Увидев удостоверение, Горгонольский испуганно пискнул и мигом исчез в толпе. Глядя ему вслед, Лев от души рассмеялся: — Вот что творит удостоверение животворящее! В этот момент двое парней, которые проходили мимо, внезапно остановились и, взглянув на Льва, о чем-то быстро перекинулись парой слов. Один из них, подойдя к операм, очень вежливо спросил у Гурова: — Простите за беспокойство, но у меня к вам огромная просьба: вы не согласились бы со мной сфотографироваться? Понимаете, вы очень похожи на знаменитого сыщика Льва Гурова, просто его копия! Мы с другом учимся в юридическом институте, и у нас про Гурова ходят целые легенды. Хочу приколоться перед курсом, вроде того, будто бы случайно встретил самого Гурова. Пусть завидуют! Слушая будущего юриста, Стас со стоном поспешно закрыл рот ладонью и, отвернувшись, затрясся от безудержного хохота, тогда как Лев невозмутимо кивнул и поднялся на ноги. Парень встал рядом с ним, и его приятель дважды щелкнул камерой своего телефона. Еще раз извинившись за доставленное беспокойство и горячо поблагодарив «якобы Гурова», донельзя счастливые студенты удалились. Утирая выступившие от смеха слезы, Крячко почти что прорыдал: — Ну-у-у, Лева! Ну, тебе повезло-о-о-о! Тебя постигла такая популярность, что тебя уже признают похожим на… На тебя же самого… Гуров на это лишь снисходительно улыбнулся: — Стас, ты не представляешь, как над этим пареньком будет смеяться его курс, когда кто-нибудь дотошный из его однокурсников вдруг узнает о его хитрой затее и при этом догадается, что на снимке-то я и есть. А такое может случиться запросто. Ох и не завидую я ему! — сочувственно добавил он. — Да-а-а! Вот это будет прикол! — восторженно вскинул оба больших пальца Крячко. — Знаешь, я сегодня немного полазил в Интернете и наткнулся на материал какого-то именитого астролога, который утверждает, что в данный момент солнце находится в какой-то особой точке, что очень влияет на некоторых людей, которые из-за этого впадают в неадекват. Вот, пожалуйста, — два неадеквата нам уже повстречались. — Хм… — задумчиво обронил Лев. — Ну, раз день еще не закончился, то, надо думать, мы запросто можем столкнуться с еще одним неадекватом… Сказав это в порядке шутки, он даже не подозревал, насколько точным окажется его предположение. Уже сидя в креслах авиалайнера, приятели, каки обычно, вполголоса обсуждали свои текущие дела. Коснувшись темы коррупции, Стас напомнил о прошлогоднем деле губернатора Средневолжской области, который попался на многомиллионной взятке. В данный момент следствие по этому делу уже закончилось, и начался судебный процесс, который мог завершиться длительным сроком заключения зарвавшегося чиновника. Их разговор неожиданно был прерван бурной тирадой сидевшей впереди них «химической» блондинки с толстоватыми щеками, следами былой красоты и явным избытком золота на пальцах рук. Обернувшись к операм и с ненавистью глядя на них, она громко, с нотками истеричности, заговорила, резко жестикулируя руками: — А нельзя ли хоть немного помолчать? Дайте отдохнуть чужим ушам! Нет, это ж надо?!! Все время, всю дорогу без передышки: гыр-гыр-гыр-гыр! Гыр-гыр-гыр-гыр! Вот только двоих вас и слышно! Гонят и гонят без конца, без точки с запятой! Кто-то, может быть, хотел бы отдохнуть, уснуть… А как тут уснешь, если двое умников без точки и запятой болтают и болтают?.. Ошарашенный ее явно неадекватной реакцией, Стас хотел было столь же жестко ответить, но Гуров опередил его и нейтральным тоном произнес: — Ну, извините, если мы вас побеспокоили. Однако расходившуюся блондинку это только распалило еще больше: — Что это за манера — болтать и болтать без умолку, без точки и запятой, не обращая внимания на посторонних. Сколько можно без точки и запятой… — Я принес вам свои извинения! — уже ледяным тоном проговорил Лев. Похоже, дама уже выдохлась и смогла произнести лишь свое «фирменное»: — …Без точки и запятой… — Точка! — жестко бросил Лев, после чего та наконец-то замолчала. — А почему ты перед ней вдруг начал извиняться? Ведь она же и на ноготь не права! — окинув Гурова удивленным взглядом, шепотом спросил Стас. Сдержанно