— Вообще-то да… — сокрушенно вздохнул Орлов. — Мне тут негласно сообщили, что «комиссионистам» дано ЦУ тебя дожать, чтобы ты или признал вину в том, что «незаконно применил оружие», или кинул на стол рапорт об увольнении. Последнее для них — самый желанный финал. Теперь Лев рассмеялся уже во весь голос: — Даже так?! Они жаждут моего увольнения? — Ну, не сами эти «инквизиторы»… Персонально им — все «до лампочки», они лишь будут выполнять наставления нашего «лучшего друга». А вот он, я так понял, аж подпрыгивает от нетерпения — уж очень ему хочется выставить меня из Главка и посадить в это кресло такого же «Молчалина», каким был Давишин. Если ему удастся убрать вас со Стасом, значит, следующим буду я… — Обломится! — уверенно проговорил Гуров, не допуская и тени сомнения, — Один такой нас уже пытался сломать, да только сам сломался. Ни покаяния, ни рапорта они от меня не дождутся. Кстати, готовь на завтра Стасу командировку в Иркутск. Я полечу туда за свой счет. Повод? Посмотреть на Байкал, познакомиться с Иркутском. Но это на тот случай, если где-то что-то просочится. — Что, считаешь, только там вам удастся найти хоть какие-то подходы к этому делу? — озабоченно спросил Орлов. — Только там, только там… — подтвердил Лев, глядя на виднеющиеся вдали столичные дома-башни. — На том, что нам удается накопать здесь, едва ли удастся построить хотя бы самую примитивную версию, так как все в информационном смысле простерилизовано. Давишин зачистил все возможные базы данных. Те, кто с ним был в контакте, никакой реальной информации о нем не имеют. Здесь мы в полном тупике, а там у нас есть шансы найти о нем хоть какую-то реальную информацию — с кем жил, с кем служил, с кем дружил. — Вот как? Всего лишь шансы? Считаешь, он и там мог все зачистить? — Почему бы нет? При его возможностях — это раз плюнуть. Надеюсь, что им были ликвидированы только бумажные и электронные носители информации. А вот если он «зачистил» и живых «носителей» — тогда совсем дело худо… — выдохнул Лев с ноткой пессимизма. — Считаешь, и такое возможно? — Орлов был несколько огорошен. — Ну, допустим, этот полоумный убрал всех, кто хоть что-то знал о нем. И что тогда будете делать? — Ну, тогда… Тогда проедем на телевидение, к экстрасенсам. Ты же, наверное, уже видел, как они лихо расследуют дела? С духами по душам потолковали, и — вот вам, пожалуйста, готовый ответ… — невозмутимо произнес Гуров. — Это ты серьезно, что ли? Прикалываешься? — Конечно… Хотя была бы здесь шаманка Вера, — спору нет! — к ней бы мы обратились. Ну а к этим экстрасенсам «липовым» за чем-то идти — только время тратить. Ладно, понял, еду в «контору». Думаю, примерно через полчаса буду. Увидимся! Отключив связь, Лев прибавил ходу. Вскоре он пересек МКАД и покатил по лабиринту столичных улиц. Неожиданно его телефон снова запиликал. Опера, расследовавшие аварию «Лексуса», сообщили, что ими только что были получены результаты экспертизы. По мнению экспертов, для воспламенения машины Давишина и в самом деле был использован пирогель, но только особого состава, который даже в малом объеме выдает адский жар под две тысячи градусов. Прибыв в Главк, Гуров первым делом зашел в свой кабинет и увидел там Стаса, «зависающего» у своего компьютера. Обернувшись к нему, тот кисловато поморщился и, столь же кисло поздоровавшись, поинтересовался без всякого энтузиазма: — Ну что у тебя? — У меня? — иронично прищурился Гуров, — А тебя больше что интересует? То, что сегодня уже было, или то, что скоро будет? — А у тебя сегодня что-то предполагается? — сразу же оживился Крячко. — Как выразился Петро, суд инквизиции. Меня будут заслушивать на комиссии и попутно вешать мне на шею всевозможных собак, от мосек до сенбернаров. Так что не заскучаю… — Лев пренебрежительно отмахнулся. — А ты не в курсе, кто будет в ее составе? — Когда приду — увижу. Но, скорее всего, будут из службы собственной безопасности, из прокуратуры, Следственного комитета, возможно, из суда… Как говорится, война план