Стиснув зубы, я направляюсь к круглому столу, плюхаюсь на стул и с вызовом смотрю на его лицо. Я отказываюсь позволять своему телу диктовать мои действия, позволять сексуальным потребностям решать мою судьбу. Я не выйду замуж за этого красивого, аморального мужчину, даже если смогу. Как бы я ни реагировала на него в постели. — Итак… — он откидывается назад, переплетая длинные пальцы на груди. Его голос звучит как матовый шелк, когда он мягко говорит: «Ты хотел поговорить». У меня было все утро, чтобы придумать, как лучше подойти к нему, но я до сих пор чувствую себя косноязычным, мои мысли путаются в беспорядке. Отчасти из-за того, как он смотрит на меня, с той циничной, насмешливой полуулыбкой, будто уже заглянул в будущее и точно знает, что я собираюсь сделать и сказать. Но в основном я чувствую в нем холодную решимость. Аргументы, которые я отрепетировал, внезапно кажутся неадекватными, а сама предпосылка торга с ним ошибочна. — Как ты собираешься это сделать? — наконец выпалил я. Это не то, с чем я собирался вести, но я должен знать, что меня ждет, если я потерплю неудачу. — Как ты можешь заставить меня выйти за тебя замуж против моей воли? Мышцы вокруг его глаз напрягаются на мгновение, даже когда улыбка остается на его губах. «Против твоей воли? Это ложью ты кормишь себя, зайчик? Что тебя принуждают? Кровь приливает к моему лицу, гнев смешивается с нелогичным смущением. "Что ты говоришь?" — Я говорю, что делаю тебе одолжение. Его улыбка обостряется. «Решения могут быть тяжелым бременем, особенно когда твои представления о том, что правильно, противоречат вашим реальным желаниям». Мои ногти впиваются в ладони. «Я не хочу на тебе жениться. Ты спросил, а я сказала нет, помнишь? — О, да. Он резко наклоняется вперед, улыбка сползает с его лица. «Некоторые вещи должны быть. Однажды ты увидишь это и будешь благодарен, зайчик. А пока я сделаю то, что должен». "Который является то, что? Пригласить сюда какого-нибудь офицера? И что потом? Как ты заставишь меня сказать «да»? Он не отвечает, просто откидывается назад с непостижимым выражением лица, и мое воображение делает скачок. Глядя на него в ужасе, я выдыхаю: «Ты собираешься накачать меня наркотиками, не так ли? Это твой план. 29 Николай Мой умный зайчик. Она знает меня, что бы она ни утверждала. Маленький пузырек уже стоит у меня на столе, жидкость внутри готова, чтобы ее можно было набрать в шприц и закачать в ее вены. Это самая мягкая и щадящая форма одного из наших особых наркотиков, дозировка едва достаточна, чтобы размыть границы реальности и понизить запреты человека. Когда я использую его на Хлое, она будет в курсе, что происходит, но не будет возражать… потому что в глубине души она тоже хочет этого. Я знаю ее и сейчас. Вот почему я не удивляюсь, когда она переводит дух и расправляет свои тонкие плечи вместо того, чтобы умолять или плакать. — Хорошо, — говорит она, и ее голос лишь слегка дрожит. "Ты победил. Но чтобы ты знал, я не прощу тебя, если ты с этим справишься. Это отравит все между нами… точно так же, как действия твоего деда разрушили все шансы на его брак. Чертова Алина. Я должен был этого ожидать, но слова Хлои до сих пор пронзают меня, как рыболовный крючок, проникая глубоко и цепляясь прямо за мое сердце. Я наклоняюсь вперед, мой тон обостряется. — Ты не оставляешь мне выбора. "Нет. Ты пытаешься не оставить мне выбора. Она тоже наклоняется вперед, глядя на меня через стол. «То, что нет презерватива — это было специально, не так ли? На самом деле ты не забыл. Я удерживаю ее взгляд, вспышка гнева остывает, когда странная боль сжимает мою грудь. Она права? В то время это не было похоже на сознательное решение, скорее на изначальную директиву, на непреодолимое желание быть внутри нее без каких-либо преград. Презерватив даже не рассматривался; как будто мой разум заблокировал существование таких защитных мер, а тем более потребность в них. Я не хочу больше детей — по крайней мере, я думал, что не хочу. Затем я увидела свое семя на бедрах Хлои, и в моем сознании нахлынули всевозможные заманчивые образы: Хлоя растет с нашим ребенком, она кормит пухлого младенца… мы играем с кареглазым малышом, чья лучезарная улыбка освещает комнату. Это было похоже на монтаж из какого-то гребаного фильма Hallmark, за