– Все будет хорошо, – обещаю я, скользя по обледенелым камням. Буря поглощает ответ Кэла. Я позволяю себе секундную тревогу. Возможно, мы больше не увидимся. Но в следующее мгновение эта мысль исчезает. Некогда. Нельзя отвлекаться. Я должна выжить. Я усаживаюсь верхом на обледенелые перила, поднимаю ноги и скатываюсь вниз. На улице, где ветра нет, намного теплее. Лужи исчезли. Отчасти они замерзли, отчасти воду подняли наверх нимфы. Бомбардировщики собрались у трещины, которая всё расширяется. Наверху она уже разрослась до нескольких шагов, а в основании ее ширина – не больше ладони. Но она ползет. Еще один удар сотрясает камень и отдается в ногах, как взрыв или землетрясение. Я сглатываю, представляя сильнорука по ту сторону стены, который наносит удар за ударом по нашим укреплениям. – Не спешите, – говорю я бомбардировщикам. Они смотрят на меня в ожидании приказов, хоть я и не офицер. – Никаких взрывов, пока не станет ясно, что они прорвались. Не стоит им помогать. – Я буду прикрывать брешь, сколько смогу, – произносит кто-то за спиной. Я разворачиваюсь и вижу Дэвидсона. Его лицо покрыто кровью, которая постепенно чернеет. Под слоем крови он кажется бледным и ошеломленным. – Премьер, – произношу я, склонив голову. Он отвечает не сразу. Похоже, Дэвидсон в шоке. Поле битвы сильно отличается от кабинета. Тогда я обращаю свое электричество на нападающих. Используя корни как провода, я пропускаю по их изгибам молнию. Зеленого на другой стороне мне не видно, но я чувствую его. Хотя и притупленные толщей корня, мои искры врываются в тело Серебряного. Далекий вскрик эхом доносится сквозь трещины. Отчего-то я слышу его сквозь окружающий хаос. Зеленый – не единственный Серебряный, способный крошить камень. Его место занимает другой – сильнорук, судя по тому, как дрожит и трескается стена. Удар за ударом – в расширяющуюся брешь летят пыль и каменная крошка. Дэвидсон стоит слева от меня, слегка приоткрыв рот. Он словно отупел. – Первый бой? – спрашиваю я, когда раздается очередной громоподобный удар. – Да нет, – к моему удивлению, отвечает он. – Я когда-то тоже воевал. Говорят, я был в этом вашем списке. «Дэйн Дэвидсон». Это имя вспыхивает в моей голове; оно подобно бабочке, которая касается крыльями прутьев костяной клетки. Память словно вылезает из болота, медленно, с огромными усилиями. – В списке Джулиана. Премьер кивает. – Джейкос умный человек. Соединяет точки, которые не замечает больше никто. Да, я был одним из Красных, которых обрекли на расстрел. За преступление против крови. Когда я сбежал, офицеры тем не менее внесли меня в список как погибшего. Чтобы не отвечать за еще одного пропавшего преступника. – он облизывает губы, потрескавшиеся от холода. – Я направился в Монфор, по пути подбирая других, таких же, как я. Еще одна трещина в стене. Брешь расширяется, а к моим ступням постепенно возвращается чувствительность. Я шевелю пальцами в ботинках, готовясь к драке. – Знакомая история. Голос Дэвидсона набирает силу, по мере того как он продолжает. По мере того как вспоминает, за что мы сражаемся. – Монфор лежал в руинах. Тысячи Серебряных объявили себя королями. Каждая гора стала отдельным государством, страна раскололась. Только Красные оставались едины. А Непримиримые таились в тени и ждали освобождения. Разделяй и властвуй. Только так и можно победить. Королевство Норты, Разломы, Пьемонт, Озерный край. Серебряные рвут друг другу глотки, сражаясь за всё более мелкие кусочки, а мы выжидаем, чтобы захватить целое. Хотя вид у Дэвидсона обалдевший, я буквально чую запах стали. Это, возможно, гений – и, несомненно, опасный человек. Порыв снега отталкивает меня. То, что происходит сейчас – единственное, о