улыбнувшись, Лев тоже перешел на шепот: — Это лучший способ замять скандал и не срываться на перебранку с особой, у которой психика требует врачебного вмешательства. — И с какого хрена она устроила эту сцену? — нелюбезно покосился в сторону их оппонентки Крячко. — Ее задела тема нашего разговора. Мы наступили на ее больной мозоль. Ты же знаешь, что в доме повешенного о веревке не говорят… — Говоря это, Гуров слегка поморщился. — А разве это повод закатить прилюдную истерику? — вопросительно прищурился Станислав. — Есть такое выражение — «конторская язва». Это хроническая стерва, которая поедом ест всех, кто оказался рядом. И беда, если она еще и любовница босса. Тогда контора становится страшным гадюшником — как для сотрудников, так и для клиентуры. Сто против одного, что эта мадам из окружения Сибляшкина. Сейчас проверим… Лев осторожно тронул пальцем плечо блондинки и негромко поинтересовался: — Я могу вам задать один вопрос? — Какой еще вопрос?!! — резко обернувшись, просверлила его ненавидящим взглядом дама. — Если по совести, то вас ведь задела не громкость нашего разговора, а тема, которую мы обсуждали, — суд на экс-губернатором Сибляшкиным? Я прав? — Ну и что? Какое ваше собачье дело до этого человека?! — истерично выпалила блондинка. — Что вы о нем знаете, чтобы брать на себя право о нем судить?!! — О нем я знаю практически все, — с ледяным спокойствием парировал Лев. — Я — полковник Гуров, оперуполномоченный Главного управления угрозыска. Мой товарищ — полковник Крячко, из того же ведомства. В прошлом году нам довелось расследовать два заказных убийства, организованных Сибляшкиным. И мы их раскрыли. Мы нашли и задержали посредника Сибляшкина и конкретных исполнителей убийств. Они уже отбывают длительные сроки заключения. Ну а самому Сибляшкину «светит» пожизненное. И, крича на нас, вы ему никак не поможете. Мне он, конечно, неприятен. Да и вы, уж простите за откровенность, особых симпатий не вызываете. Но коль уж случилась такая встреча, то дам вам практический совет: найдите ему другого адвоката. Тот халтурщик, которого Сибляшкин считал своим личным другом, как юрист — полный ноль. Подумайте над этим! Сломавшись, блондинка истерично зарыдала, уткнувшись лицом в ладони. Стюардессы опрометью побежали за успокоительным. В этот момент тишину, воцарившуюся в салоне самолета, нарушил чей-то голос: — Эх ты, лопушара! Я же говорил тебе, что это настоящий Гуров. А ты: это его двойни-и-ик, это его двойни-и-ик! Лев Иванович, извините нас за такой «косяк»! Стыд, да и только… Оглянувшись и увидев парня, который фотографировал его со своим приятелем, Лев коротко махнул рукой: — Все нормально! Как видно, кое-кто из пассажиров, догадавшись, в чем суть «косяка», отреагировал на это смехом. Лишь одна горемычная блондинка, несмотря на успокоительные капли, пребывала в горестном настроении… Следующий день для приятелей начался с визита в кабинет их друга — начальника Петра Орлова. Вчера они вернулись в Москву уже темным, поздним вечером, поэтому после утомительного перелета через несколько часовых поясов как следует отдохнуть им не удалось. Впрочем, если Лев, который после свидания с женой выглядел вполне довольным жизнью, чувствовал себя уверенно и бодро, то Стаса, который у Виктории получил «от ворот поворот», поскольку та внезапно нашла себе поклонника, сделавшего ей предложение, поминутно одолевала зевота. — Ну, други, что дельного можете сказать? — окинув изучающим взглядом приятелей, расположившихся в гостевых креслах, поинтересовался Орлов, — Чем порадуете? — Предполагаемый убийца Давишина, по сути, установлен, — заговорил Лев, — Это человек, которого Давишин когда-то незаконно упрятал в тюрьму за убийство девушки, совершенное другими, — некий Юрий Зимин, житель села Светловки Кедровского района. Два местных чиновных подонка, исповедующих сатанизм, ее зверски изнасиловали и заживо сожгли. Ну а в тюрьму стараниями Давишина отправился ее жених — Юрий Зимин. — Ого! И где же они сейчас, эти двое сатанистов? — Генерал был явно ошарашен услышанным. — Там, где им самое место, — хохотнув, пояснил Крячко. — В гостях у своего кумира — Сатаны. Некоторое