— Нет. Категорически отрицаю. Чтобы спасти себя от наказания, Осьмак и родную мать оговорит. — Тогда скажите, где аппаратура? — Об этом спросите Вишневского и Осьмака. — Они допрошены и, мне кажется, правдиво рассказывают, как развивались события. Но меня интересует один вопрос: почему вы не изъяли видеоаппаратуру, как того требовал закон? — продолжал Давидюк. Рыков пока не вмешивался в ход допроса, внимательно наблюдая за поведением арестованного. — С точки зрения работника милиции, я поступил неправильно, но в этот вечер я с женой находился в гостях у моего друга и торопился обратно. Выяснив обстоятельства дела и задержавшись не более чем на десять минут, я уехал, посчитав, что на следующий день все оформлю как положено. Однако замотался на работе и не сделал того, что требовалось. Поэтому не ловите меня на этом факте — бесполезно. Я не виновен, — стремился уйти от больного для него вопроса Цердарь. Он уже с раздражением смотрел на Гария Христофоровича, а тот, понимая нервозность допрашиваемого, требовал все более точного ответа. — Допустим, что это так. Тогда давайте подойдем к этому вопросу с другой стороны. Буденновским отделом милиции было возбуждено уголовное дело по факту ограбления Милютина. Вы приняли активное участие в расследовании. Почему в это время не изъяли аппаратуру? Что вам мешало? — Посчитал, что следователь это уже сделал. Сам же я не уточнял, изъята она или нет. — Ладно. Пока оставим предмет нашего разговора в стороне, но хочу предупредить, что истину мы будем устанавливать путем очных ставок между вами, Осьмаком и Вишневским и другими доказательствами. Однако в этом деле есть еще одна неясность. Почему вы, Цердарь, присутствовали при всех допросах Осьмака, Вишневского и Милютина? Не кроется ли в этом боязнь за себя и недоверие к своим друзьям? — Глупости. Я ничего не боялся, но проследить ход расследования был обязан. Как бы там ни было, а ведь по моим материалам возбуждалось уголовное дело против Милютина, и вдруг возникает новое — по ограблению. Здесь прямое нарушение закона и главный нарушитель — Сидореня. Однако против него никаких санкций не последовало. Наоборот — арестовали меня. Хотелось бы знать, на каком основании? На этот вопрос, гражданин Давидюк, вы так и не ответили. — Отвечу. Вы обвиняетесь как организатор группы грабителей, совершивших тяжкое преступление, насильственно изъявших видеоаппаратуру у гражданина Милютина. К вашему сведению, я знакомил вас с постановлением, в котором четко изложена эта формулировка, но, к сожалению, вы не пожелали с ним ознакомиться. Поэтому этот упрек отнесите в свой адрес, а сейчас прочтите протокол допроса и подпишите его. Желательно, чтобы вы собственноручно изложили все на бумаге, о чем рассказывали в ходе допроса. Не возражаете, Виктор Александрович? Цердарь на некоторое время задумался, а потом ответил: — Не возражаю, Гарий Христофорович, — он внимательно прочел протокол допроса, подписав каждую страницу, и попросил чистый лист бумаги. Размашистым почерком, не задумываясь, Цердарь быстро заполнял страницу за страницей. Поставив жирную точку на последней фразе и расписавшись, арестованный подал исписанные листы Давидюку, а тот передал их Рыкову. — У меня создается впечатление, Цердарь, что вы заняли позицию стороннего наблюдателя. Дескать, моя хата с краю, я ничего не знаю, — прочитав написанное, произнес Федор Федорович. — А ведь это не так. — А вы бы хотели, чтобы я все признал? Вот я, берите меня голенького. Не выйдет, гражданин полковник. Признавать себя виновным не собираюсь, так как я честный человек, им и останусь. То, что вы собираетесь повесить на меня — не получится. Все