Черт бы побрал эти «Огни»! И эту Лину Журавлеву с ее информатором, кем бы он ни был! И следователя Копылова, который каждый день выдает распоряжение и требует непременного отчета, как будто не понимает, что оперативники обычные люди, а не роботы. Вообще всех к чертям собачьим! Но нельзя отрицать, что дело Мацкевич так быстро попало к ним только благодаря «Огням». Сколько времени прошло бы, пока они поняли бы, что Роднянский действительно ни при чем. Что убийство – дело рук маньяка. Что дела нужно объединять. И прочие рабочие моменты. Да, расследование не особо продвинулось с появлением нового эпизода. Но теперь хотя бы ясно, что в городе таких эпизодов всего два. – Надеюсь, – думал вслух Кирилл, – что их два и останется. А вот в области мало интересуются сайтом какого-то там электронного издания. Поэтому до запроса никто со следственной группой не связывался. * * * – Капитан Лосев, можно просто Олег, – представился оперативник из районного центра Озерки. – Тут ваш запрос пришел. – Майор Парфенов, можно просто Кирилл. – Он придвинул телефон поближе, чтобы шнур от трубки не мешал делать записи в блокноте. – Есть совпадение? – Ну как сказать? Не то чтобы прям все совпало, но есть общее. – Рассказывай. * * * Не то чтобы в Озерках не случалось убийств. Они всегда и везде есть. Вопрос частоты. В основном, конечно, пьяные драки. Кто-то кого-то перестал уважать. Кто-то кому-то сказал что-то обидное про него или про семью, про мать, например. Кто-то на кого-то не так посмотрел. Кто-то что-то такое подумал. И понеслась душа в рай через ворота заглядывать! Ну, бывает по неосторожности. Вот в том году было, собрался отец семейства на охоту, на утку. Потому что в Озерках, между прочим, очень хорошо на утку ходить. Мужик, значит, собрался – все чин по чину. Ружье, патронташ, нож охотничий. Жена ему в рюкзак консервы положила, хлеба, огурцов с огорода. Комбинезон, бушлат и болотники в сенях дожидаются. А тут сын-подросток решил своему другу ружье показать, пока родитель картошку в погреб убирает. Ну и дуплетом прямо в голову разрядил. Один пацан на месте лег, второй по малолетке пошел за непредумышленное. Еще всякие несчастные случаи бывают. Особенно на дороге. Все-таки трасса большая рядом. Собьют кого-нибудь так, что метров на десять внутренности по асфальту. Или авария, потому что несутся как бешеные. Но вот такое первый раз было. Это ж нелюдь поработал. Все в Озерках если не знали наверняка, то догадывались, что Людка на трассе не ягодами-грибами торгует. Ну а какие вам ягоды-грибы зимой? Понятное дело, заплечница была Людка. Бабы за спиной у нее шептались. Мужики шептались. Только про разное шептались. А кое-кто и захаживал. Людка была – огонь-девка. Плевать ей было на разговоры да пересуды. Вся из себя модная, как из телевизора. Пахнет духами за километр. Волосы уложены, глаза подкрашены, ногти аккуратные, с лаком. Идет мимо будто королевна. Улыбнется – веришь, сердце заходится. И чего ей мужик хороший не достался? Судьба, видно, такая. А против судьбы никуда ты не попрешь, хоть тресни. Да. Нашли Людку на трассе, в канаве. В самом начале апреля, снег еще лежал кое-где. Руки к дереву привязаны. Из всей одежды трусы ниточкой да чулки подранные. Видать, отбивалась, потому что ногти обломаны об дерево. Лицо побитое было, на спине полосы от ремня. Наверное, орала, только кто ж ее услышит? На шее полоса широкая, душили ее. Только наш Иван Иваныч, ну, анатом, сказал, что Людка не от петли умерла. Замерзла. А ну попробуй в трусах да носках всю ночь на улице пролежать без сознания. Тут и здоровый мужик загнется от переохлаждения, не то что женщина. Как ее нашли-то, все Людку жалеть стали. Мол, несчастная. Могла бы жить и жить, молодая ведь. Такая вот горькая сиротская доля, что и приткнуться было не к кому. Ну и всякое такое. А чего при жизни ее за человека не считали? Да… На похоронах много людей было. Какие-то мужики, ненашенские, памятник ей справили. Хорошая могилка. Только без фотографии. * * * Черт бы побрал этого майора Парфенова с его разговорами! И полицию в целом. И даже информатора! Осадок на душе накапливался с каждой статьей. Будто она вынуждена копаться в чем-то грязном и отвратительно пахнущем. На душе и так было гадко. Славик ушел и не звонил. Не писал СМС. Не просил прощения. Не слал дурацкие фотографии или мемы. Будто никогда и не было между ними ничего. По дороге к психоаналитику Лина все думала: не сглупила ли она, когда решила поменять свою жизнь? Ведь до сих пор ее все устраивало. – А что вас устраивало? – спросил Валентин Игоревич. – Ну… – Журавлева задумалась. – Он веселый. Подкалывал