Это произойдет снова. И затем это происходит, релиз столь же поразительный, сколь и желанный. Мои пальцы судорожно сжимаются в его волосах, и мои внутренние мышцы спазмируются, когда экстаз пронзает мое тело, сжимая пальцы ног и вырывая крик из моего горла. Только он не останавливается; он продолжает двигаться, упираясь бедрами в мой таз, усиливая толчки, разрывающие мое ядро. Зажмурив глаза, я снова вскрикиваю, и, словно животное, претендующее на свою пару, он кусает меня за шею, а его большая мозолистая рука копается в моем корсаже, сжимая мою обнаженную грудь, когда его большой палец скользит по моей… «Хлоя? Николай, ты что, блять. Неважно." Голос Алины вырывает меня из горячего бреда, и я напрягаюсь, мои глаза распахиваются. И действительно, через плечо Николая я вижу, как она пятится, ее бледное лицо нехарактерно розовое. Прежде чем я успеваю что-то сказать или осознать тот факт, что это уже второй раз, когда она застает нас почти трахающимися, она разворачивается на каблуках и исчезает обратно в свою комнату. Который находится прямо в коридоре. Общественный коридор, где любой мог нас увидеть и услышать, как я иду. Мое лицо, мое тело, даже корни моих волос словно горят, когда Николай отстраняется, чтобы посмотреть на меня. Его золотые глаза прикрыты тяжелыми веками; его волосы, в которых я все еще сжимаю руки, взлохмачены; его чувственные губы влажные и опухшие, приоткрытые в выражении чистой похоти. Так мог бы выглядеть падший ангел после совершения своего первого греха, за исключением того, что этот ангел никогда не знал невинного существования. Он был дьяволом все это время. Я облизываю губы. "Твоя сестра.." «Трахни мою сестру». Прежде чем я успеваю ответить на это яростно рычащее чувство, он подхватывает меня своими сильными руками и большими нетерпеливыми шагами несет в свою комнату. 23 Николай Я должен остановиться или хотя бы притормозить, но не могу. Теперь, когда я снова попробовал ее, голод внутри меня стал слишком сильным, слишком диким. Как алкоголик, который выпил свою первую рюмку за ночь, я не могу даже представить себе умеренность. Темная потребность пульсирует в моих венах, барабанный бой сексуального желания и более глубокого, менее определенного томления, страстного желания, которое, кажется, исходит из самой моей души. С истощившимися остатками самоконтроля я уложил ее на кровать, стараясь не повредить руку. Теперь на ее шелковистой золотистой коже появился струп. Его вид кормит дикого зверя внутри меня, наполняя мою грудь в равной степени собственничеством и яростью. Она моя, и я уничтожу любого, кто причинит ей боль. Никто и пальцем ее не тронет… кроме меня. Уже без моей воли мои руки тянутся к ее платью, рвут красивую тонкую ткань, отрывают ее от ее тела в яростной кампании, чтобы обнажить ее моему взору. Сначала из корсажа выступают ее груди, два маленьких восхитительных шара с торчащими коричневыми сосками на концах, затем узкая грудная клетка и плоский живот, покрытые этой сияющей бронзовой кожей, которая заставляет меня думать о захваченном солнечном свете, о тепле, свете, и чистота — все, чего я жажду, все, что я хочу. Далее следует ее нижняя часть тела, ее едва заметные стринги почти распадаются в моих руках, обнажая киску, такую нежную и мягкую, насколько я помню. У меня слюнки текут при воспоминании о ее сладком, богатом аромате, о том, как эти нежные складки ощущались на моих губах, под языком, сжатыми пальцами… пальцами, которые невольно сжимают ее бедра, широко их раздвигая. Ее мягкие карие глаза встречаются с моими, дремлющими от желания, окаймленными вызывающей осторожностью, и последние остатки моего самоконтроля исчезают. Как голодный зверь, я падаю на нее, зарываясь лицом между ее бедрами, лакая ее гладкость, поглощая ее солено-ягодную эссенцию, ее тепло и солнечный свет. Она задыхается и хватает меня за голову, ее пальцы сжимают мои волосы, когда она выгибается подо мной, извиваясь при каждом