время назад оба при загадочных обстоятельствах заживо сгорели в собственных авто. — То есть Давишин в этом ряду третий… — задумчиво констатировал Орлов. — И будет ли он последним? Кто знает, не станет ли Зимин мстить кому-то еще, кто, по его мнению, причастен к смерти его невесты? — Думаю, на этом эпизоде процесс отмщения, затеянного Зиминым, завершен, — уверенно рассудил Гуров. — Если бы он захотел, то вполне безнаказанно смог бы разделаться и с другими фигурантами той истории еще до расправы с Давишиным. Но он этого не сделал. Значит, убив Давишина, Зимин на этом поставил точку. — Хорошо, эта версия принята. Но тогда хотел бы получить определенный ответ: его самого вы разыскать сможете? Гуров молча потер лоб кончиками пальцев, а Станислав, изобразив неопределенную гримаску, ответил флегматично-скучающим тоном: — Знаешь, Петро, если честно, то как-то не очень хочется этого делать. Посуди сам… Человека ни за что кинули за решетку, там он провел лучшую часть своей жизни, тогда как убийцы его невесты жили на свободе, пользуясь всеми благами своего положения. Меня как-то не очень вдохновляет такое «торжество справедливости». Скажем, когда в прошлом году мы с Левой ловили серийного ублюдка, который в парке душил молодых девчонок, я и на воробьиный коготь не сомневался, что мы наказываем зло. Я такого и сам пристрелил бы, не задумываясь. А вот после того, как узнал, что это за «добро» такое было в лице Давишина, отчего-то стал испытывать большое сомнение: а стоит ли ловить этого Зимина? — Стас! Что за разговоры?!! — хлопнув по столу обеими ладонями, возмущенно выдохнул Орлов, — Лева, а ты что молчишь? Ты что, тоже так думаешь? — А ты думаешь как-то иначе? — иронично улыбнулся Гуров. От неожиданности даже закашлявшись, Орлов громко засопел носом и хмуро обронил: — Неважно, как этот случай я оцениваю и что об этом всем думаю. Просто как люди мы имеем право на собственное мнение, но как люди государственные обязаны поступать в соответствии со служебным долгом, то есть обязаны найти человека, который с точки зрения закона его нарушил. А уж потом это должен решить суд: виновен ли он, и насколько, и что ему за это полагается! Мы служим закону! — воздел он над головой указательный палец. — Петро, ты прямо как на трибуне… — измерил его насмешливым взглядом Лев. — А законы кто пишет? Кто их принимает? Святые архангелы или безгрешные серафимы с херувимами? Обычные, грешные люди, в том числе и такие, как тот же садист Емельчак, он же — потомок полицая Чунюрина. Представь себе, сколько правового брака наши законотворцы выдают ежегодно? Полно! Что ни закон — то хоть на вол ос, а ущемление прав обычного человека. Например, сколько раз наша Фемида собиралась подкорректировать закон о праве на самооборону? А воз-то и ныне там! Как сажали, так и сажают людей, спасавших жизнь свою и своих близких от разгулявшихся подонков. Вспомни, то же было в прошлом году, подростка посадили за убийство. Не помнишь? — Это дело пэтэушника Леошина? — Да, пэтэушника, — подтвердил Гуров, — но его фамилия Тукалов. — О, блин! — Орлов слегка хлопнул пальцами по лбу. — Значит, подзабыл… И что там тогда случилось-то? Напомни-ка… — Звереныш, из семьи потомственных алкашей, куском стекла пытался перерезать горло соседскому пятилетнему мальчонке. Тукалов шел мимо и увидел это. Поскольку все решали секунды, пацан в горячке отшвырнул упырька в сторону, а тот — башкой об угол, и — наповал! Парню дали три года. А за что? — Сказав это, Гуров даже подался вперед, в упор глядя на помрачневшего генерала. — И ты понимаешь, в чем главная гнусь этого решения? У парня на всю жизнь останется убеждение в том, что наш закон защищает не добро, а зло. Но и это еще не самое страшное. Теперь и все те, кто знал того паренька, кто знал, за что его посадили, усвоили на всю свою жизнь: если кого-то убивают — пройди мимо, не вмешиваясь. Почему? А потому, что ты рискуешь не только тем, что подонок может убить и тебя, но и тем, что на страже его благополучия стоит наше законодательство, и, спасая человека, ты можешь отправиться на нары. Сцепив меж собой пальцы рук, Петр с мученической гримасой