покажет. У тебя-то что по Цеблентальскому? Был у него в Овражном? — Был… — Изобразив гримасу скуки, Крячко потянулся. — Кстати, он с нынешней зимы проживал не на Яблоневой, девятнадцать, а на Северной, тридцать пять. Ну что сказать? Дроздов осмотрел усопшего и сделал заключение: умер он без посторонней помощи. Его больше озадачило не то, что он преставился, а то, как он вообще мог жить при полностью переродившейся печени, вдрызг истрепанном сердце и нерабочих почках. Так что нам там делать нечего. Это не наш случай… Ну а профессор-то что интересного поведал? — Общая информация, ничего особо интересного. — Лев помолчал, как бы собираясь с мыслями, и продолжил: — Давишин с ним тоже особо не откровенничал. Единственное, что профессор знает о родне Давишина, — его вторая жена погибла в автокатастрофе, у него когда-то был брат, но его убили какие-то отморозки в момент ограбления. Один раз, будучи в гостях у Давишина, профессор столкнулся с Гурманидзе. Как ему показалось, Давишин Феликса побаивался. Вот, собственно, и все. Давай-ка поговорим вот о чем. Нам с тобой надо съездить в Иркутск и поискать концы там. А то, чую, здесь мы до морковкина заговенья будем искать и хрен что найдем. Но у тебя завтра предполагается операция по «раскрутке» Гурманидзе. Хотя, как можно предполагать вполне уверенно, Феликс к убийству вряд ли имеет отношение. Их с «Молчалиным» интересы не пересекались. Более того, Давишин был очень важен для криминала, даже уйдя со службы. Тут и его близость к осведомленным источникам информации, и связи, очень полезные для урок… — Ну, вообще-то — да, в этом ты прав, — некоторое время подумав, согласился Станислав, — Предлагаешь от операции отказаться? Блин, столько сил ушло на ее подготовку! Ребята так старались… О! Кто-то звонит! Он поднес сотовый к уху, выслушав звонившего, отчего-то удовлетворенно ухмыльнулся и, бросив в трубку: «Сейчас буду», повернулся к Гурову: — Парни сообщили, что «король криминала», наш столичный «профессор Мориарти», только что пересек МКАД. Ну, все, я — на ДТП. Удачи тебе, Лева! Вскинув руку в характерном жесте, именуемом «Рот фронт!», Крячко вышел из кабинета. В этот момент у Гурова сотовый пропиликал: «По тундре, по железной дороге…» Это был Константин Бородкин, он же — Амбар. — Дык, это, Левваныч, — поздоровавшись, заговорил информатор, — узнавал я у мужиков насчет того генерала министерского. Народ без понятия — никто не уразумеет, кто и за что спалил Сыча. Этого Давнишина… Или как его там? Паханы, из тех, что в курсах, кто с им знался, Сычом его кликали. Но «мочить» его интереса ни у кого не было, нет! Мужики толкуют, что это кто-то из фраеров… То есть, Левваныч, из психов, что разбираются насчет «терок» в одиночку. Вроде бы Сыч ему подлянку когдай-то сотворил, а он с им за это расквитался… Бородкин коснулся и вчерашнего происшествия на улице Лисянского: — Леха-Дрозд толковал про какого-то полковника, что шмальнул припадочного, который людей «мочил» из ружья с балкона. Но, грят, что брательник этого припадочного — у его связи в ментовке крутяцкие, уже «заказал» полковника на то, чтобы того выгнали с работы, а то и посадили. А припадочный — он из «обиженных». Еще по малолетке срок мотал по грязной статье за бабу — изнасилил ее и ограбил. Дали ему семь лет, на зоне его «опустили», вышел он оттеда Ритуськой. Ну а чтобы про его забыли, женился и взял фамилию своей бабы. Но его все равно сразу распознали, хоть и стал он Тузом — Ритуськой был, Ритуськой и остался. Полковника мужики не хаяли, мол, такого шакала беспредельного всякий бы шмальнул — правильно и сделал… Поблагодарив информатора за его сообщение и назвав ему кодовую фразу для пивбара «Балык», где тот мог от души выпить пива с рыбой, Лев немедленно созвонился с информотделом. Жаворонкову он поручил немедленно собрать всю информацию по Тузу Аркадию Феофановичу. С ходу поняв подоплеку этого задания, майор пообещал максимум минут через десять сбросить информацию на компьютер Гурова. И действительно, минут