* * * – У нас давно уже нет статьи за… – Слова не шли, Бойко сглотнул вязкую слюну. – Мужеложество, – подсказал Парфенов. – Вы правы, такой статьи нет. А вот статья за убийство никуда не делась. И вряд ли денется, пока мы живы. – Убийство? – удивился Валентин Игоревич. – Убийство, – кивнул Кирилл. – С отягчающими обстоятельствами. Очень большой срок. – Но… Я не понимаю. – Не понимает он! Как девок мочить, он понимает. Как с мужиками перепихиваться, понимает. А тут дурака включил, – вспылил Федя. – Что? Вы думаете, это я этих девушек? – Ну а че нет? – не унимался Егоров. – Нет. Я никогда. Я не способен на убийство. Это Лина Журавлева вам рассказала? Она? Это моя клиентка, очень сложная. Но это неправда! Она просто мстит мне за то, что не ответил на ее чувства! Поймите, я ни в чем не виноват! – Валентин Игоревич посмотрел прямо на Парфенова, заламывая руки. Холодные серые глаза полицейского смотрели в упор. На его лице не было ни презрения, ни открытой угрозы. Впервые Бойко не мог просчитать реакцию другого человека. Все его психологические навыки и опыт работы с разными людьми куда-то улетучились. – Еще и журналистку приплел. – Я могу поклясться чем угодно, что не имею ни малейшего отношения к этому ужасу. Это все глупая месть отвергнутой женщины. – Так! – Парфенов хлопнул ладонью по столу. Даже Федя, который собирался что-то сказать, закрыл рот. Валентин Игоревич снова весь скукожился, вжав голову в плечи. – Сейчас уже слишком поздно. До утра посидите в камере. И мой вам совет, думайте очень хорошо. Потому что утром я приведу вас в этот кабинет, и вы будете отвечать на каждый мой вопрос. – А Павлик? – Ваш Павлик нас пока не интересует. * * * – Шеф, зачем вы его отпустили? – спросил Егоров. – Пусть бы посидел, может, мозг прорезался бы. – В смысле? Полицейские стояли на парковке перед отделом. После дождя воздух пах озоном. На асфальте блестели лужи, отражая свет фонарей. Стало прохладно. – Ну, знал бы, что не надо в бабские платья рядиться. – Это ж не от него зависит. – А от кого? Насмотрелся всякого, вот и выделывает. Его ж лечить надо. – По-твоему, это болезнь, что ли? – А нет? Если мой Сашка только вякнет, что ему мальчики нравятся, я ему лично башку откручу. Нет, это по-любому ненормально. Не может один мужик хотеть другого. – Федь, а помнишь, как я вас с Городом застал за просмотром лесбийской порнухи в рабочее время? – Так и что? Мы ж тогда все наряды отпахали. И больше ни-ни. – Ну так геи – это те же лесбиянки, только мужики. – Вот этого не надо, шеф. При всем уважении. Когда мужик мужика под хвост кроет – это мерзко. Прям до тошноты. А то девочки. Нежные, красивые. – Иди домой, Федь, – прервал разговор Парфенов. – Я устал, ты устал. – Подбросите меня? – Мне в другую сторону. * * * – Слышь, Журавлева, ты что, на сторону материал готовишь? – Редактор не предложил Лине сесть. – Нет, Игорь Семенович. С чего вы взяли? Лина не выспалась. Полночи она прокрутилась на кровати, перебирая в голове все события сумасшедшего дня. Гриша не звонил Парфенову, Парфенов не звонил Грише. Никакой информации, кроме того, что Бойко задержан. И что с этим задержанием что-то не так. Если Бойко виновен и его взяли с поличным, то почему Города не отозвали? Если не виновен, то почему его задержали? – Ты меня слышишь? – Игорь Семенович пощелкал пальцами, привлекая внимание журналистки. – Да, извините, плохо спала. – Мне все равно, как ты спишь, Журавлева! Мне нужно, чтобы ты стабильно выдавала материал. А у тебя что? Ты свою последнюю статью сама читала? Это что за лепет? – Почему лепет? Все по существу… – А последнее? «Берегите себя, позаботьтесь о собственной безопасности». Где накал? Где призыв к решительным действиям? Где твой информатор? – Я работаю над статьей. Там вроде кого-то задержали. – И ты здесь? Ты должна сидеть в своем чертовом кабинете и стучать по кнопкам. Кого задержали? Как? Когда? Где? Доказательства причастности. Я тебя что, учить должен? – Игорь Семенович, у них пока ничего не понятно еще. Вот к концу дня, наверное. – Так, Журавлева. Я не посмотрю, что большие боссы что-то в тебе рассмотрели. Я тебя переведу в культотдел до конца жизни. Ты будешь писать про детские утренники и манную кашу, которую сейчас мне тут жуешь! Я ясно выражаюсь? – Вообще-то у нас крепостное право давно отменили, если вы не заметили. И человек может свободно менять место работы. Не думаю, что с моим опытом я никуда больше не устроюсь. – Да ты что себе позволяешь?! – взбесился редактор. – Ты как со мной разговариваешь? – До свидания, Игорь Семенович. Вечером я, возможно, пришлю материал. – Лина вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. – Журавлева! – донесся крик босса. – Он тебя уволит, – сказала Вика, косясь на дверь редактора. – И хрен с ним, – равнодушно отозвалась Лина. * * * – Итак, Валентин Игоревич, у вас была целая ночь, чтобы подумать. – Кирилл помешал ложечкой в стакане. – Мне не в чем признаваться. – Бойко сжимал в руках одноразовый стаканчик с чаем. Выглядел психоаналитик осунувшимся и каким-то враз постаревшим. Небритые щеки, мятая рубашка, ботинки без шнурков. – То есть вы отрицаете свою причастность к убийствам девушек? – Конечно, отрицаю! Я этого не делал. – Тогда расскажите, лучше со всеми подробностями, где, с кем, как долго вы были вот в эти дни, – Парфенов пододвинул задержанному лист с датами. – Озерки? – удивился Бойко, увидев первую строчку.