– Какой долг? – Сейчас, извини… – Он закрыл дверь снаружи и подошел к головной машине, где стоял командир хуситов, наблюдавший, как его бойцы заносят в кузов тело Банана, завернутое в полиэтиленовые мешки и обвязанное сверху веревками. – Мир вам, шейх Хусейн! – сказал майор. Хуситы уважают, когда с ними здороваешься каждый раз, когда их видишь. – Ва алейкум ассалам! – хрипло ответил хусит. Стайер хотел что-то сказать, но посмотрел на «кокон» Банана и передумал. – Дождь начинается! – только и сказал он. – Пора ехать. – Да, дорога опасная. На все воля Аллаха! Эй, молодежь, чего там возитесь, а-а-а?! – Командир, – ответили ему из темноты, – надо колеса спустить до полутора атмосфер. Сцепка с каменистым полотном будет лучше… – Хорошо! Но давайте, давайте быстрее! Три пикапа тронулись друг за другом. Мгла накрыла дорогу, пробитую в скалах более тысячи лет назад, как мокрой бараньей шапкой. Слева от двигавшихся вслепую внедорожников была скальная стена, по правому борту камни летели в пропасть. Вода заливала лобовое стекло, и водитель вел большую машину с горы, руководствуясь интуицией. Каждую минуту он повторял негромко: «Аллах велик!» В последней машине, где сидели девушка и майор, переднее пассажирское кресло занимали два хусита. Им приходилось держать друг друга за плечи. В ногах постукивали три или четыре автомата Калашникова. Хуситы, сидевшие в открытом кузове, отдали им свое оружие, чтобы крепче держаться и не выпасть из машины. После первого спуска, когда автомобиль выехал на пологую поверхность, боец на переднем сиденье открыл на ходу дверь. Он высунул голову наружу и посмотрел вниз, захлопнул дверь, снял промокший платок с головы и вытер мокрое лицо. – Тормоз не трогай лишний раз, иначе уедем в пропасть вместе с мелкими камешками… – сказал он водителю. – Да знаю я… – Молнии осветили мне пропасть. Метров пятьдесят или больше до реки… Она внизу мчится, как бешеная. Аллах велик! Бенфика тихо сказала майору на языке туарегов: – Я не умею плавать. – Попытаюсь тебя спасти, только бы протез не помешал. – Вы собирались рассказать мне о каком-то долге, – напомнила девушка. – Ты знаешь господина Аль-Джунаиби? – Да, это бывший шеф президентского протокола. Он бывал у нас дома и общался с моим отцом. – Господин Аль-Джунаиби и сейчас шеф протокола, только в Революционном комитете. Он поручился за тебя перед главным хуситом. Сказал, ты убила своего дядю Шейха в целях самозащиты. Господин Аль-Джунаиби рассказал мне, как ты школьницей помогала ему на площади Освобождения после теракта. Ты несла оторванную ногу молодого курсанта, верно? – Да. – Это была моя нога. Господин Аль-Джунаиби тащил меня, а ты несла мою ногу. Пришить ее врачи, конечно, не смогли. Но все равно я тебе очень благодарен. Ты была школьницей, но не растерялась и пыталась помочь… А теперь мы в расчете. – А-а-а, – закричал водитель, – шайтан! Тяжелый пикап занесло, и он резко накренился на правый бок. Машина напрягалась, ревела, но колеса проворачивались на месте. – Аллах велик! – почти хором закричали бойцы на переднем сиденье. – Давай, давай! Бенфика оглянулась и увидела через заднее стекло, как из кузова в сторону скальной стены на дорогу выпрыгивают хуситы. Майор резко обхватил девушку ниже груди, рукой и плечом открыл левую дверь и потащил ее за собой из машины. Через мгновение они выпали из пикапа на мокрые камни. По голове, горлу, животу и голым ногам Бенфики побежал быстрый поток холодной воды. Стало тихо. Она повернула голову, большого пикапа на дороге не было. Парни, успевшие выпрыгнуть из кузова, светили фонариками в пропасть. – Минус три хусита, – мрачно сказал один из них. – Но Аллах велик! – Бенфика, ты цела? – спросил из темноты майор. – Да. – Ее тело болело