все время. – Например? – Как-то неделю скидывал мне ссылки на кулинарные курсы. С разными приписочками. «Ты будешь для учителей идеальной, как белый лист» или «Они набирают с 10 лет, ты их затмишь». Забавно же? – Не помните, после чего он стал слать такое? – Ой, я умудрилась пережарить яичницу, – улыбнулась Лина. – Пока заправляла постель, низ подгорел дочерна. – А Славик в это время что делал? – Досматривал прямой эфир какого-то матча. Валентин Игоревич выразительно посмотрел на клиентку: – То есть, чисто теоретически, он мог вам помочь, но предпочел заниматься своими делами. А после неделю подтрунивать над вами. И вам это действительно кажется забавным? – Когда вы это говорите, то совсем нет. – Лина, взрослые, гармоничные отношения не могут строиться на упреках. Нет, конечно, могут, – поправился Валентин Игоревич. – Но только в том случае, если обоих партнеров это целиком и полностью устраивает. Есть такие семьи. Но это не ваш случай, иначе бы вы ко мне не пришли. Возможно, у Славика тоже есть проблемы психологического характера. Скорее всего, связанные с инфантилизмом и незрелостью. – Я бы тоже предпочла не взрослеть как можно дольше, – призналась Лина. – Вас пугает возраст? – Нет. Не в этом смысле. * * * – Я предпочла бы избежать пубертатного возраста и всего, что с ним связано. Не представляю, что мать может готовить девочку к тому, что она взрослеет. Что с ее телом вскоре начнут происходить изменения, которые испугают до смерти. Разговоров о половом созревании в нашем доме не велось. Думаю, родители и сами не особо в этом разбирались. Будто не было ничего такого в человеческом организме. Помню, как у меня начала увеличиваться грудь. Это было больно. Груди набухали, начинали проступать через майку. Мне было неудобно и стыдно. Хотя я понимала, что у всех женщин есть грудь и она предназначена для кормления младенцев. В конце концов, на иконах Дева Мария тоже вполне себе женщина. Но я ведь думала, что грудь вырастает только после рождения ребенка. Представляете степень моей наивности? А потом я заметила, что одноклассницы начали выставлять растущую грудь напоказ – полупрозрачные блузочки, через которые видны лифчики. Они оценивающе смотрели друг на друга. На них смотрели мальчики. Зачем мальчики на них смотрели и обсуждали, у кого больше, я не понимала. Что за соревнование? Однажды утром я проснулась, а на простыне капли крови. Сказать, что я перепугалась, – ничего не сказать. Низ живота ныл так, будто кто-то схватил меня изнутри в кулак и выкручивает. В тот момент слова молитвы сами пришли на ум, наверное, один из немногих случаев, когда меня никто к этому не принуждал. Стоящей перед испачканной постелью, испуганной меня застала мать. Она, прищурившись, посмотрела на кровяное пятно, на мою ночную сорочку, на мое лицо. Поджала губы и вышла. Потом вернулась с охапкой тряпок. – Подоткнись! И постирай срамоту! – вот таким было ее напутствие мне в мир женщин. Мне только недавно исполнилось тринадцать. Я училась в седьмом классе. То, что месячные – это не смертельно, я узнала, когда они закончились и снова начались. Никаких прокладок, которые только-только начали появляться в аптеках, которые тогда рекламировали по телевизору в любое время суток, мне не покупали. Я о них и не догадывалась. Поэтому почти неделя в месяц проходила для меня в сущих мучениях. Приходилось вкладывать в трусы сложенные в несколько слоев тряпки. Носить с собой пустой мешочек для тех, что насквозь промокли. И мешочек с запасными. Это все лежало среди учебников. Дурной запах застоявшейся крови до сих пор мне иногда снится. Передвигалась в такие дни я очень осторожно, чтобы ничего не выпало, не подтекло. Каждую минуту я чувствовала сырость между ног, униженность, уязвимость. Единственный раз, когда я спросила у матери, что со мной происходит, она зло прошипела: – Евин грех! За все будет расплата. И каждая дочь Евина наказана за первый грех. Ибо эта скверна – напоминание о непослушании, греховности и дурности всего женского рода. Я не поняла, почему все женщины должны расплачиваться за грех, который совершила Ева. Но не рискнула расспрашивать. Мне не хотелось вдобавок к боли в животе получить очередную порку, или ночное бдение, или что-нибудь еще. Однажды в школе случилась катастрофа. Целый урок я просидела неподвижно. Если вам это о чем-то скажет, то у меня был самый пик менструации, когда выливается больше всего крови. Оставалось пробыть в школе еще около часа, и потом я смогла бы хоть немного расслабиться. Вот звонок. Я встала, чтобы приготовиться к последнему уроку. Мимо моей последней парты пошли к дверям одноклассники.