чем нужно беспокоиться. «Выживи. Победи». Синяя энергия вырывается из пролома и, пульсируя, захватывает небольшое пространство вокруг. Дэвидсон удерживает щит на месте, вытянув руку. По подбородку у него стекает струйка крови, исходя паром на морозе. Силуэт с той стороны молотит по щиту кулаками – удары сыплются дождем на колеблющееся поле энергии. К нему присоединяется второй сильнорук и принимается расширять пролом, атакуя не щит, а камень. Щит растет сообразно их усилиям. – Готовьтесь, – говорит Дэвидсон. – Когда я опущу щит, стреляйте все. Мы готовимся к удару. – Три. Фиолетовые искры скользят у меня между пальцами и сплетаются в пульсирующий шар убийственной энергии. – Два. Бомбардировщики выстраиваются, припав на колено, как снайперы. Вместо ружей у них лишь глаза и пальцы. – Один. Дернувшись, синий щит разрывается пополам и с тошнотворным хрустом вбивает двух сильноруков в стену. Мы стреляем через пролом. Моя молния вспыхивает. Она освещает мглу за стеной, и я вижу десяток берсерков, готовых броситься на штурм. Многие падают на колени, плюясь кровью и огнем, когда бомбардировщики взрывают их внутренности. Прежде чем кто-либо успевает прийти в себя, Дэвидсон вновь смыкает щит, остановив ответный залп ружейного огня. Наш успех, кажется, удивляет его. На стене над нами в грозовой тьме вспыхивает огненный шар – факел в преждевременно наступившей ночи. Огонь Кэла распространяется, превратившись в огненную змею. Алый жар окрашивает небо адским багровым цветом. Я стискиваю кулак и указываю на Дэвидсона. – Еще раз. Невозможно уловить течение времени. Поскольку солнца нет, я понятия не имею, как долго мы защищаем пролом. Хотя мы снова и снова отбиваем атаки, каждая попытка понемногу расширяет брешь. «Сантиметры в обмен на мили», – говорю я себе. Укрепления не взяты. Ледяные мосты продолжают расти, а мы продолжаем их ломать. На улице лежат несколько трупов – тут даже целитель ничего не смог поделать. В промежутках между атаками мы стаскиваем убитых в проулки, подальше от глаз. Я вглядываюсь в мертвые лица, всякий раз задерживая дыхание. Не Кэл, не Фарли. Единственный знакомый – это Таунсенд, у которого переломлена шея. Я ожидаю приступ жалости и вины, но ничего не чувствую. Только бешенство от того, что сильноруки у нас на стенах и рвут наших солдат на части. Щит Дэвидсона растянут поперек пролома – теперь он уже как минимум трех метров в ширину и зияет, словно каменная пасть. В этой разинутой пасти лежат трупы. Дымящиеся тела, сраженные молнией или разорванные безжалостными взглядами бомбардировщиков. По ту сторону дрожащего синего поля в темноте собираются тени, готовясь к новой атаке. Водяные и ледяные молоты проверяют способность Дэвидсона на прочность. Вопль банши отражается от щита, но даже эхо его крика болезненно для наших ушей. Дэвидсон морщится. Теперь кровь на его лице смешалась с потом, который катится по лбу, носу и щекам. Он почти дошел до предела. Время истекает. – Кто-нибудь, найдите Рейфа! – кричу я. – И Тайтона! Один из солдат срывается с места, едва я успеваю выговорить эти слова, и несется вверх по лестнице. Я смотрю на стену, ища знакомый силуэт. Кэл действует в сумасшедшем темпе, методично, как автомат. Шаг, поворот, удар. Шаг, поворот, удар. Как и я, он думает лишь о том, чтобы выжить. Когда в череде атак наступает передышка, он заново расставляет солдат, указывает Красным, куда стрелять, помогает Аккади и Лори уничтожить очередную цель в темноте. Я не знаю, сколько человек уже погибло. Еще одно тело валится со стены кувырком. Я хватаю убитого за руки, чтобы оттащить в сторону, а потом понимаю, что на нем вовсе не доспех, а пластины каменной плоти, которые дымятся от