через семь-восемь на его почту пришел файл, содержавший в себе немало интересного. Как оказалось, настоящая фамилия Туза — Чунюрин. Родом он с Брянщины. Его дед в годы Великой Отечественной служил у немцев полицаем, участвовал в карательных акциях фашистов, в казнях партизан и мирного населения. Сразу после освобождения Брянской области полицай был задержан вместе с подразделением вермахта, сдавшимся в плен, и решением трибунала приговорен к расстрелу. Семья Чунюриных, опасаясь мести односельчан, над которыми ее глава всячески глумился и измывался в долгие месяцы оккупации, сбежала из села во время наступления советских войск. После нескольких переездов, цель которых была одна — замести следы, Чунюрины осели в Подмосковье. Но, надо думать, черная карма этой семьи с ней осталась навсегда. Сын полицая Феофан, окончив советскую школу, учиться дальше и работать не захотел. Он связался с шайкой квартирных воров и несколько лет промышлял кражами и грабежами. Попавшись на очередном налете, сел на пятнадцать лет. Уже на пятом десятке, выйдя на свободу и женившись, Феофан «завязал» с явным криминалом, но, устроившись на лесобазу, продолжал подворовывать, беспробудно пьянствуя и лупцуя свою жену, родившую ему сыновей, Аркадия и Арсения. Но и те не избежали черной кармы семьи — с детства оба отличались грубым, хамским поведением, злопамятностью и жестокостью. Их любимым развлечением было убийство соседских кошек и собак. Приманив к себе доверчивое животное, братья тащили его в заброшенные сараи, где долго и изощренно пытали, а потом зверски казнили. Вся эта информация хранилась в судебном деле Феофана Чунюрина, осужденного за насилие над молодой женщиной, а также ее ограбление и избиение, учиненное этим двуногим зверенышем, когда ему было еще только семнадцать. Когда его дело разбирали в суде, присутствующие поражались, откуда в этом юнце столько злобы и жестокости. Выйдя из тюрьмы, где он оказался в самой бесправной касте «опущенных», Чунюрин лучше не стал, только научился маскироваться под обычного, законопослушного человека. Он обосновался в столице, женился на молодой одинокой женщине — хозяйке неплохо обставленной «двушки», взяв себе и ее фамилию — Туз. Устроился на работу в автопарк. Казалось бы, живи и радуйся жизни — чего еще желать-то? В эту же пору его брат Арсений, оказавшись достаточно хитрым и пробивным, да еще в придачу имея хорошо «подвешенный» язык, начал успешную служебно-политическую карьеру. Он вступил во вновь образовавшуюся партию «демократического» чиновничества, где очень быстро начал подниматься по карьерной лестнице. Впрочем, это объяснялось очень просто: Арсений очень выгодно женился на дочери бывшего секретаря райкома (кстати, тоже взяв ее фамилию и став Емельчаком). Его тесть, вовремя перекрасившись в демократические цвета, был в новой партии не последней сошкой, подсобив и зятьку в продвижении во власть. Вздорный и задиристый Аркадий, куда ни устраивался работать, где ни появлялся, всегда находил возможность с кем-то поскандалить, кому-то дать колотушек, кому-то исподтишка устроить пакость. Его ненавидели и боялись очень многие, что Чунюрину-Тузу очень нравилось. Если дело доходило до суда, на выручку сразу же приходил Арсений и находил способы замять дело. Не выдержав нескончаемых склок и побоев, жена в конце концов забрала детей и убежала к родственникам. И вот хроническая безнаказанность Аркадия привела его к закономерному финалу: он убил людей… Неожиданно пропиликал телефон внутренней связи. Это был Орлов. По его голосу чувствовалось, что генерал пребывает в раздраженном состоянии. — Давай, Лева, поднимайся в конференц-зал. Инквизиторы тебя уже ждут. Держись! — Все будет нормально! — тоном, не допускающим и тени сомнения, ответил Гуров и положил трубку. Ну, что ж… Раз надо, значит — надо! Он привык встречать опасность лицом к лицу. Ничего, компания бюрократов, «заточенных» на то, чтобы его, образно говоря, «смешать с навозом», — противник не самый опасный. Доводилось