исключением того, что это заставило меня заболеть до глубины души. С усилием я отключил этот ход мыслей. Действовал ли я сознательно, не имеет значения. Результат одинаков в любом случае. Расслабив плечи, я откидываюсь назад и изучаю напряженные черты Хлои. «Скажи мне кое-что, зайчик… что тебе нужно, чтобы принять наш брак и быть счастливым? Чтобы мы вдвоем избежали судьбы моих бабушки и дедушки? Она слишком умна, слишком осторожна, чтобы прийти сюда только для того, чтобы наказать меня. Есть что-то, к чему она стремится, какая-то цель, которую она надеется достичь, и я подозреваю, что знаю, что это такое. Она смотрит на меня пару долгих секунд, и я чувствую, как в ее голове разыгрывается битва. Продолжать настаивать на вопросе о презервативах или перейти к ее реальной повестке дня? Она должна выбрать комбинацию этих двух вещей, потому что она сидит прямее и говорит: «Ну, во-первых, пока я не соглашусь родить ребенка, я хочу, чтобы мы всегда пользовались защитой. На самом деле, я хочу, чтобы вы немедленно вернули меня к противозачаточным таблеткам и сегодня же дали мне таблетку на следующее утро». — Готово, — говорю я, подавляя иррациональную волну разочарования. Это действительно к лучшему; еще один Молотов — последнее, что нужно этому миру. Не знаю, что на меня нашло прошлой ночью, но я намерен в будущем лучше себя контролировать. На самом деле, я пользовался презервативами всю оставшуюся ночь, так что спишу случившееся на моментальное упущение разума. Хлоя моргает, явно удивленная моим легким согласием. "Хорошо. Хороший. Тогда как насчет того, чтобы обсудить время свадьбы? Думаю, следующим летом или осенью должно быть… "Нет." Я не собирался торопить ее со свадьбой, но теперь, когда мы пошли по этому пути, я не могу ждать ни дня дольше. Каким бы нетерпеливым я ни был, чтобы она оказалась в моей постели, это ничто по сравнению с моим жгучим желанием привязать ее к себе. Я не планировал делать предложение до тех пор, пока не пройдет несколько недель, после того как я разберусь с Брансфордом, но все изменилось в тот момент, когда я увидел на ней свое семя и понял, что мог сделать ее беременной. В тот момент моим главным приоритетом стало надеть кольцо на ее палец — и до сих пор, независимо от того, будет ли у нее ребенок или нет. Сама возможность этого заставила меня осознать, что ничто иное, как то, что она станет моей женой, не подойдет. Она втягивает воздух. "Но.." "Нет. Время не подлежит обсуждению». Я знаю, что поступаю неразумно, но я не могу — не буду — смягчиться. Что-то иррациональное во мне убеждено, что, если я не сделаю этого сейчас, я потеряю ее… что я должен воспользоваться этим шансом на счастье, каким бы иллюзорным оно ни было. Она сжимает руки, когда на ее щеках появляются пятна более темного цвета. «Я думала, ты хочешь, чтобы это сработало, чтобы мы действительно были счастливы в этом браке». «Да… и так и будет. Но сначала должен быть брак. А для этого должна быть свадьба — что и происходит сегодня в пять часов». "Сегодня днем?" Ее голос прыгает по высоте. — Ты понимаешь, как безумно это звучит? Я мрачно улыбаюсь. «Здравомыслие переоценено, зайчик. Какой здравомыслящий человек когда-либо был счастлив? В любом случае, вам не нужно беспокоиться о логистике. Все уже устроено». Несколько тактов она просто смотрит на меня, прерывисто дыша; затем она отодвигает стул и вскакивает на ноги. «А чего я хочу? Что мне нужно, чтобы принять этот брак?» «Скажи мне, в чем дело, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы это произошло — если это не приведет к задержке». Я тоже встаю, обхожу стол и обхватываю ее изящно вырезанный подбородок, поднимая ее лицо вверх, чтобы увидеть ее мятежное выражение. «Скажи мне, зайчик. Что я могу сделать, чтобы сделать тебя счастливым? Что тебе нужно? Она сжимает мое запястье, ее глаза темны от бурных эмоций. — Мне нужно, чтобы ты не заставлял меня делать это. Я улыбаюсь и наклоняю голову, чтобы поцеловать хрупкую раковину ее уха, мое тело напрягается, когда я вдыхаю ее аромат полевых цветов. — Нет, зайчик, — бормочу я, когда чувствую ее дрожь. — Это именно то, что вам нужно. Кто-то столь же невинный, как она, никогда не обнимет такого мужчину, как я, не беспокоясь о том, как это скомпрометирует ее мораль, навязанную