– А потом я увидел тебя. Фотографию. В «Огнях». Под какой-то статьей. Я не помню, про что она. Я узнал тебя. Прошло столько лет. Но я узнал. Движения шли откуда-то изнутри. Он не противился. – Только у тебя было другое имя. Лина. Журавлева. И тогда я вспомнил. Как ненавижу тебя. Как же я тебя ненавижу! – Зачем? Лина слышала, как громко дышит Матвей. Как он постанывает. Как вжикнула короткая молния. Веки, набухшие от побоев, практически не открывались. Да она и не хотела видеть то, чем занимается ее брат. Это пугало. Особенно остро она почувствовала, что лежит перед ним абсолютно голой. И пока была без сознания, именно Матвей раздел ее, связал. Что еще он мог сотворить с нею? Что еще он собирается сделать? – Что? – Матвей сжимал и ослаблял захват, двигая рукой вперед и назад. – Зачем ты убил их? Почему не меня? Ты мог убить меня. – Жаль, что я не сделал это. Раньше. – Тело выгибалось, поймав нужный ритм. – Не мог. Дотянуться. А потом. Хотел, чтобы ты поняла. Боялась. Ждала. И боялась. – Ты больной ублюдок! Ее голос оказался сильным, громким. В нем чувствовался металл и жесткость. Она обвиняла его. Обзывала. Холодный тон. Полное отсутствие страха. Не так! Не так она должна себя вести с ним! – Жалкий выродок! Перед глазами встал образ матери, давно забытый, похороненный в воспоминаниях. Она смотрела на него с отвращением. Память услужливо подсказывала ее слова. Те, которыми она награждала сына, пока порола его за провинности. – Заткнись! Заткнись, сука! Член в руке обмяк. Мошонка болезненно сжалась. Он был почти на пике. Вот-вот – и первый в жизни оргазм должен был случиться. Но она все испортила! Снова! Гнев и ярость вырвались звериным рыком. Неудовлетворенность отозвалась мучительным нытьем внизу живота. – Сука! – Матвей застегнул ширинку. – Тварь! Он сдернул ремень с гвоздя. – Лучше бы ты сам сгорел, – искренне сказала Лина. И на нее обрушились удары. * * * Слишком быстро она потеряла сознание. Матвей отчетливо слышал, как хрустнуло несколько ее ребер. Он вкладывал в удары всю свою ненависть. Красная пелена застилала глаза, делая остальной мир неважным. Кровавые брызги летели в разные стороны. Когда рука устала, Матвей бросил ремень на пол. На грубой коже появились свежие заломы. Вытерев лицо о футболку, мужчина вышел из комнаты. Умерла ли распятая на кровати женщина или нет – все равно. Единственное, чего ему хотелось, – снова почувствовать себя мужчиной. Довести дело до конца. Ощутить то, ради чего живут все люди. Стать нормальным, полноценным человеком. Он рухнул на продавленный диван в соседней комнате. Свет торшера без абажура. Убогая обстановка. Тишина в доме, тишина снаружи. Сердце громко стучало. По вискам тек пот. Тело никак не реагировало на мысли о женщинах. Его как будто отключили. На миг дали возможность заглянуть за грань сущего, а потом захлопнули дверь перед носом. Совсем как тогда в Озерках. * * * Так близко от дома, которого больше нет. При желании можно сесть в машину и через час быть в деревне. Проехаться по улицам, по которым так мало ходил в детстве. Мимо школы, заглянуть на злосчастный стадион, увидеть проклятый турник. Припарковаться напротив давно заросшего участка, где стоял их дом. Там наверняка не осталось и следов того пожара. Давно все заросло травой, а деревья превратили огород в сад. Это можно было сделать, но Матвей не страдал ностальгией. За четыре года жизни в Озерках он ни разу не проделал этот путь. Это уже не про него – другая история. И все оставалось бы именно так. Все было бы по-другому. Лучше. Если бы в тот чертов день ему не попалась на глаза статья. Обычная заметка про какое-то там преступление, раскрытое по горячим следам. Небольшое интервью какого-то полицейского чина. И фотография Магдалины, подписанная чужим именем. Это