– Послушай, Бенфика, остановись. Я больше не буду тебе помогать. Клянусь Аллахом! – Он присвоил себе отцовские клинки, и я намерена их вернуть. Майор посмотрел на настырную девицу, завернувшуюся в походную накидку шиитских фундаменталистов и шмыгающую носом. – Нас, туарегов, не остановить, да? – сказал мужчина. – Да, – ответила девушка. – У Гази есть дом в столице, о котором почти никто не знает. По крайней мере, он так думает. О его убежище мне рассказали хуситы. Генерал регулярно встречался там с людьми из посольства США. Зимой представительство закрылось, но к нему в гости продолжают приезжать иностранцы из организации по разминированию. В общем, шпионы… Они для хуситов – лютые враги… – Во всех арабских бедах американцы виноваты, а мы сами нет? – Ты права, у нас рядом с каждой мечетью всегда найдутся люди, которые будут тащить нас назад. В мусульманском мире таких слишком много. Когда они видят такого, как я, они тут же начинают: «О, он сторонник Запада, он неверный, он не настоящий мусульманин! Он хочет, чтобы ислам стал продуктом западной культуры!» А я – продукт человечества! Мне все равно: восток, запад, север, юг. Я хочу быть частью человеческой культуры, общемировой! Я хотел бы поездить по свету, чтобы набраться знаний и выучить русский, японский… – Почему японский? – Японцы тоже долго не хотели развиваться. Жили, как мы, в своей скорлупе, но однажды преодолели тысячелетнюю замкнутость и самурайский консерватизм… – Я вам намекала, поехали вместе отсюда, но вы сказали, вам нравится вонь арабских улиц… – Да. Сначала я хочу навести порядок на родине и только потом, как гражданин первого сорта, ехать учить японский или русский. Люди должны быть свободны. Бог един для всех. Нет специального Бога для мусульман, христиан и буддистов… Но что-то я слишком разговорился… Как настоящий араб. – Вы разве не араб? – У туарегов родство передается по матери, сама знаешь. – Туареги, живущие в пустыне Сахара, столько языком не болтают, как арабы… Простите, господин майор! – Ничего, я тебе уже давно не начальник, и ты права по поводу моей болтовни… Я хотел лишь сказать, хуситы давно генералу Гази не доверяют. – Странно, что его не арестовали. – А зачем? Не удивлюсь, если его особняк напичкан микрофонами. – Вы же, господин майор, его и прослушиваете. – Нет, я такими делами не занимаюсь. Хвала Аллаху! Но могу сказать адрес: большой серый дом на Багдад-стрит рядом с Банком реконструкции и развития. На доме висит вывеска – «Кофейня “Сладости”». Майор ушел в машину, чтобы осмотреть ногу. Девушка прикрыла глаза и тут же впала в сонный ступор. Она снова стала фараоновой крысой. Принюхиваясь и виляя тельцем, мангуст семенил среди тростниковых зарослей вдоль тихой реки с зеленой водой и вдруг замер. В прогале среди осоки на белом горячем песке устроилась странная пара. На шее озабоченного дяди Шейха краснел неровный шрам, из которого торчала хирургическая нить с иглой на конце. Рядом в луже крови сидел генерал Гази. – Какой ты молодец, Шейх! У Гази были перебиты обе ноги и прострелена грудь. – Сам зашил себе рану! Тебе даже врач не требуется… А вот у меня проблемы. Опасаюсь, даже майор медицинской службы Баха не сможет помочь… – Да, у Бахи диплом военного врача, скорее всего, был фальшивый… – сказал дядя Шейх. – Ого, а посмотри-ка на эту застывшую крысу! Я узнаю в этом мангусте мою Бенфику, воровку фамильных ценностей! Генерал пошевелил тонкими серебристыми усами и улыбнулся: – Да, это твоя убийца. Мне нравится, что Аллах превратил ее в фараонову крысу. – Странно, – задумчиво произнес дядя Шейх, – а я всегда считал, что в беспокойной девице живет дикая кошка, но уж никак не крыса. Бенфика сделала несколько мелких шажков вперед и заявила очень тоненьким голоском: – Ввиду вашего неловкого физического состояния я пропущу сказанные в мой адрес крайне неприятные слова. Я бы предпочла, чтобы меня называли победителем змей, а еще лучше ихневмоном, что на староегипетском языке означало «сыщик». – И что же ты ищешь? – Дядя Шейх пытался оторвать руками конец хирургической нити, свисающий из раны. – Что расследуешь, Бенфика? – Я ищу песчаную эфу, которая укусила мою маму… И еще мужчину со странной татуировкой на руке… – А-а-а-а, – перебил дядя Шейх. – Ты опять вспомнила о своей буйной зеленоглазой мамаше из племени туарегов… – А я предупреждал в молодости твоего отца и моего друга Ахмеда, чтобы он на ней не женился. – Генерал Гази поморщился то ли от физической боли, то ли от неприятных воспоминаний. – Эта страсть к насилию, воинственный характер, Бенфика, достались тебе от твоей кошмарной матери! – Про какого мужчину с татуировкой на руке ты сейчас говорила? – спросил дядя Шейх. – Наколки – тяжкий грех. Нельзя менять творение Аллаха, это недопустимая гордыня! – Ого, как ты заговорил, Шейх! – с сарказмом сказал генерал Гази. – Сколько ты был вождем племени? Один день? – Три дня! Ну… точнее, два с половиной. – Дядя Шейх со злостью оторвал конец хирургической нити. – Вот так-то! Бенфика, а зачем ты разыскиваешь песчаную эфу? Эта змея укусила твою мамашу давным-давно… и я раскрою тебе тайну… Надеюсь, тебе будет приятно это узнать! Я догадываюсь, кто принес песчаную эфу в дом у Соляного рынка, когда твой отец уехал в горы на поиски очередного редкого кинжала. – Кто? – пропищала Бенфика. В ответ дядя Шейх болезненно рассмеялся, придерживая рукой зашитую рану, а генерал Гази сказал почти ласково: – Тебе не об этом надо сейчас думать, моя маленькая Бенфика. Как ты могла потерять бдительность? Разве могут дети дождя тебя легко отпустить? Разве они отдадут свою игрушку этим ушибленным хуситам и смазливому калеке, к которому ты питаешь самые нежные чувства… Бенфика хотела оглянуться, но вместо зарослей тростника перед глазами мелькнул темный туман, и чья-то огромная горячая ладонь накрыла ее лицо. Берег зеленой реки, дядя Шейх и генерал Гази исчезли. В темноте на долю секунды показался полиэтиленовый кокон, перевязанный веревками. Ее выдернули из кузова легко, словно она ничего не весила, и понесли по каменистой дороге вверх. Несколько секунд она не понимала, что происходит. Сознание пыталось вырваться из морока и вернуться в тростниковые заросли, на песок, к странной паре, чтобы завершить расследование убийства матери… Сыщик она или не сыщик? – Гы! – услышала Бенфика над ухом. От существа, несущего ее, резко пахло мокрым козлом. Из широко открытой пасти шел пар. В чувство ее привел громкий и хриплый крик, раздавшийся позади. – Аллах велик! – Гы-ы… – произнесло другое существо, державшее Бенфику за ноги. На лоб девушки потекла горячая слюна. Она попыталась вырвать правую ногу, чтобы нанести удар, но безуспешно. Ноги были зажаты словно стальными тисками. – Аллах велик! – раздалось еще ближе, и тут позади кто-то резко щелкнул по камням длинным кожаным кнутом с большим узлом на конце. Один раз, затем второй и третий. Один из детей дождя сразу отстал. Другой, державший девушку за голову и поперек живота, замедлил широкий шаг и начал спотыкаться. Его занесло на узкой дороге влево, и они полетели в слепой туман. 6 Счет генерала Гази При падении в невидимую пропасть ей хотелось дернуть кольцо парашюта, но не было, конечно, никакого парашюта. Она упала в темную бурлящую реку на большом мертвом человеке, как на широком каноэ. После удара о воду мертвец не всплыл, а сразу сгинул в безглазой мути. Быстрое течение вмиг сорвало с девушки шерстяное одеяло. Жилет из шкуры барана, надетый на голое тело, надулся на спине, как купол, и вытолкнул на поверхность в сизый туман. Гремящий поток понес ее спиной вперед. Через мгновение она ощутила сильный удар плечом о камень или выступ скалы, в отчаянии выкинула руку в сторону, пытаясь зацепиться за огромный валун, торчащий среди бурлящей пены, но течение было таким торопливым, что ладонь и пальцы лишь скользнули по склизкой поверхности. Показалось, что содрала ногти, но времени думать об этом не осталось. Холодная волна снова ударила в лицо; вода потекла в горло, и Бенфика закрыла глаза. Она попыталась прочитать предсмертную молитву, но вдруг обернулась маленькой девочкой, сидящей у лестницы на втором этаже родового дома. Внизу, у входной двери, слышен приглушенный взрослый разговор. И это вовсе