тяжело вздохнул: — Понимаешь, Лева, законы разрабатываются не вдруг, не с кондачка. Их формируют ученые с профессорскими степенями, которые учитывают как отечественный, так и мировой опыт. Ведь в чем смысл действия того или иного закона? Гармонизация взаимоотношений людей в обществе. Если кто-то совершил нечто скверное, то он должен быть наказан. Но — в пределах разумного! Если кто-то тебя ударил, то он должен быть наказан. Например, оштрафован или помещен под административный арест на пятнадцать суток. Но не расстрелян же! А если кто-то, даже совершая благой поступок, нанесет кому-то увечье или лишит его жизни, то… Разумеется, закон и в этом случае предусматривает определенные меры воздействия… Согласись, если бы Тукалов не понес наказания хоть и за случайное, но, как ни верти, убийство, то это могло бы кого-то подвигнуть на заведомо сознательное убийство, замаскированное под самооборону. Разве не так? Саркастично рассмеявшись, Лев сокрушенно покачал головой: — Петро, этот фальшивый, нравственно импотентный постулат о том, что ВСЕ только и мыслят о том, чтобы убивать себе подобных, уже давно опровергнут самой жизнью. Несмотря на риск уголовной ответственности, люди все равно не благодаря, а вопреки закону продолжают спасать других людей от напавшей на них уголовной мрази. Поэтому-то у нас сегодня чуть ли не каждый пятый в местах заключения отбывает срок за «превышение пределов необходимой обороны» или самосуд, поскольку закон слишком часто оправдывает негодяев. Ты не в курсе? Знаешь, ты сейчас рассуждал, как твой «лучший друг» из министерства. Наверняка точно так же по жизни рассуждал и Давишин. — Не надо приплетать ко мне Давишина, не надо! — Орлов покрутил головой из стороны в сторону, — Это ты уже передергиваешь. Я стою на позициях объективности закона. — Это «объективничанье» я бы назвал нравственным политиканством, — слегка поморщился Лев, — Сажая в тюрьму Тукалова, благодаря которому незнакомый ему малыш смог встретить свой шестой год рождения, разработанный безнравственными маразматиками закон изобразил своего рода реверанс перед уголовщиной как таковой. Типа того: ах, какой я замечательный! Ах, как я объективен и беспристрастен! А на деле, если разобраться, это та же политиканщина западных либерастов, голосящих о том, что СССР несет равную ответственность за Вторую мировую войну. — Лева, ты о чем? Ну, у тебя и полет мысли! Ты сюда уже и международную политику приплел! — только и развел руками Орлов. — Петро! Лева — сто процентов прав, — издал возмущенное фырканье Стас. — Между прочим, я и сам уже не раз читал в Инете что-то похожее. На Западе уже давно долдонят про то, что Советский Союз на равных виноват с Гитлером в том, что тот на нас напал. О как! Вот так же и здесь, тот же принцип «равной вины»: пацана, спасшего ребенка от смерти, по сути, уравняли с конченым выродком, которого не исправила бы ни одна тюрьма. — О-о-о, как далеко от главной темы ушла наша дискуссия! — резюмировал генерал, досадливо хмыкнув, — Вообще-то мы начали с того, что по закону обязаны найти и задержать Юрия Зимина. О-бя-за-ны! Согласно кивнув, Лев тем не менее не преминул отметить: — Что касается Зимина, то, друже, вот о чем хочу тебя спросить… Интересно, почему, будучи рьяным поборником официального права, ты не возмутился, когда узнал о том, что случилось двадцать лет назад в Прибайкалье? Почему ты как бы не заметил того, что уездный суд выгородил махровых преступников и отправил на нары, по сути, потерпевшего? Зимин потерял невесту, которую, надо думать, очень любил, и это стало для него страшным горем. Но за зверское убийство девушки, совершенное другими, посадили его самого! Согласись, это же было паскудством высшей марки! Что ж ты не закипел, когда услышал от нас, что один из этих сатанистов не просто ушел от ответственности, а еще и, как следователь прокуратуры, лично шил дело на Зимина? Это же вершина самой черной несправедливости! Ну, давай, давай, разъясни это нам с точки зрения права и совести. Как это у тебя получится? В кабинете на пару мгновений повисла тишина. Стиснув кулаки и нахмурившись, Орлов с укором взглянул на Гурова: