именно Макальцевым и Дадушкиным, которые учинили в лесу сатанистское жертвоприношение. А пообщавшись с бывшими коллегами того и другого, в этом мнении он укрепился еще больше. Разыскав бывших учащихся кедровского ДЮСШ, от одного из них он услышал рассказ о том, как однажды Макальцев, который курировал его работу, пытался уговорить его поехать с ним на рыбалку с ночевкой, обещая подарить за это новенький цифровой «фотик». Однако, заподозрив нечто нехорошее, паренек отказался наотрез, чем очень разозлил излишне «заботливого дядю». А вот некоторые другие с Макальцевым «на рыбалку» ездили, о чем позже в общении со сверстниками вообще не хотели даже вспоминать. Имелись какие-то «мутные» странности и в биографии Дадушкина. Как рассказал один бывший сотрудник прокуратуры, когда Арнольду доводилось расследовать дела, где фигурантами были молодые женщины, он излишне часто возил их то на какие-то очные ставки, то на следственные эксперименты. При этом было несколько случаев, когда подследственные от него сбегали, и их потом уже невозможно было найти. Но теперь возникал вопрос: кто же разделался с этими двумя явными сатанистами? Ответ напрашивался сам собой: тот, кто хотел расквитаться с ними за причиненное ими зло. Но, по словам Игоря Зимина, от своего брата Юрия он уже давно не получал никаких известий. После суда того отправили в одну из тюрем где-то на Верхней Волге. Потом, лет через пять, перевели на другую «зону», откуда письма приходили очень редко. А потом они и вовсе перестали приходить. И где сейчас может быть Юрий, неизвестно. Неизвестно даже, жив ли он… Во всяком случае, все запросы, сделанные родственниками Юрия Зимина во ФСИН, или где-то терялись, или если на них и приходили какие-то ответы, то многословные и непонятные, типа: ты ему — про Фому, а он — про Ерему… Выслушав эту историю, Гуров высоко оценил усилия неведомого им со Стасом «Ивана Ивановича», который на голом энтузиазме очень даже здорово продвинул их расследование: — От нас со Станиславом Васильевичем «Ивану Ивановичу» полнейший респект и уважение. Ну и, понятное дело, наша глубокая благодарность. Хотелось бы выразить признательность ему лично. Но раз уж он желает остаться инкогнито, передайте вы, что он, по сути, решил судьбу нашего расследования. Думаю, теперь дело фактически уже раскрыто. — Вы Юрку арестуете и посадите? — неожиданно спросил сидевший на другом конце стола молчаливый гость с бородищей, годами за шестьдесят. — Знаете, наверное, так сделать и придется. Но, скажу откровенно, радости в этом для нас нет никакой, — Стас грустно усмехнулся и добавил: — Иногда к задержанному испытываешь больше уважения и сочувствия, чем к потерпевшему. Вот как в этом случае… Покончив с делами в Зорянке и поблагодарив его гостеприимных жителей, переполненные впечатлениями и съеденными угощениями, опера отправились в обратный путь, в Кедровое. Когда село скрылось за стеной леса, запиликал телефон Гурова. Судя по рингтону, это был Петр. — Ты ответь, а то дорога, сам видишь, не располагает к болтовне по телефону… — попросил Лев, указав взглядом на свой сотовый, лежащий на приборной панели. Кивнув, Крячко поднес сотовый к уху и вальяжно обронил: — У аппарата! — Стас, привет! Лева за рулем, я так понял? А чьи «колеса», откуда? — деловито проговорил Орлов. Выслушав ответ, он поинтересовался ходом расследования. Известие о том, что теперь уже точно есть реальный подозреваемый, Петра обрадовало. — Ну наконец-то! — облегченно выдохнул он. — А то наши подколодные «доброжелатели» уже задолбали своими запросами. Значит, вон что там было… Понятно! Какие планы на дальнейшее? — Завтра мы уже выезжаем обратно, по пути хотим завернуть в ту клинику, где когда-то лечился Давишин. Надо выяснить: он вышел оттуда или это вовсе не он. — Вот даже как?!! То есть вы не исключаете подмену одного человека другим? — Предполагаем. А вдруг это так на самом деле? Ранним утром, что по-московски означало полночь, приятели вызвали такси и отправились на местную автостанцию. Получив заказанные с вечера билеты, загрузились в маршрутку и помчались в сторону Иркутска. Выйдя у автовокзала, они на городской маршрутке поехали в аэропорт. А потом, взяв билеты и оставив вещи в камере хранения, отправились в клинику травматологии, где когда-то находился на лечении Алексей Давишин. Их появление и заданные ими вопросы поставили в тупик и главврача клиники, и ее персонал. Долгие раскопки в архиве позволили выяснить, что, оказывается, в этой клинике Давишин находился всего сутки, после чего, по настоянию родственников, его перевели в частную клинику для очень состоятельных пациентов. Что это за родственники и кто именно оплачивал лечение в частной клинике, было неизвестно. Узнав, где находится это частное медучреждение, которое, по словам главврача центральной травматологии, существует