не отец разговаривает с мамой. Папы в особняке нет – он в поездке за очередным «уникальным ножом». Девочка тихонько спускается по лестнице и идет к большой кухне, примыкающей к столовой. В проеме двери она видит татуировку на руке неизвестного мужчины:. «Сверкай, как бриллиант, – читает она по слогам. – Сверкай, как бриллиант». Вдруг мама истошно кричит. Маленькая Бенфика недолго колеблется и с усилием толкает приоткрытую дверь. Незнакомца на кухне уже нет, а может, его вообще не было? Здесь только мама; почему-то с винтовкой в руках. Ее страшно шатает из стороны в сторону. Она опять кричит низким грудным голосом и с оглушительным грохотом стреляет в большую змею, извивающуюся на полу и издающую странные стрекочущие звуки. Грохот! Грохот! Из широко открытого рта матери течет кровь. Оружие падает; лязгает сталью о каменный пол. Тонкие кровяные струйки сочатся из носа и – самое страшное – из глаз матери. В переносице возникает тупая боль; из носа и рта Бенфики льется кровь, а может быть, вода. Она, как мокрая тряпка, висит на чьем-то плече и при каждом шаге тычется холодным лицом в широкую спину. Незнакомец с трудом пробирается меж больших камней рядом с ухающей и плюющейся, недовольной рекой… Бенфика открыла глаза. От наваленных на нее – на заднем сиденье широкого джипа – тонких жестких одеял пахло оружейным маслом и дымом костра. На переднем пассажирском сиденье сидел Стайер. Он протянул ей теплый бумажный стакан с чаем и сказал: – Знаешь, наш суровый шейх решил на тебе жениться… – А вы не решили? – спросила она у него. Он засмеялся и закашлялся. Девушка достала голую руку из-под одеял и глянула на пальцы. Ногти были синюшного цвета, но целые. Хорошо, что с Академии взяла привычку стричь их совсем коротко. Посмотрела на часы. О Аллах, она жива, и вот еще один рассвет. Дождь закончился. Машина стояла на равнине у тускло освещенного одноэтажного здания. – Меня похитили дети дождя, – сказала Бенфика. – Да, но шейх тебя спас, – с ноткой смущения произнес майор. – Я возился в передней машине со своим проклятым протезом и не мог видеть твоих похитителей. Прости! Неожиданно я услышал три выстрела подряд. Вокруг мгла и туман, тебя в кузове нет, и Хусейна нигде нет… Побежали с бойцами по дороге и нашли труп двухметрового мужчины с пулей в затылке. Решили спускаться на пикапах с горы, чтобы доехать до точки, где можно пешком подобраться к воде. С трудом нашли такое место. Часть хуситов двинулась вдоль реки вверх, другая группа пошла вниз. Через пару часов те, кто ушли вверх, принесли тебя. Хвала Аллаху! – Значит, в детей дождя стрелял шейх Хусейн? – Да, он сидел в той машине и дремал. Вдруг ему что-то померещилось. Он вышел размяться и увидел, как два огромных горца тащат тебя из багажника пикапа. Шейх рассказал нам, что два существа удивительно быстро двигались… Не как люди, а как два огромных гули… Хусейн с трудом догнал их, чтобы стрелять с короткой дистанции. Боялся тебя зацепить. Одного убил сразу наповал, а второму попал в спину, и тот вместе с тобой сорвался с обрыва. Тогда шейх крикнул: «О, Аллах, ты велик!» – и прыгнул вслед за вами. Он молодец, ведь ему не было видно из-за тумана, сколько лететь до воды. Сейчас хуситы завтракают. Они разбудили хозяина первой после гор придорожной харчевни. В столице мы будем через пару часов. Может быть, и тебе стоит сейчас подкрепиться? – Я пока не могу есть. Спасибо, господин майор. Вы не могли бы передать мне платье? Оно сохнет на радиаторе. Стайер вышел из машины, чтобы дать ей одеться. Она натянула абайю и сунула руку в карман – паспорт, завернутый в полиэтиленовый пакет, был на месте. Хвала Аллаху! Через несколько минут из харчевни вышел шейх. Он забрался за руль и протянул девушке теплую лепешку с завернутыми в нее жареными яйцами. – Я убил их всех. – Командир хуситов посмотрел на девушку в зеркало заднего вида. Она передумала есть лепешку. – Кого всех, шейх? – Всех бойцов Хуси, которые были со мной. Они, как и я, видели тебя почти голой. И теперь тоже хотят на тебе жениться. Зачем мне столько молодых соперников, а-а-а? Я их всех за завтраком застрелил.