жадном движении моего языка. Вскоре мои пальцы тоже присоединяются, играя с ее клитором, пока я облизываю ее отверстие, упиваясь влагой, которую нахожу там. Она такая же восхитительная, какой я ее помнил, вся из шелка, жара и расплавленного меда, и хотя мой член вот-вот лопнет, я не могу оторваться от того, что делаю, не могу остановиться, пока не почувствую, как она снова кончает. И она это делает. С сдавленным криком она брыкается подо мной, ее спина выгибается над кроватью, а ее пальцы сжимают мои волосы, чуть ли не вырывая их с корнем, когда мои губы и язык покрываются еще более восхитительной слизью. Волна удовлетворения столь же интенсивна, сколь и кратка, мое вожделение только обострилось с ее оргазмом. Горячая кровь стучит в моих висках, яички сжимаются, и каждый мускул в моем теле напрягается от желания. Во мне не осталось ни нежности, ни терпения, только грубая, первобытная жажда обладать и претендовать, погрузить мой пульсирующий член в ее жар. Движимый чисто животным инстинктом, я переворачиваю ее и обхватываю рукой ее бедра, поднимая ее стройную маленькую попку ко мне, пока она не встает на четвереньки. Ее гладкие щеки стали немного полнее, немного круглее, чем в последний раз, когда я видел ее обнаженной, бутон ее сфинктера превратился в маленькую соблазнительную точку, и мой голод усиливается до остроты лезвия ножа, мое тело сжимается до невыносимой степени. Я едва осознаю свои действия, когда разрываю ширинку и высвобождаю свой член, а затем выстраиваю его напротив ее блестящей щели. Я должен иметь ее. В настоящее время. Барабанная дробь желания становится все оглушительнее, заглушая все, размывая мир вокруг нас. Я больше не человек; Я не более чем первобытный голод, дикая, атавистическая потребность. Схватив ее стройные бедра, я погружаюсь внутрь, наслаждаясь скользкой хваткой ее внутренних стенок, восхитительной теснотой ее узкого прохода. Она кричит, звук боли, но я не могу остановиться, ничего не могу сделать, кроме как вонзаться еще глубже, беря ее, требуя ее, удовлетворяя дикую похоть, палящую во мне изнутри. Мой. Все чертовски мое. Мои бедра яростно трясутся, сердце колотится, как кулак, в груди. Издалека я понимаю, что был слишком груб, но я не могу замедлиться больше, чем могу позволить ей уйти. Она вся из шелковистой плотности и влажного жара, самое близкое к раю, которое только может знать мужчина. Ее умоляющие вздохи и крики только подстегивают меня, усиливая мою похоть, подпитывая зверя внутри меня. Я трахаю ее, как будто завтра не наступит, как будто ничто вне этого момента не имеет значения. Удерживая ее одной рукой, я втягиваю другую в ее волосы и тяну, заставляя ее выгнуть спину, когда я вонзаюсь сильнее, глубже, отпечатывая свое клеймо на ее нежной плоти. Я чувствую, как оргазм закипает во мне, мои яйца напрягаются, пока они не становятся почти такими же твердыми, как мой пульсирующий член, и когда она выкрикивает мое имя и судороги вокруг меня, релиз обрушивается на меня, как цунами, посылая экстаз, взрывающийся в моем теле. нервных окончаний и раскрашивая окружающий мир в ярко-белый цвет. 24 Хлоя Ошеломленная, я падаю на живот, как только Николай отпускает мои волосы и вытаскивает их из моей опухшей, дергающейся плоти. Даже с оргазмическими толчками, все еще пульсирующими во мне, мой секс кажется избитым, мои внутренности воспалены. Мои мысли тоже путаются, мой разум вялый, как будто я пробуждаюсь от глубокого сна. Несмотря на это, когда он прижимает меня к себе и начинает бормотать сладкие глупости, я снова испытываю то необыкновенное чувство покоя, которое знала только в его объятиях. Мои глаза закрываются, ощущение парения охватывает меня, когда он гладит и гладит меня, проливая свет, успокаивая поцелуи на мое лицо и шею, массируя боль и синяки от его грубого обращения. В конце концов, мои бессвязные мысли сливаются во что-то связное, и я с силой открываю веки, чтобы увидеть его завораживающие