лопнет как мыльный пузырь. Вот тогда мы с вами поговорим. Хочу увидеть, какими глазами, Федор Федорович, вы будете смотреть на меня, — раздраженно и невольно повышая голос, говорил арестованный. — Согласен, Цердарь, поговорим и посмотрим в глаза друг другу, когда закончим расследование, — спокойно произнес Рыков. — Перейдем ко второму пункту его «деятельности», — обратился он к Давидюку и, когда тот ответил согласием, задал первый вопрос: — Скажите, при каких обстоятельствах и конкретно за какие услуги вы получили взятку от Телушкова, имеющего кличку Телуша? — Я работал честно и никогда взяток не получал, тем более от Телушкова, — опустив голову, угрюмо цедил Цердарь. — Оказывается, вы его знаете, а я считал, что ответите отрицательно. — А кто из сотрудников уголовного розыска не знает этого подонка. Он у всех сидит в печенках, тем более у меня. Конечно, знаю. — Тогда поясните, по каким мотивам было отказано в возбуждении уголовного дела против Телушкова, когда этот, как вы выражаетесь, подонок в баре пытался порезать двоих граждан, — продолжал задавать вопросы Рыков. — На ваш вопрос я ответить не могу. Мне не пришлось с ним соприкасаться. — Лжете, Цердарь. Перед опросом Телушкова вы заходили в кабинет к Гросу и порекомендовали ему отказать в возбуждении уголовного дела. Вашу рекомендацию он принял как приказ и постарался его выполнить. Как понимать ваши действия? — Я не помню. Может, и заходил к Гросу и высказывал мнение, но приказа не давал. Это точно. Кому их даю — помню. — Позвольте, Федор Федорович, — обратился Гарий Христофорович. — Пожалуйста, — разрешил Рыков. — А вот Гросу говорит иное. Послушайте, — взяв протокол допроса, Давидюк начал читать: «Когда я решил вопрос о возбуждении уголовного дела против Телушкова, неожиданно ко мне в кабинет зашел Цердарь и потребовал собранный материал. Внимательно изучив его, он дал указание отказать в возбуждении уголовного дела, что я и сделал». Что вы скажите на заявление Гросу? — Отвечу просто. Отказывал в возбуждении уголовного дела он, начальник милиции его утверждал и прокурор согласился с их решением. При чем здесь я? — в ходе допроса настроение Цердаря резко менялось от раздражения к прострации и наоборот. В данный момент у него и следа не осталось от нервозности. Полузакрыв глаза, он вяло тянул слова, как бы отгораживаясь незримой стеной от допрашивающих. — Так и записать ваш ответ в протокол допроса? — Так и запишите. Ничего другого я не скажу. Разговор наш длится долго, и я устал. Прошу отпустить меня в камеру. Мне необходимо многое обдумать, — попросил Цердарь. — Хорошо, если не возражаете, Федор Федорович, — Давидюк посмотрел на Рыкова и, когда тот дал согласие, продолжал: — Но учтите, очных ставок будет много. Приготовьтесь к длительным процессуальным процедурам, а сейчас подпишите и этот протокол допроса. — Можно было оформить и одним, — проворчал Цердарь, принимая исписанные бумаги. Когда конвойная служба увела арестованного, Давидюк, закрывая уголовное дело, тяжело вздохнул. — Что, предвидишь нелегкие дни общения с этой фигурой? — с улыбкой спросил Рыков. — Не то слово, Федор Федорович, много нервов он мне попортит, но уже хорошо то, что начал говорить. — Как бы Цердарь ни хитрил, однако участие в грабеже признал, хотя считает обратное. Так что этот факт можешь записать в свой актив как доказанный. Пойдет он в суд организатором преступной группы как миленький и наказание получит соответствующее. Поэтому не огорчайся, если что будет не так. Доказательств его вины достаточно. — В этом я не сомневаюсь. — Ну что ж, Гарий Христофорович, будем считать, что день у нас прошел не зря. А сейчас