видывать и кое-что куда более серьезное. Лев запер кабинет и зашагал по коридору. Как нарочно, на его пути то и дело встречались сослуживцы из разных отделов, которые желали ему удачи, успехов, говорили какие-то слова солидарности и поддержки. Похоже, весь состав Главка уже знал о том, что над самым уважаемым опером «конторы» какие-то «зашкварники» надумали устроить судилище. Войдя в зал, Гуров увидел сидящих за длинным столом около десятка человек, одни из которых были в униформе того или иного ведомства, другие — в обычных штатских костюмах. Со стороны стола доносился негромкий разноголосый гомон. Председательствовал в этой компании генерал-майор полиции — начальник какого-то отдела министерства. Вроде бы его фамилия была Шупялов. Точно! Шупялов. Так же присутствовали представитель Генпрокуратуры, представитель Следственного комитета… Среди присутствующих Лев заметил и Костюченко. Полковник выглядел раздосадованным. Он угловато сидел за столом, явно ощущая неловкость. Судя по всему, старый офицер осознавал всю абсурдность и заказной характер намеченного разбирательства, поэтому чувствовал себя в «инквизиционной команде» неуютно. Орлов тоже сидел за столом, причем несколько на отшибе, как бы давая понять, что к этой компании он отношения не имеет. Перед столом, в некотором от него отдалении, стоял стул, явно предназначенный для «подсудимого». Как видно, опасаясь, что Лев не обратит на него внимания, генерал-майор, судя по всему, председательствующий, указал пальцем и предложил: — Присаживайтесь! Гуров не спеша опустился на потертую подушку стула и, когда этот предмет мебели не первой новизны тут же протестующе заскрипел под тяжестью его тела, сразу понял, что такой стул ему подобрали нарочно. Ну, чтобы он чувствовал себя «не в своей тарелке», был зажатым и скованным, что позволило бы разделаться с ним быстро и без натуги. Мгновенно уловив подоплеку этой глуповатой бюрократической «хитрости», Лев, как бы между прочим, обронил: — Хм-м… Специально, что ли, такой скрипучий подобрали? Поновее нельзя было найти? В конференц-зале мгновенно воцарилась гробовая тишина. Было заметно, как некоторые члены комиссии растерянно переглядываются, совершенно не зная, как отреагировать на эту с точки зрения бюрократического «этикета» немыслимую дерзость. Они вдруг осознали, что этот «орешек» им не по зубам. Это человек не кабинетный, не из «героев» по протиранию штанами служебных кресел. Это человек твердый и совершенно не склонный к компромиссам со своей совестью, человек, который, в отличие от большинства «комиссионеров», ни разу не нюхавших пороху, каждодневно имеет дело с грубой реальностью жизни. Он познал то, в отношении чего они остались безнадежными «девственниками» — он собственными руками брал опаснейших головорезов, участвовал не в компьютерных, а в реальных боевых перестрелках, где жизнь всего одна, а не сотня, как у героев игр, и потерять ее можно в любое мгновение. Гуров заметил, как после его замечания на какой-то миг смешавшийся и покрывшийся испариной Орлов мгновение спустя незаметно показал ему большой палец — молодец! Сумел поставить на место этих службистских импотентов, которые корчат из себя административных «мачо». Генерал-майор, откашлявшись, поспешил взять себя в руки и объявить: — Будем начинать! Полковник Гуров, прошу в дальнейшем воздержаться от неуместных комментариев, не имеющих отношения к теме нашего заседания. Итак, сегодня нам поручено рассмотреть обоснованность применения полковником Гуровым табельного оружия, что повлекло смерть человека. Случай на улице Лисянского стал резонансным, он нашел широкое отражение в российских и мировых СМИ. Ряд международных организаций правозащитного профиля уже прислали свои запросы по происшедшему. В частности, «Эмнисти интернэшнл». Значит, о составе комиссии: я — председатель комиссии, Шупялов Павел Павлович, зам начальника общего отдела министерства внутренних дел… Перечислив и представив членов комиссии, кого — подробно, кого — бегло, Шупялов