глаза, смотрящие в мои, золотисто-янтарные его радужки с темно-зелеными прожилками. — Зайчик… — Его голос тихий, выражение его лица сложно прочитать, когда он кладет свою большую ладонь на мою щеку. «Я не использовал презерватив». На мгновение слова не имеют для меня смысла. Затем, с приливом адреналина, я ощущаю теплую влагу между ног и на бедрах. Много влаги. Гораздо больше, чем я когда-либо чувствовал. Мое сердцебиение учащается, ощущение легкости исчезает. Резко отстранившись, я сажусь. "Что ты имеешь в виду? Я ни на чем. Неделю назад у меня закончились таблетки. Я думала… я думала, ты всегда носишь презерватив. Я бросаю взгляд на густую белую жидкость на своих голых бедрах, пытаясь не запаниковать, лихорадочно считая дни. Когда у меня были месячные? Это было на этой неделе или на прошлой неделе? Почему я не удосужился отследить? Я знаю, что прошло несколько дней с тех пор, как у меня остановилось кровотечение, но, может быть… "Я это сделал." Николай тоже садится, мощные мышцы его груди и руки напрягаются, когда он проводит рукой по волосам, еще больше взъерошивая черные пряди. — По крайней мере, у меня всегда так было до сегодняшнего дня. Наконец-то я вспоминаю, когда у меня начались месячные: в начале прошлой недели, почти двенадцать дней назад. В прошлый понедельник мне пришлось просить у Алины припасы. У меня примерно середина цикла. Должно быть, я выгляжу таким же испуганным, как я себя чувствую, потому что Николай наклоняет голову, глядя на меня с тем же неразборчивым выражением лица. «Время самое подходящее, не так ли? Или, точнее, неправильно?» Я киваю, моя рука инстинктивно движется к моему животу. — Почему… — я останавливаюсь, чтобы успокоить свой дрожащий голос. — Почему ты не воспользовался презервативом? Загадочный блеск в его глазах усиливается, когда он приближается ко мне. «Почему бы нам не привести себя в порядок, а потом поговорить дальше?» Должно быть, я все еще в шоке, потому что не возражаю, когда он подхватывает меня и несет в ванную. Вместо этого я позволила ему позаботиться обо мне в душе, как он это делал, когда мне было больно. Его прикосновение снова мягкое, успокаивающее и нежное, хотя его член становится все твердее с каждым движением его мозолистых рук по моему мокрому обнаженному телу. К тому времени, когда он закончил смывать следы нашей ошибки, он уже полностью встал, и его руки двигаются по мне с растущим вниманием, обхватывая мою грудь и играя с сосками, рискуя проникнуть между моих бедер, чтобы найти мой клитор. Это должно быть слишком много, слишком рано, но мое тело реагирует так, как будто оно не только что пережило катастрофический переворот своих чувств, как будто дикий трах, который оставил меня таким ошеломленным, был не чем иным, как превью главного события. Мое дыхание учащается, в животе накапливается напряжение, когда его губы касаются моих в глубоком, пытливом поцелуе, а затем приближаются к моему уху, моей шее, моему плечу. Задыхаясь, я хватаюсь за его плечи, а он наматывает мои мокрые волосы на кулак и выгибает меня назад над своей мощной мускулистой рукой, притягивая к себе мою грудь, как жертвенное подношение. Его широкая спина защищает меня от водяных брызг, когда он наклоняется надо мной, цепляясь за один сосок, затем за другой, горячее, мощное всасывание его рта посылает рывки ощущений прямо в мое ядро, усиливая мое растущее возбуждение. Тем не менее, у меня все болит внутри, слишком больно, чтобы чувствовать удовольствие, когда два его пальца толкают меня, раздвигая опухшие, нежные ткани. То есть до тех пор, пока эти пальцы не изгибаются внутри меня, находя место, из-за которого искры взрываются за моими закрытыми веками, и не уводят меня за край так быстро, что я едва успеваю выдыхать его имя. Спазмы все еще пробегают по моему телу, когда он выпускает мой сосок с влажным хлопком и опускает меня на колени, все еще защищая меня от брызг душа своим телом. В изумлении я моргаю, глядя на