Больше никто не рискнет спасать меня. Я должна сделать это сама. – Не обращай на нее внимания, – говорит Кошка своей напарнице высоким хрипловатым голосом, который сочится ядом. – Какая честь для вас обеих, – продолжаю я, пока мы шагаем по знакомым длинным коридорам. – Присматривать за какой-то Красной поганкой. Прибираться после еды, мести полы. Всё, что угодно, чтобы Мэйвен мог поиграть в куклы, когда захочется. Они становятся еще злее и грубее. Клевер и Кошка ускоряют шаг, вынуждая меня не отставать. Внезапно мы сворачиваем налево, а не направо, в другую часть дворца, которую я смутно припоминаю. Королевские апартаменты, где живут члены правящей фамилии. Я тоже некогда там жила, хотя и недолго. Сердце у меня начинает биться быстрее, когда мы минуем статую в нише. Я узнаю ее. Несколькими дверями дальше – моя комната, моя прежняя спальня. Неподалеку находятся комнаты Кэла и Мэйвена. – Что, заткнулась? – произносит Клевер, и ее голос доносится как будто издалека. Свет льется сквозь окна, вдвойне яркий от свежевыпавшего снега. И меня это совершенно не успокаивает. Я могу пережить зрелище Мэйвена в тронном зале или в кабинете, когда я выставлена напоказ. Но в одиночестве… в подлинном одиночестве? Клеймо начинает болеть и жечься под одеждой. Когда мы останавливаемся у двери, я сознаю свою ошибку. Меня охватывает облегчение. Мэйвен теперь король. Он больше не живет здесь. Зато живет Эванжелина. Она сидит на полу, в центре странно пустой гостиной, окруженная изогнутыми кусками разноцветного металла. Железо, бронза, медь. Ее руки прилежно работают, создавая цветы из хрома и оправляя их плетеными серебряными и золотыми лентами. Еще одна корона для коллекции. Еще одна, которую она пока не вправе носить. В комнате стоят двое слуг. Мужчина и женщина, в простой одежде, отмеченной цветами Дома Самоса. Я внезапно понимаю, что они Красные. – Пожалуйста, придайте ей приличный вид, – говорит Эванжелина, не затрудняясь поднять голову. Красные жестом подзывают меня к единственному зеркалу. Глядя в него, я замечаю, что Элейн тоже тут – она нежится на длинной кушетке в лучах солнцах, как довольная кошка. Она ловит мой взгляд без любопытства и страха, с одним лишь равнодушием. – Можете подождать снаружи, – говорит Элейн, повернувшись к Арвенам. Свет отражается от ее рыжих волос, которые переливаются, как жидкое пламя. Хотя у меня есть веский повод выглядеть ужасно, в присутствии этой девицы мне становится неловко. Эванжелина кивает в знак согласия, и Арвены выходят, напоследок бросив в мою сторону сердитый взгляд. Я жадно впиваю его и запоминаю на будущее. – Никто не хочет объяснить, в чем дело? – обращаюсь я к тишине, не ожидая ответа. Девушки дружно смеются, многозначительно переглядываясь. Я пользуюсь возможностью осмотреть комнату и оценить свое положение. В ней есть еще одна дверь, очевидно ведущая в спальню Эванжелины. Окна плотно закрыты от холода. Они выходят на знакомый внутренний двор, и я понимаю, что моя камера-спальня – прямо напротив. От этого открытия меня охватывает дрожь. К моему удивлению, Эванжелина с лязгом откладывает свое рукоделье. Корона рассыпается, не в состоянии удерживать форму без ее способности. – Принимать гостей – обязанность королевы. – Ну, я не гость, а ты не королева, так что… – Советую думать, прежде чем говорить, – огрызается Эванжелина. Красная женщина быстро моргает и вздрагивает, как будто наши реплики причиняют ей боль. На самом деле это вполне может статься, и я решаю не глупить. Я прикусываю губу, чтобы удержать глупые слова, и позволяю Красным слугам возиться со мной. Мужчина расчесывает волосы и сворачивает их в спираль, а женщина занимается моим лицом. Никаких белил – румяна, немножко туши, чтобы подвести глаза, и ярко-красная помада. Очень крикливо. – Вот так сойдет, – говорит Элейн. Красные быстро отходят, вытянув руки по швам и кланяясь. – Нельзя, чтобы казалось, будто с ней слишком хорошо обращаются. Принцы этого не поймут. У меня глаза лезут на лоб. Принцы. Гости. Зачем я понадобилась на сей раз? Эванжелина замечает мое удивление. Она громко фыркает и бросает в сторону Элейн бронзовый цветок. Он втыкается в стенку у нее над головой, но Элейн, кажется, не страшно. Она мечтательно вздыхает. – Думай, что говоришь, Элейн. – Она сама всё узнает через минуту, моя дорогая. Пустяки. Она поднимается с подушек, расправляя длинные руки и ноги, которые буквально светятся. Глаза Эванжелины следят за каждым ее движением – взгляд становится внимательнее, когда Элейн подходит ко мне. Она становится рядом со мной у зеркала и смотрит на мое отражение. – Хорошо веди себя сегодня, слышишь? Интересно, как быстро Эванжелина сдерет с меня кожу, если я врежу Элейн локтем по зубам? – Ладно. – Вот и молодец. А затем она исчезает, став невидимкой, – но я ее чувствую. Рука Элейн касается моего плеча. Это