после безумного десантирования. С трудом, поскальзываясь, она встала на ноги. – Я оставил в машине трость, – сказал майор. – Моя кожаная куртка у тебя? – Нет, она в машине, – ответила девушка. – В куртке была рация. – Жаль. – Да. Теперь мы не сможем сообщить шейху Хусейну о том, что произошло. Ну ничего… Скоро он увидит, что мы отстали, и подождет нас. Оба знали, что это неправда. В мокрой мгле, на сложной дороге старший хусит заметит их отсутствие только на рассвете, когда спустится в долину. Один из парней при свете фонариков достал пару кукурузных лепешек из рюкзака, разорвал на пять частей и протянул каждому по куску. – Пора идти, – сказал он, жуя, и отдал майору фонарик-жучок, заряжающийся от нажатия рукоятки. – На все воля Аллаха! Дождь перестал лить сплошным потоком и теперь точечно бил с неба – по головам и спинам – крупными холодными каплями. Через несколько секунд фонарики хуситов исчезли в мокрой пелене, и они остались одни. Без трости хромоногий Стайер шел по каменистой дороге медленно, и даже слишком… О Аллах, как же медленно он ковылял! Бенфике пришлось заставить себя вспомнить козлиное блеяние двух монстров, оставшихся в деревне. Она дожевала лепешку и спросила: – Как вы оказались у шиитских фанатиков? Вы же суннит. Да еще начальником у них стали… – О, это самое подходящее место для семейной истории. – Майор отдал девушке свой кусок лепешки. – Ты знаешь, что мой родной старший брат был полевым командиром «Аль-Каиды»? – Ничего себе. – Да. И я его убил. Он не считал меня мусульманином, а я его. Давным-давно мусульмане замкнулись в себе: мусульманский мир, мусульманский мир… Мы стали интровертами, разбились на секты подобно христианам: они – протестанты, те – католики, другие – православные. Однажды я был в Лондоне на стажировке в Секретной разведывательной службе Великобритании. В выходной меня пригласили в паб. Я, конечно, алкоголь не употреблял, но местные ребята активно мешали пиво с виски. Один из них вдруг заявил: не было никакого пророка Мухаммеда. Подвыпивший английский разведчик хотел пошутить, ему казалось, что это всего лишь смешная шутка… И я тогда сказал ему и другим: ну а вы забудьте об Иисусе Христе! Где вы видели Иисуса, на танцполе? За бильярдом? Или в кафе с овсянкой и джемом? Они были пьяные и обиделись. Тут же стали говорить: а я католик! а я протестант! В пабе началось соревнование между религиями. Моя религия против твоей! Борьба! Конфликт! – И чем разговор кончился? – Они мне сказали: уймись! Но я завелся и все спрашивал у них: Иисус Христос, он кем был? Православным? Или католиком? А может, протестантом? Мы – мусульмане – стали шиитами, суннитами, но что все это значит? Ничего. Если бы мы имели возможность поговорить с далекими предками, они бы нас не поняли, какие еще шииты и сунниты… – Дальше была драка? – Да, мы подрались, естественно. Сначала один из них упал, потом упал я… Они догадались, что у меня вместо ноги протез. Протрезвели и извинялись. Потом англичане решили идти в другой паб, а я поехал в свой отель. И тогда я понял, что не нравится мне все это. Религия не должна сталкивать людей или определять их сущность… Но тот выходной день пролетел незаметно… – Как драка в лондонском пабе связана с тем, что вы сейчас работаете на Хуси? – Мой отец покойный был ваххабитом, а традиционалисты – они что? Сидят дома, читают старые книги, написанные пятьсот лет назад. И больше ничего не читают. Ничего современного. Это люди, застрявшие в истории. Они признают только старую культуру. И они очень агрессивные. Они не умеют разговаривать и культурно спорить. А есть другие, новые, с активной позицией. Новое самосознание! Мы против Запада! Надо воевать с ним! Такими были мои два брата. Средний сейчас