него, только чтобы понять, чего он хочет, когда он шлепает твердый, массивный столб своего члена по моей щеке, а затем подносит кончик к моему рту. Инстинктивно я упираюсь руками в его мускулистые бедра и приоткрываю губы, втягивая его так далеко, как он может. Я и раньше делала минеты, но это совсем другое ощущение, совсем не похожее на те случайные, игривые времена с моими бывшими парнями. Я не контролирую себя — он контролирует — и нет ничего игривого в том, как он безжалостно трахает меня в рот. Его руки сжимают мой череп, удерживая меня неподвижно для его глубоких, медленных толчков, и это все, что я могу сделать, чтобы не задохнуться, когда он с каждым ударом проникает все глубже в мое горло. Это не должно быть жарко — он использует меня исключительно для своего удовольствия — но что-то в обращении с ним как с куклой для секса посылает импульсы тепла прямо к моему клитору. Он берет от моего тела то, что хочет, и это одновременно унизительно и извращенно освобождает. В этом обмене нет ничего сложного; Я доставляю ему удовольствие просто тем, что существую, будучи для него всего лишь теплым влажным ртом. Мои глаза зажмуриваются, слезы текут из стороны в сторону, когда он набирает скорость, заталкивая свой большой член в мое ноющее горло, но желание заткнуть рот остается тихим, даже когда мой рот наполняется слюной, которой хватило бы на целое озеро. Он стекает по моему подбородку, шее, груди, но все это не имеет значения, потому что я чувствую, как напряжение нарастает в его теле, чувствую, как его толстый ствол еще больше набухает у меня во рту. Со стоном он входит так глубоко, что я теряю способность дышать, и теплая жидкость струится вниз по моему горлу, когда его пальцы крепко сжимают мои волосы, дергая за корни так сильно, что я вздрагиваю. К тому времени, как он вырывается у меня из горла, я так отчаянно нуждаюсь в воздухе, что мои ногти лихорадочно впиваются в его бедра. Тем не менее, когда я открываю слезящиеся глаза и поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, я вздрагиваю от удовольствия, отражающегося в нем теплом собственничестве. — Зайчик… — его голос звучит темным, бархатистым хрипом, когда он берет меня под руки и поднимает на ноги, а затем поддерживает, пока я не восстанавливаю равновесие. Нежно держа мое плечо одной рукой, он смывает с меня сперму и слюну другой, затем обхватывает мой подбородок, глядя на меня сверху вниз с особенно пристальным взглядом. Мой пульс снова учащается, странное предчувствие сжимает мой желудок, когда он мягко говорит: «Ты для меня все, источник моего величайшего счастья и удовольствия. Я хочу, чтобы ты была со мной до конца наших дней, пока в наших телах остается дыхание. Судьба привела тебя к моей двери, доставила мне как подарок, которым ты являешься, и я не мог бы быть более благодарен». Мое сердце сейчас выпрыгивает из горла, я дышу так быстро, что мое зрение становится серым. Это не может идти туда, куда я думаю. Не может быть, чтобы он… «Хлоя Эммонс … » Он обрамляет мое лицо своими широкими ладонями, его тигровые глаза наполняются яростно-нежным светом. «Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я хочу, чтобы ты стала моей женой." 25 Хлоя На мгновение я убеждена, что ослышалась. Потому что он ни за что не сделает предложение, когда мы знаем друг друга меньше месяца. За исключением того, что в его гипнотическом взгляде нельзя ошибиться, нельзя скрыть тот факт, что он только что употребил слова «жениться» и «жениться». Мой разум лихорадочно крутится, когда я сжимаю его мощные запястья, инстинктивно оттягивая его руки от моего лица. Душ за его спиной все еще работает, наполняя просторную кабину паром, но я вдруг замерзаю, по мокрой коже бегут мурашки. «Николай, я…» Я понятия не имею, что сказать, как подступиться к такому безумию. Наконец я выпалил: «Ты шутишь, да?» Его взгляд темнеет. — Зачем мне шутить об этом? «Потому что… потому что мы почти не знаем друг друга!»