Он вроде бы просит, но это, несомненно, требование. – Ваше величество, я уже пересказал вам всё, что ей известно, – произносит со своего места Самсон, подавшись вперед, чтобы указать на меня. – Ничто в голове Мэры Бэрроу не ускользнуло от моего взгляда. Я бы кивнула в знак согласия, но рука Александрета крепко меня держит. Я смотрю на него снизу вверх, пытаясь угадать, чего он хочет. Глаза пьемонтского принца – загадочная бездна. Я не знаю этого человека и не нахожу в нем ничего, чем могла бы воспользоваться. От его прикосновения по мне ползут мурашки, и я тщетно призываю молнию, чтобы положить между нами хоть небольшое расстояние. Стоя за спиной брата, Дарак подвигается, чтобы лучше видеть меня. Золотые бусины у него в косах отражают зимнее солнце и ослепительно блестят. – Король Мэйвен, мы хотели бы услышать ответы из ее уст, – говорит Дарак, слегка склонившись к Мэйвену. И улыбается – воплощенное обаяние. Дарак красив и умеет пользоваться своей внешностью. – Это просьба принца Бракена, вы же понимаете. Всего несколько минут. Александрет, Дарак, Бракен. Я запоминаю имена. – Спрашивайте, о чем хотите, – говорит Мэйвен и крепче стискивает край сиденья. Окружающие продолжают улыбаться, и вид у всех донельзя фальшивый. – Прямо здесь. После долгой паузы Дарак смягчается. Он склоняет голову в почтительном поклоне. – Очень хорошо, ваше величество. А затем его тело расплывается, двигаясь так проворно, что я едва улавливаю движения. Он вдруг оказывается прямо передо мной. Быстр. Не такой стремительный, как мой брат, но достаточно шустрый, чтобы я ощутила взрыв адреналина. Я по-прежнему не понимаю, на что способен Александрет. Остается лишь молиться, чтобы он не был шепотом, чтобы мне не пришлось снова терпеть эту пытку. – Алая гвардия действует в Пьемонте? – спрашивает Александрет, нависая надо мной и устремляя на меня свои бездонные глаза. В отличие от Дарака, он не улыбается. Я жду недвусмысленных признаков вторжения чужого сознания. Но ничего нет. Оковы… они не позволят чьей-либо способности проникнуть в кокон молчания. – Что? – надтреснутым голосом спрашиваю я. – Я хочу знать, что тебе известно о действиях Алой гвардии в Пьемонте. Все допросы, которым я до сих пор подвергалась, производил шепот. Странно, что кто-то задает вопросы открыто, не раскалывая мне череп, и доверяет моим ответам. Очевидно, Самсон уже сообщил принцам все, что выяснил, но они не поверили его словам. Неглупая задумка – посмотреть, совпадет ли мой рассказ с версией Самсона. – Алая гвардия хорошо умеет хранить секреты, – отвечаю я, лихорадочно соображая. Надо солгать? Подлить масла в огонь недоверия между Мэйвеном и Пьемонтом? – Меня не ставили в известность об ее операциях. – Ваших операциях, – поправляет Александрет, нахмурившись так, что на лбу у него появляется глубокая складка. – Ты была вожаком гвардии. Я не верю, что для нас ты настолько бесполезна. «Бесполезна». Два месяца назад я была девочкой-молнией, бурей в человеческом обличье. Но до тех пор действительно никто во мне не нуждался. Даже мои враги. Дома, в Подпорах, я ненавидела это ощущение. Теперь я рада. Я не стану оружием для Серебряного. – Я не их вожак, – говорю я Александрету и слышу, как Мэйвен за моей спиной ерзает на своем троне. Надеюсь, он кривится. – Я даже никогда не встречала высшее командование. Он мне не верит. Но не верит и тому, что ему успели сказать. – Сколько ваших сообщников в Пьемонте? – Не знаю. – Кто финансирует ваши операции? – Не знаю. Пальцы рук и ног начинает покалывать. Чуть ощутимо. Неприятно, но не больно. Как легкое онемение. Александрет не выпускает моего подбородка. Кандалы, напоминаю я себе. Они защитят меня от него. Должны. – Где принц Майкл и принцесса Шарлотта? – Я не знаю, кто это. «Майкл, Шарлотта». Эти имена тоже надо запомнить. Покалывание продолжается, поднимаясь выше. Я с шипением выдыхаю сквозь зубы. Александрет сосредоточенно