предупреждение. Я смотрю сквозь невидимое туловище Элейн на Эванжелину. Она поднялась с пола, и складки платья распрямляются, текучие, как ртуть. Не исключаю, что так и есть. Когда она широкими шагами устремляется ко мне, я невольно шарахаюсь. Но рука Элейн удерживает меня, заставляя стоять прямо. Эванжелина слегка наклоняется, с едва заметной улыбкой. Ей приятен мой страх. Она поднимает руку, и я вздрагиваю; тогда она открыто усмехается. Но, вместо того чтобы нанести удар, Эванжелина заправляет прядь волос мне за ухо. – Не соверши ошибки, это все ради меня, – говорит она. – Не ради тебя. Понятия не имею, о чем речь, но все-таки киваю. Эванжелина ведет нас не в тронную залу, а в приватный зал совета. Стражи, охраняющие дверь, выглядят еще внушительнее, чем обычно. Войдя, я понимаю, что они стоят даже у окон. Дополнительная предосторожность после появления Бабули. Когда я в последний раз проходила здесь, в помещении никого не было, кроме Джона. Он и сейчас тут – тихо жмется в углу, такой непритязательный по сравнению с остальными. Я вздрагиваю при виде Воло Самоса, молчаливого паука в черном, рядом с которым стоит его сын Птолемус. Разумеется, здесь и Самсон Мерандус. Он скалится, глядя на меня, и я опускаю глаза, избегая его взгляда, как будто могу отгородиться от воспоминания об этом человеке, вползающем в мой мозг. Я ожидаю увидеть Мэйвена в одиночестве в дальнем конце мраморного стола, но по обе стороны от него стоят двое. Оба одеты в тяжелые меха и мягкую замшу – эта одежда способна противостоять арктическому холоду, пусть даже здесь мы хорошо защищены от мороза. У них темная, иссиня-черная кожа, похожая на полированный камень. У того, что справа, замысловато уложенные косы переплетены золотом и бирюзой, а у того, что слева, длинные блестящие локоны увенчаны короной из цветов, вырезанных из белого кварца. Очевидно, это представители королевской семьи. Не нашей, конечно, не из Норты. Мэйвен поднимает руку и указывает на Эванжелину. В свете зимнего солнца она так и сверкает. – Моя невеста, леди Эванжелина из Дома Самоса, – объявляет он. – Без нее мы не поймали бы Мэру Бэрроу – девочку-молнию и предводителя Алой гвардии. Эванжелина хорошо играет свою роль. Она кланяется гостям. Те поочередно склоняют головы. Их движения неторопливы и текучи. – Наши поздравления, леди Эванжелина, – произносит тот, что с короной. И протягивает руку. Эванжелина, наслаждаясь чужим вниманием, позволяет ему поцеловать свои пальцы. Когда она сердито взглядывает на меня, я понимаю, что должна последовать ее примеру, и неохотно подчиняюсь. Двух незнакомцев я интригую; они восхищенно наблюдают за мной. Но я отказываюсь хотя бы кивнуть. – Это и есть девочка-молния? – спрашивает второй принц. Его зубы кажутся белыми, как луна, на фоне черной кожи. – Та, которая доставила вам столько проблем? И вы сохранили ей жизнь? – Ну конечно, – отзывается его соотечественник. Он встает, и я понимаю, что в нем больше двух метров росту. – Это же превосходная приманка. Хотя я удивляюсь, что террористы еще не предприняли серьезной попытки к освобождению, если она и впрямь настолько важна. Мэйвен жмет плечами. От него исходит аура тихого удовлетворения. – Мой дворец хорошо защищен. Проникнуть сюда просто невозможно. Мы встречаемся взглядами. «Врешь». Мэйвен почти ухмыляется, как будто это наша общая шутка. Я подавляю привычное желание плюнуть на него. – У себя в Пьемонте мы провели бы ее по улицам всех городов, – говорит принц с короной из кварца. – Показали бы нашим подданным, что бывает с такими, как она. Пьемонт. Это слово – как удар колокола у меня в голове. Значит, к нам прибыли пьемонтские принцы. Я напрягаю память, пытаясь припомнить, что мне известно об их стране. Пьемонт – южный сосед Норты и ее союзник. Им управляют принцы. Все это я слышала от Джулиана на занятиях. Но я знаю и кое-что другое. Я помню поставки на остров Так – припасы, контрабандой переправленные из Пьемонта. И Фарли сама намекнула, что Алая гвардия действует и там, намереваясь разжечь восстание на территории ближайшего союзника Норты. – Она умеет говорить? – спрашивает принц, глядя то на Мэйвена, то на Эванжелину. – К сожалению, да, – отвечает та с язвительной усмешкой. Оба принца смеются, и Мэйвен тоже. Остальные следуют примеру, заискивая перед своим повелителем и господином. – Вы довольны, принц Дарак? Принц Александрет? – Мэйвен поочередно смотрит на каждого из них. Он с гордостью играет роль короля, хотя гости вдвое старше и крупнее его. Отчего-то он не тушуется рядом с ними. Элара хорошо обучила сына. – Вы хотели видеть пленницу. И увидели. Александрет, который стоит рядом со мной, мягкой рукой касается моего подбородка. Интересно, какая у него способность. И насколько он опасен. – О да, ваше величество. У нас есть несколько вопросов… если вы будете так любезны и позволите нам их задать.