перешел к делу. Он в нескольких словах изложил то, что произошло на улице Лисянского (причем ощутимо переврав длительность и очередность событий), после чего предложил высказаться Льву, чтобы тот пояснил свои действия. Невозмутимо кивнув, Гуров в первую очередь отметил, что на Лисянского он оказался не по каким-то неведомым причинам, как об этом сказал генерал-майор, а в связи с расследованием убийства Давишина. — Вчера я встречался с сотрудниками нашего министерства, чтобы взять информацию у бывших сослуживцев Давишина — вдруг кто-то из них знает нечто значимое, способное пролить свет на причины убийства и личность его исполнителя? — Лев сделал секундную паузу и окинул взглядом комиссионеров, — Кстати, планировал встретиться и с вами, Павел Павлович, но по какому-то загадочному стечению обстоятельств вы внезапно оказались заняты, и наша встреча не состоялась. Затем у меня была рабочая поездка в Репеево, где я взял показания у женщины, знавшей Давишина достаточно близко. — Вы хотите сказать, что у покойного там была любовница? — с интонацией, которую можно было понять как: «Вы соображаете, что несете?!», уточнил Шупялов. — Да, любовница. А вы полагаете, что этого быть не могло? — не скрывая иронии, спросил Гуров, — Да, у него там была женщина, и не просто любовница, а подневольная наложница. Взяв у нее очень важную для расследования информацию, я планировал поехать в Овражное к бывшему депутату ГД Цеблентальскому, ныне покойному, но тут мне пришел звонок из нашего информотдела, который сообщил о дальнем родственнике Давишина, проживающем на улице Лисянского. Я немедленно прибыл туда, однако там выяснилось, что родственник два месяца назад умер. Поэтому вновь встал вопрос о поездке в Овражное. Но предварительно я зашел в кафе, чтобы там, хоть и с большим опозданием, пообедать. Внезапно с улицы донеслись хлопки выстрелов. В кафе вбежали люди, спасавшиеся от прицельного огня, который вел Аркадий Туз, и рассказали мне о происходящем. Распорядившись немедленно вызвать полицию, я выбежал на улицу, и на моих глазах Туз тяжело ранил человека, как позже выяснилось, это преподаватель института Арон Кубишевич. — И в этот момент вы открыли ответный огонь? — с легким кавказским акцентом спросил жгучий брюнет в прокурорском кителе. — Нет, первым делом я схватил раненого и поспешил оттащить его в более безопасное место, поскольку опасался, что стрелок запросто может дострелить раненого, — невозмутимо парировал Лев, как если бы рассказывал не о вчерашнем ЧП, а комментировал прогноз погоды. — Это ваше предположение, что гражданин, стрелявший по людям, намеревался произвести еще один выстрел в раненого прохожего? — спросила дамочка из «Общественного форума», хорошо знакомая завсегдатаям Интернета как блогерша, специализирующаяся на выступлениях русофобской тематики. — Нет, это мое личное наблюдение, — не удостоив ее даже взглядом, произнес Гуров, мысленно сделав вывод, что жаждущие его крови «комиссионеры» теперь будут ловить его на каждом слове. — Едва я успел оттащить Кубишевича за ствол ближайшего дерева, как в то место, где мы с ним только что были, попал заряд картечи. Судя по траектории полета и точке попадания дроби, целился Туз именно в раненого. — А как вы считаете, почему он старался убить именно Кубишевича? — с некоторой ехидцей в голосе спросил молодой хлюст в «моднячем» галстуке с раскраской и рисунком, намекающими на флаг США. Припомнив, что Шупялов представил его как депутата ГД, Лев саркастично усмехнулся и ответил вопросом на вопрос: — А кого, по вашему мнению, больше всего хотел бы убить потомственный антисемит, внук фашистского карателя, расстрелянного в сорок четвертом по приговору советского военного трибунала за зверства на оккупированных территориях? Он убил десятки, если не сотни человек, в том числе и евреев. Его настоящая фамилия Чунюрин. Он ее специально сменил на фамилию жены, поскольку на Брянщине до сих пор живы те, кто, вполне возможно, хотели бы воздать за «подвиги» его