оказалось слишком сильным шоком. Матвей сидел перед монитором своего ноутбука и просто смотрел на страницу сайта. Вся шелуха, которую он сознательно наращивал вокруг себя, слетела. Он снова оказался маленьким брошенным мальчиком, которого наказывают родители, которого оставила сестра. Дела фирмы перестали волновать. А ведь он оказался в Озерках именно из-за них. Все отошло на второй, а то и третий план. Так давно Матвей потерял всякую надежду увидеть Магду, что свыкся с мыслью, что с ней произошло непоправимое. Ведь не могло же случиться так, что ее не нашли? Кто-то же должен был сказать о смерти родителей и его судьбе. А раз она не появилась, никаким образом не дала о себе знать, значит, с ней самой произошло страшное. Может быть, сбила машина. Может быть, она стала алкоголичкой и наркоманкой и умерла где-нибудь в канаве. Ее могли просто убить. А могла и сама покончить с собой. Предположений можно было строить много. И со временем Матвей успокоился. Однако единственный взгляд на фотографию сестры – и все вернулось. Магдалина – Лина Журавлева – выглядела хорошо. Цветущая женщина, уверенная в себе, красивая. С ухоженными руками, завитыми волосами. Прямо смотрит в объектив. Ни тени прошлого. Она довольно популярна, ее статьи набирают множество откликов. Рейтинги наверняка зашкаливают. Она успешна. Она жива и здорова. Она просто не захотела его найти. – Я заставлю тебя все вспомнить, – пообещал Матвей. – Я сломаю тебя. Уничтожу. Он не мог успокоиться, закрыл номер гостиницы, где остановился, и отправился колесить по Озеркам. Маленький городок раздражал. Короткие улицы. Частые светофоры и пешеходные переходы. Повороты, кольцевые развязки. Непуганые пешеходы, перебегающие дорогу где вздумается. Хотелось скорости. Чтобы машину иногда заносило и приходилось цепляться за руль. Может быть, напряжение хоть чуть-чуть спадет. Матвей свернул на выезд из Озерков, на шоссе. Четыре полосы, встречные машины, груженые фуры. Горящие фонари по обочинам. Прошлой ночью шел снег, днем немного подтаяло, а теперь снова замерзало. На дороге стало опасно. Пришлось сбросить скорость. Тогда он заметил ее. Светлые волосы слегка завиты и отданы во власть ветра. Во рту пересохло – та женщина, торгующая собой на трассе, в первый момент показалась похожей на сестру. Решение пришло тут же. – Садись. – Матвей остановился рядом и приоткрыл окно со своей стороны. Женщина наклонилась, заглянула в салон. От нее пахло сигаретами и мятной жвачкой. Неприятное лицо – потухшее, увядшее, очевидные слои макияжа. – Пять штук, – сказала она. – Садись, – повторил Матвей, закрывая окошко. И она села. Горький запах дешевых духов неприятно щекотал ноздри. Женщина высунула язык с комком жвачки на нем. Двумя пальцами сняла комок с языка и положила его на приборную панель. Он проследил за ее движениями. Слишком развязные, слишком вызывающие и привычные для нее. Несколько раз Матвей пытался заняться сексом, но с обычными девушками у него не доходило даже до второго свидания, а проститутками он брезговал. – Че, здесь будем? Или куда повезешь? – спросила она, усаживаясь вполоборота. Машина тронулась с места. Ее рука тут же оказалась у него между ног. Но кроме раздражения Матвей ничего не испытал. – Выходим, – скомандовал он, остановив автомобиль у небольшого оврага, за которым тянулся по-весеннему пустой лес. – Еще пару штук накинь. – Хорошо. – Оплата вперед. Матвей вынул из куртки бумажник, отсчитал купюры и передал их проститутке. – Классика или как? – Как получится. – Еще штука. – Не слишком? – Тебе надо, милый. И я так понимаю, мне нужно будет поработать. – Она выразительно посмотрела на его ширинку. – Идем. – Он бросил ей на колени купюру. Матвей помог ей спуститься вниз. В полумраке проститутка снова стала похожа на Магду.