заедем в горотдел милиции. Надо поговорить с начальником, пообедать и домой. Не возражаешь? — Не возражаю, — убирая уголовное дело в большой портфель светло-коричневого цвета, ответил Давидюк. Городской отдел милиции располагался на тихой улочке, где преобладали дома частной застройки, в длинном, барачного типа здании. Кабинет начальника находился на первом этаже, куда Рыкова и Давидюка проводил дежурный офицер. Их встретил светловолосый, молодой, среднего роста подполковник. Доложив оперативную обстановку и принимаемые меры, он пригласил их пообедать в ресторане. Стол был сервирован в отдельном небольшом зале. Плотно пообедав и поблагодарив гостеприимного начальника, Рыков и Давидюк, не задерживаясь, выехали в Светловск. * * * Неожиданно для бежавших их задержали в Новом Уренгое, куда ранее была послана ориентировка УВД. Прочитав сообщение по данному поводу, Котов пригласил к себе Санева. — Петр Федорович, пришла телеграмма из Нового Уренгоя о задержании Громобоя и Малыша: подручных Красного — Меньшова и Резника. Придется тебе срочно вылетать и доставить их в Светловск. Возьмешь двоих сотрудников из Измаильского отдела в помощь. Начальнику я позвоню. — Есть, товарищ полковник. — По прибытии на место сразу допроси их по совершенному хулиганству и интересующих нас вопросах. Обстановкой ты владеешь, обоих задержанных знаешь, тебе и карты в руки, а сейчас выписывай командировочные и проездные документы. Как прилетишь, сразу позвони, может, что новое появится. — Понял, Вольдемар Александрович. Разрешите выполнять? — Выполняйте. Вечером Санев и двое сотрудников вылетели в Москву, а оттуда в Новый Уренгой, предварительно позвонив в отдел милиции о прибытии самолета. Было около трех часов дня, когда они приземлились в аэропорту и сразу направились в горотдел милиции, куда их отвез встретивший начальник уголовного розыска, худощавый майор милиции. — Зайдем и доложимся начальнику, а потом в гостиницу. Места я забронировал, — предложил он, когда они зашли в его небольшой кабинет и оставили свои вещи. — Не возражаю, — согласился Санев. Начальник отдела, уже немолодой подполковник милиции, встретил их радушно. Угостил чаем и кратко рассказал об обстановке и условиях, в каких работают. Касаясь цели их приезда, он сказал: — Нам достаточно много приходится заниматься розыском скрывшихся преступников, считающих, что если попал на Крайний Север, то их никто не установит. Однако это грубейшая ошибка. Милиция и здесь работает. Но есть большие сложности, заключающиеся в том, что идет большое строительство, рабочей силы не хватает и кадровые органы принимают на работу всех, кто к ним обращается, предоставляя общежитие. В связи с этим особенно тяжело приходится участковым инспекторам. Ваших подопечных обнаружил старший лейтенант Зотиков. Задержанные оказались с подлинными паспортами, и если бы не ориентировка, то к ним никаких претензий предъявить не удалось бы. Как они сумели получить паспорта? — Будем выяснять, — дипломатично ответил Санев. — Можно предположить, что, скорее всего, документы куплены. Кто-то из паспортных работников польстился крупной суммой и сотворил это черное дело. Нам не составит труда выявить эту шваль. — Да, подонков, затесавшихся в милицию, еще хватает, однако все они кончают плачевно. Вам окажет помощь Сидор Артемьевич Колесников, наш главный сыщик. По всем возникшим вопросам обращайтесь к нему, — начальник милиции поднялся с места, пожал им руки и проводил до двери… — Программа такова, Петр Федорович: сейчас едем в гостиницу, устраиваемся, потом ужинаем и отдыхайте до завтра, а утром я заеду за вами. Учтите одно: у нас сплошной световой