обществом, и не почувствовав, по крайней мере, некоторую форму вины. Я имел в виду то, что сказал. Своим собственным эгоизмом я делаю ей одолжение. Таким образом, она может притвориться, что не хочет этого, что она обнимает меня против своей воли. Тонкая линия ее горла дрожит от глотка, и она прерывисто вдыхает, высвобождаясь из моей хватки. Ее глаза становятся еще темнее, когда они встречаются с моими, ее тонкие черты напряжены. — В таком случае, — неуверенно говорит она, — у меня есть еще два условия. Если ты сможешь встретиться с ними, я выйду за тебя замуж сегодня в пять часов, никаких наркотиков не требуется». Заинтригованный, я склоняю голову. "Продолжать." — Во-первых, я хочу, чтобы ты рассказал мне, что именно случилось с твоим отцом. А во-вторых… — Ее голос дрожит. — Мне нужно, чтобы ты пообещал не убивать моего. Я хочу, чтобы Брансфорд заплатил, но не таким образом». 30 Хлоя Челюсть Николая превращается в камень, в глазах собираются вулканические тучи. Опасно ровным голосом он говорит: «Я могу сделать первое, но не второе. Брансфорд представляет для вас угрозу, пока он жив. — Нет, если его разоблачили и люди знают, кто он такой. Я могу опубликовать свои результаты ДНК; с такими доказательствами СМИ придется слушать». Я не знаю, когда мне пришла в голову мысль об этой фаустовской сделке с Николаем, и тогда я решила, что, поскольку нет никакого способа избежать проигрыша в брачной битве, я, по крайней мере, сдамся на своих условиях. Эти два вопроса — узнать правду о прошлом Николая и заставить его покинуть Брансфорд живым — одинаково важны для меня, и мне нужно использовать те небольшие рычаги, которые у меня есть. Брансфорд должен заплатить за свои преступления, но я не хочу, чтобы его кровь была на руках Николая и, соответственно, на моей совести. "СМИ?" Губы Николая кривятся. — Ты же понимаешь, что это повлечет за собой, не так ли, зайчик? Они будут на вас, как стая голодных чаек. Каждая частичка вашей жизни будет расчленена, смерть вашей матери и все, что связано с ее прошлым, будет проанализировано с тошнотворными подробностями. У тебя больше никогда не будет ни минуты покоя. И хотя скандал, скорее всего, подорвет политическую карьеру Брансфорда, нет никакой гарантии, что он попадет в тюрьму за изнасилование вашей матери; срок исковой давности может помешать этому». — Он также виновен в заказе ее убийства. «Да, но удачи в доказательстве этого, когда убийцы исключены из поля зрения». Черт. Он прав. Поспешив придумать альтернативу убийству Брансфорда, я не учел последнюю часть. Я понятия не имею, что Николай сделал с телами убийц, но в любом случае мертвецы не могут свидетельствовать о личности своего нанимателя. Что еще хуже, указание властям на могилы убийц — или даже просто раскрытие инцидента в лесу — могло создать для Николая всевозможные проблемы. Последнее, чего я хочу, это чтобы его арестовали за то, что он защищал меня… или чтобы СМИ окружили его, что они обязательно сделают, если мы женаты. Поскольку Славе нужно скрываться от семьи его матери, я не могу обнародовать свои отношения с Брансфордом. Сама идея бесперспективна. Тем не менее, я не готов сдаться. «Что, если это не я? Бьюсь об заклад, есть женщины, кроме моей мамы, с которой он так поступил, и другие девушки, на которых он когда-то нападал. У таких мужчин, как правило, есть определенная цель, так что, возможно, мы сможем найти других его жертв и… — Как их найти? Тон Николая смягчается. — Я понимаю, что ты пытаешься сделать, зайчик, поверь мне, но даже если какие-то жертвы удобно притаились за кулисами, нам могут потребоваться месяцы или годы, чтобы найти их и убедить выйти вперед. К этому моменту он может стать президентом Соединенных Штатов, и его свержение потребует бесконечно больших усилий. Тем временем он будет продолжать охотиться на вас… и потенциально создавать других жертв. Вы подумали об этом? Если ему действительно нравятся невольные девочки-подростки, то каждую минуту своей жизни он представляет угрозу не только для вас . Убрав его, я окажу миру услугу». Фу. Я отворачиваюсь, потирая лоб. Он снова прав, но я не могу согласиться с тем, что убийство — единственный ответ. Должно быть что-то еще, что мы можем сделать. Я бы даже согласился на что-нибудь сомнительное, вроде шантажа или…