прищуривается. Я готовлюсь к взрыву боли, который обрушит на меня его способность, какой бы она ни была. – Вы контактировали со Свободной республикой Монфор? Покалывание еще терпимо. Болезненна только крепкая хватка. – Да, – резко отвечаю я. Тогда принц отстраняется и с усмешкой выпускает мой подбородок. Он смотрит на мои запястья, задирает рукав и видит оковы. Гудение в руках и ногах стихает. Александрет хмурится. – Ваше величество, нельзя ли допросить ее без оков из Молчаливого камня? И это тоже требование, замаскированное под просьбу. Однако Мэйвен его отклоняет. Без моих оков способность Александрета получит волю. Она, очевидно, огромна, раз ей удалось пробиться, пускай совсем чуть-чуть, сквозь пелену молчания. Это будет пытка. Опять. – Нет, ваше высочество. Она слишком опасна, – отвечает Мэйвен, коротко качнув головой. Хоть я его и ненавижу, но чувствую несомненную благодарность. – Как вы сказали, она – ценный пленник. Я не могу позволить вам сломать ее. Самсон не скрывает отвращения. – Кто-то же должен. – Я могу сделать что-нибудь еще для ваших высочеств или для принца Бракена? – продолжает Мэйвен, заглушая голос своего чудовищного кузена. Он поднимается с трона, одной рукой разглаживая мундир, увешанный орденами и почетными знаками. Но другой рукой Мэйвен продолжает цепляться за подлокотник из Молчаливого камня. Это его якорь и щит. Дарак низко кланяется за себя и за брата и вновь улыбается. – Говорят, будет пир? – В кои-то веки слухи верны, – отвечает Мэйвен, с язвительной усмешкой глядя в мою сторону. Леди Блонос не учила меня, как вести себя в присутствии венценосных представителей союзной державы. Я видала раньше банкеты и балы, я даже вмешалась в церемонию выбора королевы, но никогда еще не присутствовала на подобном мероприятии. Возможно, потому, что отца Мэйвена не так волновал внешний облик. Однако Мэйвен – плоть от плоти своей матери. Некогда она сказала: «Выглядеть сильным значит быть сильным». Он явно принял этот урок близко к сердцу. Его советники, гости из Пьемонта и я сидим за длинным столом, так что нам видно весь зал. Я никогда раньше не бывала в этом помещении. Тронный зал, галереи и прочие столовые во Дворце Белого огня по сравнению с ним кажутся крошечными. Здесь нашлось место всем придворным, всем лордам и леди с их обширными семействами – без труда. Потолок маячит на высоте третьего этажа, окна сделаны из хрусталя и витражного стекла и расписаны цветами Высоких Домов. На мраморном полу, испещренном прожилками черного гранита, переливается десяток радуг; каждый луч света заставляет блестеть алмазные подвески люстр, имеющие форму деревьев, птиц, созвездий, молний, взрывов, тайфунов и прочих символов Серебряной мощи. Я могла бы все время обеда просидеть, глядя в потолок, если бы не мое опасное положение. По крайней мере, на сей раз я сижу не рядом с Мэйвеном. Сегодня его присутствие придется терпеть принцам. Но слева от меня – Джон, а справа – Эванжелина. Я крепко прижимаю локти к бокам, не желая случайно коснуться своих соседей. Эванжелина, скорее всего, воткнет мне вилку под ребро, а Джон поделится очередным тошнотворным откровением. К счастью, кормят вкусно. Я заставляю себя есть и воздерживаюсь от спиртного. Красные слуги снуют по залу, и бокалы не остаются пустыми. После десяти минут попыток перехватить чей-либо взгляд я отказываюсь от этой идеи. Слуги умны и не желают рисковать жизнью, посмотрев на меня. Я принимаюсь пересчитывать столы и присутствующие Высокие Дома. Все здесь, включая Дом Калора, представленный одним лишь Мэйвеном. У него, насколько известно, нет ни кузенов, ни другой родни. Странно. Должны же они существовать. Видимо, они, как и слуги, достаточно умны, чтобы избегать его завистливого гнева и нервно цепляющихся за трон пальцев. Дом Айрела сделался меньше и словно потускнел, невзирая на свои яркие сине-красные наряды. Они теперь далеко не так многочисленны. Кто-то