и поныне, правда, не числясь в процветающих, опера на такси добрались до нужного адреса. На проходной частной клиники охранник и дежурная медсестра испытали легкий шок, услышав, что оперов из Москвы интересует пациент, лечившийся здесь около двадцати лет назад. Медсестра созвонилась с директором клиники, и полковников провели в административный отдел. Директор клиники, заверив гостей в том, что едва ли может быть им полезен, поскольку работает в своей должности не более пяти лет, тем не менее взялся им помочь и вызвал к себе завхоза и сестру, ведающую учетом больных. Те, узнав о том, что требуются архивные документы, касающиеся одного из пациентов, лечившегося здесь аж двадцать лет назад, разом всплеснули руками: да мыслимо ли это?! — Это нереально, господа сыщики! — сокрушенно жестикулируя руками, покрутил головой завхоз. — Архив — это бумажный Содом и Гоморра. Там горы амбулаторных карт и клинических журналов. Впрочем, и это бы ничего, если бы не пожар, случившийся в архиве лет десять назад. — А обстоятельства этого пожара не припомните? — испытав острую досаду, уточнил Гуров. — Ну, я тогда еще только сюда устроился, входил в курс дел… Помню, к нам как-то нагрянула пожарная инспекция, которая проверяла здание на пожарную безопасность. Было трое сотрудников инспекции, двое ходили по зданию, один проверял архив. Ну, понятное дело: бумага — вещь пожароопасная. Нашли они там какие-то недостатки, недоработки, что-то поручили исправить… А уже на следующий день в архиве полыхнуло так, что пришлось эвакуировать пациентов. Пожарные прибыли, но с огнем смогли справиться лишь тогда, когда все в архиве выгорело дотла. Хорошо еще, что сама клиника не пострадала. Потом началось следствие, которое установило, что это был поджог. Как оказалось, те «инспектора» пожарной охраны вообще нигде не числятся. Документы у них были поддельные. Скорее всего, та «проверка» была устроена для того, чтобы кто-то мог спрятать в архиве зажигающее устройство с часовым механизмом. Отпустив завхоза и медсестру, директор клиники огорченно развел руками: — Как видите, господа, интересующие вас документы — увы! — кем-то уже уничтожены. Очень жаль! — А где сейчас ваш предшественник? Он жив-здоров? — спросил Лев, напряженно размышляя о чем-то своем. — Ну, он сейчас на пенсии… Да, он руководил клиникой с первого дня ее существования, — поправив очки, утвердительно кивнул хозяин кабинета. — Вы хотите с ним встретиться? — Да, было бы неплохо… — подтвердил Гуров. — Как нам с ним созвониться? — Ну, давайте я сейчас наберу его номер, попробуйте с ним поговорить, узнайте — что и как… — Директор включил громкую связь городского телефона и пробежался пальцами по кнопкам клавиатуры. После пары гудков в динамике раздался щелчок, и старческий голос чуть раздраженно спросил: — Алло, кто там? — Тимофей Валентинович, здравствуйте! Это Черемшанин вас беспокоит. Тимофей Валентинович, у меня тут двое господ из Москвы, из федерального Главка угрозыска. Они хотели бы с вами обсудить некоторые вопросы. — Какие вопросы?! — вырвался из динамика недовольный голос. — Я никого не желаю видеть. Оставьте меня в покое! То какой-то бандит притащился с финкой полуметровой, то из угрозыска… Хватит меня донимать своими расспросами! Дайте мне спокойно дожить остаток дней! Черемшанин, сокрушенно вздохнув, указал взглядом на телефон, как бы желая сказать: «Как видите, тут вам помочь нечем». Но Лев, шагнув к телефону, негромко, но твердо произнес: — Тимофей Валентинович, извините за беспокойство, это полковник Гуров. Я хотел бы вам задать два небольших вопроса. Вы позволите? Всего два! — Ну какие еще там вопросы? О чем? — даже не спросил, а простонал старик. — Первый вопрос: вы не припомните случай с капитаном полиции Давишиным из Кедровского РОВД, который лет двадцать назад попал к вам на лечение после тяжелого ДТП? — Двадцать лет назад? Нет, не помню! Ничего этого я не помню!!! — уже с истеричными нотками выпалил Тимофей Валентинович. — Хорошо, тогда второй вопрос. Вы упомянули про какого-то типа с финкой, который приходил к вам. Когда это было и что его интересовало? Уже с нескрываемой злостью старик чуть ли не проорал: — Два года назад это было! И он тоже спрашивал про этого вашего Давишина, пропади он пропадом! Все! Довольно! — И в динамике зазвучали короткие гудки. Выключив связь, Черемшанин задумчиво произнес: — Давишин… Мне эта фамилия чем-то знакома. Как-то на новогоднем корпоративчике кто-то из наших, будучи под «этим делом», что-то об этом человеке рассказывал. Но — что?.. Честно говоря, я и сам тогда, как говорят на флоте, загрузился выше ватерлинии, поэтому в голове ничего не отложилось. Оставьте свои контакты, если мне удастся что-то разузнать, я вам обязательно сообщу. Поблагодарив директора клиники, приятели немедленно поспешили в аэропорт. До регистрации