дедушки. Кстати, ваш коллега по депутатскому корпусу Арсений Емельчак — родной брат Аркадия Туза-Чунюрина. Его «девичья» фамилия тоже Чунюрин. Он тоже взял фамилию жены, чтобы пробраться во власть. Соседи Туза по дому и улице до сих пор пребывают в недоумении: почему полиция и прокуратура не реагировали на десятки, если не сотни их заявлений, где они жаловались на выходки этого человека. Все избитые лично Аркадием, все покусанные его собакой до сих пор ждут ответа: почему тот, кто вел себя аморально и антиобщественно, столько лет оставался безнаказанным? А ответ прост: его прикрывал Арсений. — И вот вы решили его за это наказать? Так сказать, оптом, за все сразу? — вновь съязвила «правозащитница». — Нет, применение мною оружия было вынужденной мерой для спасения жизни мальчика, в которого целился Аркадий Туз, за несколько секунд до этого хладнокровно застреливший его бабушку. О том, какой он «хороший» человек, мне стало известно позже. А вчера, на Лисянского, жить или не жить ребенку — решали считаные секунды… — все так же не глядя на нее, в очередной раз парировал Гуров. — А как вы определили, что он целился именно в мальчика? С чего вы взяли, что он собирался убить ребенка? — зачастил «моднявый», как видно, уязвленный словами Льва о его коллеге по депутатству. — Например, корреспондент телеканала «Ливень» уверен в том, что Аркадий Туз был убит в тот момент, когда уже, по сути, отказался от своего намерения стрелять. Что скажете на это? — Корреспондент телеканала «Ливень» может предполагать на уровне пресловутого «хайли лайкли» все, что угодно, — он за это ответственности не несет. А я, как офицер государственного ведомства, обязанный охранять жизнь законопослушных граждан, несу, по меньшей мере, моральную ответственность, если бы мною не были предприняты меры по нейтрализации опасного психопата, стрелявшего в людей! — жестко отчеканил Лев, измерив его уничтожающим взглядом, — Если бы я не выстрелил или если бы выстрелил, но промахнулся, ребенок неминуемо был бы убит. Почти одновременно со мной Аркадий Туз выпустил заряд дроби, и только пули, выпущенные из моего пистолета, изменили направление ружейного ствола, благодаря чему дробь ушла в стену дома напротив. — Этого выстрела из ружья не было! — протестующе взвизгнула «правозащитница». — Был! — твердо возразил Гуров. — Есть показания свидетелей, которые находились рядом. Я понимаю, что Арсений Емельчак теперь из кожи вон вылезет, чтобы меня или выгнали с работы, или даже посадили. Но, думаю, ничего у него не выйдет. В Госдуме достаточно много честных, порядочных людей, которые вышвырнут из своего состава негодяя и потомственного садиста. Как явствует из уголовного дела Аркадия Чунюрина, некогда осужденного за зверское избиение и изнасилование молодой женщины на семь лет строгого режима, в детстве братья Чунюрины развлекались весьма необычным образом… Несмотря на протестующие «ахи» и «охи» некоторых из членов комиссии, Лев вкратце рассказал о живодерских проделках Чунюриных. — Это неправда! — снова взвизгнула «правозощитница». — Нет, это правда! Это показания односельчан Чунюриных, которые официально зафиксированы в уголовном деле следователем районного ОВД! — вновь жестко осадил ее Гуров. — Прошу прекратить этот неорганизованный галдеж! — Шупялов раздраженно стукнул ладонью по столу. — Наша задача — оценить правомерность применения Гуровым оружия, а не морального облика Аркадия Туза. Кто желает высказаться? — Позвольте мне! — поднялся со своего места полковник Костюченко. — Выслушав все «за» и «против», я пришел к однозначному выводу… Полковник Гуров, применив в ходе вчерашнего ЧП свое табельное оружие, поступил абсолютно обоснованно, как и надлежало поступить настоящему офицеру. Если бы не его решительные действия, жертв негодяя, открывшего огонь по случайно оказавшимся в том месте и в тот час людям, было бы гораздо больше. Считаю, что полковник Гуров заслуживает не осуждения, а награды за достойное служение закону и обществу. У меня все.