отправился в тюрьму Коррос, кто-то, очевидно, покинул двор. Соня, впрочем, еще здесь – держится она с заученным изяществом, но в то же время необычайно напряжена. Она сменила форму сотрудника безопасности на сверкающее платье и сидит рядом с пожилым мужчиной, который щеголяет великолепным ожерельем из рубинов и сапфиров. Возможно, новый глава клана, после того как его предшественница, Пантера, погибла от рук человека, сидящего всего в нескольких шагах. Интересно, передала ли Соня своим родным то, что я рассказала ей про Ару и Птолемуса. Или им всё равно? Я вздрагиваю, когда Соня резко поднимает голову и перехватывает мой взгляд. Джон, сидя рядом со мной, испускает долгий тихий вздох. Одной рукой он берет бокал, полный рубинового вина, а другой отодвигает нож. – Мэра, можешь оказать мне небольшую услугу? – спокойно спрашивает он. Отвратителен даже его голос. Злобно усмехаясь, я поворачиваюсь к нему и стараюсь вложить в свой взгляд побольше яда. – Прости? Раздается треск, и боль обжигает мою щеку. Что-то рассекает кожу. Я шарахаюсь вбок, как испуганное животное, и падаю. Плечом я сталкиваюсь с Джоном, который валится вперед, заливая дорогую скатерть вином и водой. Кровью тоже. Крови много. Я ощущаю ее, теплую и липкую, прекрасно зная, какого она цвета. Я не свожу глаз с Эванжелины, которая стоит за столом, вытянув руку. Пуля неподвижно висит в воздухе перед ней. Очевидно, такая же, как и та, что оцарапала мне щеку, – а могла бы причинить гораздо больший вред. Она сжимает кулак, и пуля несется туда, откуда прилетела, а за ней – холодные стальные лезвия, которые срываются с платья Эванжелины. Я с ужасом наблюдаю, как сине-красные фигуры увертываются от стальной бури, ныряют, прыгают, уклоняются от ударов. Они даже перехватывают лезвия и швыряют их обратно, словно участвуя в жестоком ослепительном танце. Эванжелина не единственная, кто нападает. Стражи перепрыгивают через стол и заслоняют нас стеной. Их движения безупречны, отточены годами неустанных тренировок. Но не все они заодно. Некоторые срывают маски и отбрасывают огненные плащи. Они нападают друг на друга. И Высокие Дома тоже. Я никогда не чувствовала себя такой беззащитной и обнаженной – а я повидала многое. Однако передо мной сражаются боги. У меня глаза лезут на лоб, пока я пытаюсь рассмотреть всё. И понять. Ничего подобного я себе не представляла. Арена – прямо в бальном зале. Драгоценности вместо доспехов. Айрелы, Хэйвены и ослепительно-желтые Ларисы, очевидно, составляют одну сторону. Они прикрывают и поддерживают друг друга. Ткачи ветра Ларисы резкими порывами воздуха перебрасывают шелков Айрелов с одного конца зала на другой, перенося их, как живые снаряды, пока те стреляют из пистолетов и с ужасающей точностью мечут ножи. Хэйвены исчезли, но несколько Стражей перед нами внезапно падают, сраженные незримым противником. А остальные… остальные не знают, что делать. Некоторые Серебряные – Дом Самоса, Дом Мерандуса, большинство охранников и Стражей – спешат к главному столу, чтобы защитить Мэйвена, который куда-то делся. Но многие держатся в стороне – удивленные, обманутые, – не желая вмешиваться в этот хаос и рисковать собственной шкурой. Они только защищаются. Они хотят понять, куда дует ветер. Сердце подскакивает у меня в груди. Это мой шанс. В суматохе никто не заметит моего бегства. Оковы не лишили меня инстинктов вора. Я поднимаюсь с пола, даже не удосуживаясь подумать о Мэйвене или о ком-то еще. Я сосредотачиваюсь только на том, что находится прямо передо мной. Ближайшая дверь. Не знаю, куда она ведет, но, во всяком случае, прочь отсюда, и этого достаточно. По пути я хватаю нож со стола и пытаюсь открыть замок кандалов. Кто-то бежит впереди меня, оставляя за собой пятна алой крови. Впрочем, ноги у него мелькают быстро. Он исчезает за дверью. Я понимаю, что это Джон. Он тоже убегает. Он видит будущее. Несомненно, он поймет, как отсюда выбраться.