оставалось еще полчаса, и они, решив подождать в зале ожидания, устроились на свободной скамье. Публика, сидевшая вокруг них, была самой разной. Одни смотрелись командированными, отбывающими по каким-то служебным делам, другие явно были семейными парами, надумавшими слетать в Москву по какой-то своей надобности… Ближе всех к ним сидел пожилой тучный гражданин, который дремал, слушая какую-то бубниловку, издаваемую лежащим рядом с ним планшетом. Крячко приподнялся и прислушался. На экране монитора планшета он увидел какого-то проповедника — то ли кришнаитского, то ли еще какого-то толка, разглагольствовавшего о вере: — Истинность намерений всякого верующего выражается в его реальных делах и поступках. Совершая моление, он подтверждает перед высшими силами чистоту своей души и приверженность ее чистоте высоких устремлений. Ни одна низменная мысль не может утаиться от взора господина нашего. Ни одно греховное намерение не остается неразгаданным для того, кто видит все сущее и правит этим грешным миром… Скучающе поморщившись, Стас огляделся по сторонам и с сожалением вздохнул: — Эх, доведется ли нам побывать тут еще раз? Слава богу, хоть разок взлянули на Байкал. А какие здесь водятся дивы! М-м-м-м! Пышут здоровьем, красавицы — кровь с молоком… — Ну-ка, ну-ка… — Лев вскинул указательный палец. — Вот с этого места — пожалуйста, поподробнее! Надо понимать, у тебя что-то было, когда остался один в гостинице? — Х-ха! — вложив в это междометие всю свою язвительность, отреагировал Крячко. — Кого совратил, негодник? — безапелляционно, прокурорским тоном уточнил Лев, — Лиду или Нину? — Ну-у… Лида как бы сама предложила! Чего смотришь?! Честно говорю — я и не помышлял. Как-то так само собой вышло… — Ох, Стас! — сокрушенно покачал головой Гуров. — Вернемся домой — закажу в спецмастерской «пояс верности» для особо озабоченных оперов. Как едешь в командировку — надеваешь, вернулся — снимаем в торжественной обстановке… — смеясь, добавил он. — Да ну тебя! — поморщившись, отмахнулся тот. На какое-то время приятели замолчали. Мимо них непрерывно перемещались пассажиры разных рейсов. Кто-то спешил к стойке регистрации, кто-то — в вокзальный буфет, кто-то — к справочному бюро и куда-то еще. Неожиданно к ним подрулил интеллигентно-аристократичного вида гражданин пенсионного возраста со старомодными усами и бородкой. Окинув приятелей величественным взглядом через линзы «профессорских» очков в тонкой оправе, он церемонно произнес: — Добрый день, господа! Позвольте представиться: Артемион Горгонольский, писатель. Вполне возможно, я не слишком широко известен, но мои произведения, предназначенные для взрослых, расходятся по всей стране немалыми тиражами. Я — москвич, прилетал сюда для творческой встречи с поклонниками своего творчества. Сегодня отбываю в родные, так сказать, пенаты, обогатившись новыми впечатлениями, новыми сюжетами… Если позволите, я хотел бы показать вам кое-что из своих новинок. — Щелкнув замком кейса, он достал из него розового цвета глянцевую книжицу с весьма нескромной иллюстрацией на лицевой стороне обложки. Называлось это «произведение» тоже весьма характерно: «Пять ночей в гареме султана». — Это моя последняя работа, пользующаяся огромной популярностью в среде настоящих мужчин… Лишь взглянув на иллюстрацию, Гуров невольно фыркнул и покосился в сторону Стаса. Тот, сразу же поняв, о чем тот подумал («Для тебя — как по заказу, в самый раз!»), тут же насупился, как грозовая туча, и чуть ли не прорычал: — Порнухой не увлекаемся! — Вы считаете это порнографией? — огорченно покачал головой Горгонольский. — В таком случае порнографией следует считать и «Лолиту» великого Набокова! Знаете, в роду Горгонольских было немало писателей, ученых, генералов, и каждый из них оставил свой след в науке, искусстве, военном деле. Графы Горгонольские были гордостью России, и они творили не порнографию, а высокое искусство. — Горгонольские? Что-то ни разу еще не слышал такой фамилии. Что касается «Лолиты»… — Крячко неприязненно взглянул на Артемиона. — Ну, читал я эту хреновину. Стопроцентная порнография, про старого, развратного козла, который совратил ребенка. Если бы это сегодня произошло в России, он сел бы лет на десять по статье о педофилии. — Сударь, вы грубы и некомпетентны в вопросах искусства! — оскорбленно выпалил Горгонольский, поднимаясь с места. — Вы опошляете высокое творение великого писателя и поэтому мне очень неприятны. Да! Вы мне очень неприятны, поскольку очень предвзяты и склонны к дилетантским оценкам! — Да? — Стас достал из кармана и показал Артемиону свою «корочку». — Вот сейчас я тебя отправлю в «обезьянник» за незаконную коммерческую деятельность, и тамошний контингент по достоинству оценит твое творчество на физически-интимном уровне. Уж там-то тебе точно будет необычайно приятно — гарантирую!