жаркого гнева огненного принца. Я шарахаюсь, словно от раскаленного металла. Камнешкур. Остатки одежды на мертвеце – серо-синие. Дом Макантоса. Норта. Это боец Мэйвена. Я сглатываю. Армия Мэйвена достигла стен. Мы теперь деремся не только с Озерными. В моей груди нарастает бешенство – впору самой выбежать за стены. Разорвать на части всех на той стороне. Отыскать Мэйвена. Убить его прямо в чистом поле между нашими армиями. И вдруг труп хватает меня за руку. Он делает рывок, и мое запястье с хрустом ломается. От внезапной боли, которая взбегает вверх по руке, я кричу. Молния вырывается из моего тела вслед за криком. Она покрывает Серебряного танцующими искрами. Но то ли его каменная шкура слишком толста, то ли решимость слишком сильна. Камнешкур не выпускает меня, и пальцы, похожие на клещи, подбираются к моей шее. За спиной у него расцветают взрывы – это стараются бомбардировщики. Кусочки камня отлетают от моего противника, как омертвевшая кожа, и он воет, но от боли лишь усиливает хватку. Я совершаю ошибку, пытаясь сдвинуть руки, сомкнувшиеся у меня на шее. Грубые, как камень, пальцы рассекают мою кожу; течет кровь, красная и горячая. Перед глазами пляшут точки. Я выпускаю еще одну молнию, насытив ее своими муками. От удара противник отлетает и врезается в стену здания. Он пробивает ее головой, а туловище остается на улице. Тогда бомбардировщики приканчивают его, продырявив каменную кожу на незащищенной спине. Дэвидсон шатается, но продолжает удерживать истончившийся щит. Он видел нашу схватку, но ничего не мог поделать, из опасения, что Серебряные бросятся на нас. Угол губ у него дрожит; премьер словно извиняется за то, что принял верное решение. – Сколько вы еще сможете продержаться? – задыхаясь, спрашиваю я и сплевываю кровь на мостовую. Он скрипит зубами. – Чуть-чуть. «А точнее?» – мысленно огрызаюсь я. – Минуту? Две? – Минуту, – выговаривает он. – Отлично. Я смотрю сквозь редеющий щит – ярко-синюю завесу, которая постепенно слабеет вместе с Дэвидсоном. Фигуры на другой стороне видны всё яснее. Синие доспехи, черное пополам с красным. Озерный край и Норта. Ни короны, ни короля. Только штурмовой отряд, чья задача – опрокинуть нас. Мэйвен не сунет носа в Корвиум, пока город не падет. В то время как Кэл будет сражаться на стене насмерть. Мэйвен не настолько глуп, чтобы рисковать собой в бою. Он знает, что его сила – не на поле боя, не на передовой, а на троне. С противоположной стороны появляются Рейф и Тайтон, которые до сих пор удерживали свой участок стены. Если Рейф достаточно аккуратен – даже волосы не растрепались, – Тайтон весь измазан кровью. Серебряной. Он не ранен. Его глаза пылают невиданной яростью и горят красным при свете бурного пламени у нас над головой. Я замечаю Дармиана в числе прочих разрушителей – все они одарены непробиваемой плотью. Они несут огромные топоры, заточенные до бритвенной остроты. В самый раз, чтобы сражаться с сильноруками. В рукопашной схватке они – наша основная надежда. – Стройся, – приказывает Тайтон, как всегда до неприличия немногословный. Мы следуем за ним, торопливо выстраиваясь за спиной у Дэвидсона. Руки у него дрожат, но он еще держится. Рейф становится слева от меня, Тайтон справа. Я перевожу взгляд с одного на другого, гадая, нужно ли что-нибудь сказать. Я чувствую, как от обоих исходит статическое электричество, знакомое, но странное. Их электричество, не мое. Синяя гроза продолжает яриться. Элла поддерживает нас, и мы питаемся энергией от ее молнии. – Три, – говорит Дэвидсон. Слева от меня зеленое, справа белое. Я замечаю их краем глаза. Каждая искра сродни биению сердца. – Два. Я делаю вдох. Горло, ободранное камнешкуром, болит. Но я еще дышу.