день. Привыкайте, хотя знаю, что это очень трудно, — изложил свои предложения начальник уголовного розыска. Спустившись на первый этаж и пригласив двоих сотрудников, которых дежурный по отделу милиции угощал чаем, они выехали в гостиницу. Остановились около двухэтажного, только что построенного в старинном русском стиле деревянного здания. Оплатив за проживание и устроившись в номерах на втором этаже, примерно через полчаса спустились к администратору, где их ждал Сидор Артемьевич. Он жестом хозяина пригласил в ресторан, расположенный с левой стороны от входа. Ужин был обильным, с выпивкой и множеством тостов, но первое, за что они подняли рюмки, — это за дружбу народов, населяющих Союз. Петр Федорович ранее не бывал в этих местах, поэтому он засыпал Колесникова вопросами. Тот был старожилом Севера и со знанием дела отвечал на них, стараясь удовлетворить любопытство коллеги. Расстались они довольно поздно. Дальняя дорога, выпитое за столом с гостеприимным хозяином дали о себе знать. Санев быстро разделся и, не закрыв окна шторами, как ему советовал Сидор Артемьевич, мгновенно погрузился в сон. Его разбудил стук в дверь. Это был Колесников, который, как обещал, приехал за ним утром, хотя этой грани — утро, день, вечер — не существовало, а определялось только временем. Солнце постоянно висело над горизонтом. — Извини меня, Петр Федорович, но ты мастер поспать. Не ожидал. Обычно прибывающие из ваших краев страдают бессонницей. Прямо скажу, молодец, — посмеивался Колесников. — Считаю, что выпивка помогла, — ответил Санев. — Ты посиди, а я быстро умоюсь и отправимся в отдел. Перекусив в буфете и отпустив в город своих сотрудников, Санев и Колесников выехали в милицию. Еще через какое-то время Санев допрашивал Малыша в кабинете одного из сотрудников уголовного розыска, убывшего в отпуск. — Что, Резник, не ожидал меня здесь увидеть? Считал, что надежно скрылся и милиция тебя не найдет? Так, что ли? — начинал допрос Санев. — Точно, начальник, тебя увидеть большого желания, туды-сюды, не было, но, как видишь, к моей беде, вдруг появляешься, как красное солнышко. И как вы нас так быстро вычислили, никак не пойму. Скорее всего, какая-то падла, туды-сюды, заложила, — полувопросительно, полуутвердительно заявил Малыш, однако с интересом ждал ответа от Санева. — Как вас нашли — это наши секреты, которые милиция не раскрывает. Может, добрый человек и помог, — решил подыграть Резнику Петр Федорович, посчитав, что от этого большой беды не будет, а, наоборот, может, найдется путеводная нить к продолжению допроса. — Точно, заложили, но мы найдем этого гаденыша и по-своему с ним рассчитаемся. — Рассчитаетесь вы или нет — дело второе, и прекратим гадать на кофейной гуще, а перейдем к существу дела. Поясни-ка мне причину избиения Кащенко. — Темнишь, начальник. Никакого Кащенко я не знаю, а раз не знаю, туды-сюды, то и не избивал, — криво усмехнулся Резник. — Ну, это ты зря, Малыш. По этому поводу есть заявление Кащенко, установлены свидетели, тебя и Громобоя опознали по фотографиям, так что уйти от ответственности не сможете. Ты человек с опытом, сидел не раз и знаешь: опровергнуть стопроцентные доказательства нельзя, а они стопроцентные. Поэтому выход один: чистосердечное признание, способствование следствию в раскрытии преступления — вот путь, который смягчит наказание. Да ты это и сам прекрасно знаешь, — убеждал допрашиваемого Санев. — Туфтишь, начальник. На голый крючок поймать хочешь. Не получится. Хулиганства не совершал и Кащенко не знаю. — Тогда у меня вот такой вопрос. Если ты честный человек, то зачем было скрываться? Ну-ка, поясни причину таких непонятных действий?