сидит в тюрьме у сирийцев за теракты в Дамаске, а старшего я лично ликвидировал. Хорошо, что наш старик до этого не дожил. Прости меня, Аллах… Майор остановился, посветил фонариком вокруг и, сильно хромая, проковылял до большого камня, лежащего вплотную к скале. – Надо сделать привал, – сказал он. Она могла бы предложить опереться на ее руку, но мужчина мог обидеться. Дождь кончился. Из пропасти на дорогу полезла густая вязкая муть. – В молодости мой отец женился на девушке из племени туарегов, – продолжил Стайер. – У кочевников, ты сама знаешь, всё не как у арабов. Зеркальные отличия. Хотя они тоже мусульмане. Женщина – в каждой семье – главная. Женщины ходят с открытыми лицами. А мужчины обязаны заматываться синим платком так, что только глаза видны. Мама не смогла жить в арабской семье, для нее это была натурально тюрьма. И она вернулась в Ливию. Мне исполнилось тринадцать лет, и я отправился на ее поиски в Африку. Добрался самостоятельно до севера, в Сахару, нашел свою семью и до совершеннолетия прекрасно жил в пустыне. Выучил язык туарегов. Потом вернулся в Йемен, чтобы навестить родных, но отец проклял меня, и тогда я поступил в Военную академию… Бенфика сидела рядом на корточках, обхватив колени руками. В мокром платье с обрезанным подолом было очень холодно. – Как вы ликвидировали старшего брата? – спросила она, стараясь не стучать зубами. Это было бы неприлично. И ей не хотелось выглядеть в его глазах слабой. – Мой старший брат сделал серьезную карьеру у исламистов и захватил город Рада в ста семидесяти километрах от столицы. Я приехал к нему на переговоры. Достал гранату, выдернул чеку и, не отпуская рычаг, заставил брата выйти из здания. Ни один из его боевиков не захотел умереть и стать шахидом. И он тоже. Мы сели вдвоем в машину и выехали из захваченного города. Не доезжая до армейского оцепления, я высадил брата из джипа, отъехал, посмотрел, как он резво бежит к своим моджахедам, и бросил гранату… От генерала Гази я получил выговор за самодеятельность. – Боевики после взрыва разве в вас не стреляли? – Стреляли и даже попали. – И после того как вы ликвидировали родного брата, хуситы стали к вам присматриваться? – Да, точно. Они удаленно наблюдали за мной. Они ненавидят «Аль-Каиду», и им был очень нужен специалист по борьбе с ней. – Но чем Хуси лучше «Аль-Каиды», господин майор? Они одинаковы в своей непроходимой дремучести, хотя являются врагами по вере. – Да, хуситы – простые ребята из пустыни, тоже фундаменталисты, но с другой стороны… Ты когда-нибудь слышала, что они планируют устроить всемирный халифат или теракты в Европе? – Нет, не слышала. – А здесь они кого-нибудь взрывали? – Просто не успели, наверное. – Я не расположен шутить… Хуситам, в отличие от «Аль-Каиды», этого не надо. Когда после революции государство стало терять провинцию за провинцией, началась чехарда с президентами, в общем, сплошной бедлам, Хуси тайно встретились со мной и предложили сотрудничество. Я подумал и согласился, потом помог им захватить столицу… Бенфика, они намерены навести порядок в стране. – Пока у них это не очень получается. – Согласен. Но они пытаются… Пошли, ты совсем закоченела. Майор с трудом ступал ногой с протезом на камни. Они спустились до пологого места, прошли еще немного и в сплошной пелене вдруг наткнулись на пикапы, стоящие друг за другом. Бойцы грелись в машинах. Шейх Хусейн сидел на корточках спиной к скале и отжимал воду из длиннющей бороды двумя ладонями. Кажется, впервые у Бенфики не возникло желания искать сходство человека с персонажем из кинофильма. Хотя нет. Его мокрая борода стала длинной узкой косичкой, и теперь старший хусит был похож на монаха из Шаолиня. – Мир вам, – сказал Стайер. – Ва алейкум ассалам.