Ничего больше не остается пушкарям: надо дать передышку орудиям. Два стреляют, третье молчит, остывает. Полковник Голицын сразу заметил, что поутихла жихаревская батарея. Наскочил на Логина с сабелькой: — Не стреляешь, такой-сякой? Давай, давай огонь! Пушкарю нет времени объяснять, просит: — Не мешай, князь. Отойди. Голицын — сабельку в ножны. Грозит кулаками, Жихарев освирепело бежит с банником наотмашь. Князь отпрянул: — Черт, настоящий черт… А Логин даже не заметил на своем пути Голицына. Подручные замешкались, не могли пыж вбить — бежал помочь. Ну что объяснишь князю? Ведь для Жихарева медное тело мортиры — все равно, как собственное живое тело. Пушке трудно — и ему трудно. Картечью мортиру ударит — в нем болью отзовется. Не князю учить потомственного литца… Логин не расстается с банником. Теперь он ему и вместо костыля. Онемела нога. Сапог полон крови. Не осколком ли резануло? Надо бы до лекаря добежать, да батарея в жарком бою. От пушек не оторвешься. Васек-барабанщик, надсаживаясь, кричит — до чего писклявый голосок! — кричит на ухо пушкарю: — Кровью изойдешь, давай ногу перевяжу! Но Логину недосуг. Скачет на одной ноге. Жмуря черный, разбойничий глаз, меняет прицел у пушки. Надо прощупать шведов на дальней линии. Чего-то очень уж они суетятся там. Васек Крутов давно на жихаревской батарее — с той минуты, как внезапно замолчал барабан. Ни картечи, ни гранаты не видел Васек, а барабан в его руках разлетелся, кожа — в клочья. На батарее Васек подкатывал ядра к пушкам. Поднять ядро не хватало силенок; пригибаясь к земле, катил его. Пушкари, споткнувшись, чертыхались: кто тут под ногами путается? Барабанщик не обижался, терпеливо делал свою доброхотную работу. Дважды приходили с обоза за Васьком Крутовым — велено без промедления явиться по самоважному делу. Васек не спешит на зов. Это уже не впервые: как начнется бой, непременно оказывается, что маленького барабанщика ищут по неотложному делу и непременно отсылают в обоз. Обидно. Логин Жихарев незаметно для себя стонал от боли. Но пушек не покидал. На одной ноге, вприскочку метался то к одной, то к другой. Из обоза снова пришел вестовой солдат за барабанщиком: — Велено доставить под караулом! Васек усмехнулся. Знает он, знает, чего ради указано ему уходить с жихаревской батареи. — Дядька Логин, — крикнул барабанщик пушкарю, — айда к лекарям! Жихарев махнул рукой: — Не приставай, видишь, некогда. Но барабанщик подошел к нему и, сделав «страшные» глаза, спросил: — Без ноги хочешь остаться? Логин колебался. Васек сказал: — За тобой караульного прислали! Нога у пушкаря и в самом деле болела нестерпимо. Пришлось оставить вместо себя на батарее бомбардирского урядника. Медленно заковыляли к обозу. Жихарев обхватил рукой плечо своего маленького товарища. Васек сбивался с шага, но вида не показывал, что ему тяжело. Сзади плелся вестовой. Обоз находился в овраге. Пули и здесь посвистывали. Грохот битвы слышался изрядно. На телегах и на земле лежали раненые. Некоторые молчали, закатив глаза. Некоторые кричали, когда лекарь орудовал над ними острым ножом. Васек только успел подойти с Жихаревым к повозке и постелить солому, как кто-то незнакомый схватил его за ворот мундира. Барабанщик повернулся. Рядом стоял дьяк с злыми глазами. Он был в синей поддевке с накладными суконными застежками, какие носили служилые Преображенского приказа. Дьяк кривил тонкие губы. Васек попробовал вывернуться. Но рука держала крепко. В полку не было человека, кто мог бы так обойтись с маленьким барабанщиком. Его любили, даже баловали немножко. Сейчас с ним разговаривал сурово и зло чужой, приезжий, и это в особенности пугало. — Тебя как зовут? — спросил дьяк. — Крутов Василь, — дрогнувшим голосом ответил барабанщик. — А не Крутова Васена? — прозвучал зловещий вопрос. В жилистых костлявых руках барабанщик шатался, вот-вот упадет. Дьяк со всей силы рванул его мундир. Отлетели пуговицы. — Девка в войске! — грозно рявкнул застеночный дьяк; теперь уж все поняли, кто он и откуда. Он захохотал. На шее двигался волосатый кадык. Приезжий умолк, потому что никто вокруг не смеялся. Васена стояла, выпрямясь, тоненькая, с горячо блестевшими глазами. Бывает, что унижение не ломает человека, но рождает в нем смелую гордость. Жихарев смотрел помутневшим от муки взглядом. Стараясь полегче ступать на раненую ногу, он подошел к девушке, снял с себя прожженный в бою мундир и накинул ей на плечи. Приезжий шагнул к Логину. Тот глянул исподлобья, проговорил клекочущим голосом: — Остерегись, дьяче. Здесь постреливают. — Эй, — крикнул приезжий, — в железá беглую холопку! Двое, в одинаковых синих поддевках, выступили вперед и надели на Васену кандалы. Один заставил ее подойти к валуну, другой неловко, до крови срывая кожу на руках девушки, камнем расплющил заклепку. Дьяк видел вокруг безмолвно враждебные лица. — Быстрей! — торопил он своих помощников. — Быстрей! Васену бросили в телегу. Загремели цепи. У девушки не было сил поправить отяжелевшие руки. Ее накрыли рогожей. За телегою толпой двинулись солдаты. Всё так же молча. — Гони! — заорал дьяк. Засвистел кнут. Лошади понеслись вскачь. Васену увезли в Шлиссельбург. Под Ниеншанцем, не переставая, гремели пушки. 11. „ДОБРЫЙ АККОРД“ Не выдержали шведы огня. Ранним утром на городовой вал выбежал мальчишка-горнист и, размазывая кулаком слезы по лицу, протрубил сигнал. Над валом плыли бурыми тучами пыль и дым. Горн звучал резко и печально. Перестрелка затихла. Из ворот крепости вышел офицер и прокричал, что господин комендант Ниеншанца просит к сдаче аманатами обменяться. Голицын, ближе других командиров полков стоявший у ворот, своею властью не мог ответить шведам. Побежали разыскивать фельдмаршала. По осадной армии от фланга к флангу словно ветер пролетел. Шведы сдают крепость! Канцы наши! Просьба об аманатах, заложниках на время составления договора, была законной. Шереметев послал в крепость капитана и сержанта. В русский лагерь пришли королевские капитан и поручик. Очень непривычной была тишина. Прислушивались к ней недоверчиво. Вот-вот снова железным голосом затарахтит, взвоет битва. За тем и за другим валом насторожились солдаты. Несколько человек с обеих сторон осмелели и спустились вниз, к подошве крепости. Точно сговорились, оружие оставили в окопах. Солдаты ползали по разворошенной земле, искали товарищей. Мертвых не трогали, раненых уносили. Если случалось, что русским попадался еще дышавший шведский солдат, подзывали к нему кого-нибудь из Ниеншанца.