Солдаты сразу же побежали вперед, полезли на вал. Шведы задыхались, но дрались упорно. Нападение отбили. Сиповщик и немой вместе со всеми отошли, отстреливаясь. Молоденький солдат ныл, зализывая рассеченную ладонь. Седой капрал поглядывал на дымящуюся выстрелами крепость, говорил спокойно: — Ладно. Сейчас не вышло — в другой раз выйдет. 9. НАЧАЛЬНАЯ ВЕШКА Это произошло на другой день осады Ниеншанца, 28 апреля, в сумерки. Шведы стойко обороняли крепость с материка. Тут у них главные силы, людские и огневые. Фас, выходивший на Неву, они считали наиболее безопасным. Но именно там и случилось неожиданное. Флотилия русских лодок — не менее шестидесяти — вдруг показалась из-за мыса, где она скрытно накапливалась. На полных взмахах весел, пеня воду, лодки ринулись, казалось, прямиком к крепости. Но они не атаковали ее. Пока в Ниеншанце улегся переполох, пока наводили пушки, флотилия пронеслась мимо. Ядра, посланные вслед, никакого вреда ей не причинили. На передовой лодке, вместе с Петром, были Окулов, Бухвостов и Щепотев. Сергей Леонтьевич посмотрел на взлетавшие и медленно падающие водяные столбы и сказал: — Славно прорвались! — Повернувшись в сторону крепости, добавил — Прозевали! В другой раз поглядывайте! На Неве чем ближе к взморью, тем круче волны. Колья рыболовецких тоней на отмелях то накроет водой, то обнажит. Наступившая ночь была по-северному короткой. Решили переждать ее в тростниковых плавнях. Утром высадились на берег. Из маленькой деревеньки за песчаными холмами бежали навстречу мальчишки. Взрослые с порогов своих изб смотрели недоверчиво. Несколько женщин, размахивая хворостинами, угоняли в лес тощих коров, коз. Бухвостов встал поперек дороги, крикнул: — Куда? Не опасайтесь, мы свои! Женщины, услышав русскую речь, побросали хворостины, стремглав кинулись обратно в деревню. Вскоре сбежалось все ее население. — Русские! Наши пришли! Конец шведам! — слышалось со всех сторон. Петровских солдат поили молоком. Кто тащил краюху ржаного хлеба, кто сотину, прозрачную от меда. Говорили наперебой. Приметно было — отрадно людям произносить русские слова. Поразительно, как приневские жители в почти вековой неволе сохранили родной язык. Сберегли его вместе с надеждой. В толкотне, среди шума и говора, бомбардирский капитан на клочках серой толстой бумаги писал охранные грамоты. Кто-то из солдат подставил спину. Петр писал размашисто, дырявя бумагу грифелем: поселянам, всякому в своем доме жить безопасно — и русским, и иноземцам. Не хватило бумаги. Писал на коре, на щепках. Одну такую грамоту Тимофей взял для Матиса. Ладожанин бежал на мельницу, прыгая через плетни и вскопанные гряды. Простучал коваными сапожищами по мостику. Хозяин Матис при виде «русского Тима» поперхнулся дымом, выронил трубку. Окулов тискал мельника в объятиях. — Постой, постой, — проговорил тот, — русские уже здесь? — Со вчерашнего дня, — радостно подтвердил ладожанин. — А Ниеншанц? — спросил мельник. — За Ниеншанц бьемся, — ответил Тимофей. Матис сказал смущенно: — Великая у меня перед тобой вина. Девчонку, что ты прислал, не уберег. Пропала безвестно. — Не тревожься, она жива и к тебе в гости собирается. Ладожанин передал Матису грамоту. Отныне он становился владельцем острова и ближней к нему земли. Тимофей еще раз обнял мельника и заторопился к своим. Солдаты уже садились в лодки. Флотилия обшарила залив и все протоки. Никаких шведских судов не нашли. Чист был и горизонт. Открывшаяся глазам даль пьянила людей. Носились на веслах вперегонки. Паруса с пушечным гулом хлопали при перемене галса, лодки на крутых поворотах черпали воду. Чайки летали, почти не двигая крыльями. Кричали пронзительно. Волны подкатывали к небу. Воздух над большой водой совсем не такой, как над озерной. Он свежий, летучий. Море давало о себе знать. Иное над ним небо. Иной голос у пенных валов, протяжный и долгий. Окулов сел на весла. Петр кидал за борт узлистую веревку с камнем на конце; искал, где проходит фарватер, и не мог найти. Сбивался, по нескольку раз промерял одно и то же место. Веревка показывала небольшие глубины. Только поближе к берегу неожиданно дно скатывалось обрывом. Пожалуй, именно тут проходила корабельная дорога. Рядом с лодкой плыл подмытый течением где-то на окраине куст голубики. Выворотило его с корнями и немалым куском земли. Петр потянулся над водой длиннопалыми руками, схватил куст. Накрепко привязал к нему веревку и кинул камень. Брызги плеснули в лицо. Они были холодные и горьковатые на вкус. Куст с ссохшимися прошлогодними сизыми ягодами закачался на месте. Тимофей, не оставляя весел, сказал, щурясь от проглянувшего уже на закате солнышка: — С начальной вешкой тебя, господин капитан бомбардирский. Петр еще раз напоследок оглянул серую водную даль и произнес раздумчиво: — Пора к дому. Окулов усмехнулся неожиданному слову. «Где он, родимый дом? Далековато увела нас солдатская судьба». Лодки неторопливо стягивались вокруг только что поставленной вехи. Подгребли и Щепотев с Бухвостовым. Они на крутобокой верейке ходили осматривать дальнюю бухту. Тут же, у вехи, флотилия разделилась. Половина людей с сержантами Щепотевым и Бухвостовым оставалась на взморье. Они должны были неотрывно следить за устьем Невы, за морской дорогой. Другая половина с Петром и ладожанином возвращалась к Канцам. Выгребать против течения было трудно. Солдаты менялись на веслах через каждые полчаса. Упряма Нева, противится людям. Теперь проскользнуть мимо крепости было труднее. Шведы ждали. Да и ход у лодок маловат для маневра. Только ночная темь смельчакам в подспорье. Заухали пушки. Ядро угодило в одну лодку, другую тоже разбило, но она удержалась на плаву. Суда вошли в охтинскую гавань. Темная вода отражала вспышки выстрелов. Над пушечными батареями взлетали и гасли зарницы. — Вот мы и дома, — повторил Окулов слово, услышанное на взморье, — дома! 10. В ЖЕЛЕЗА́Х «С наших батарей из мортир и пушек учинена по городу стрельба… Из мортиров действовано во всю ночь, даже до утра». Так в поденных записях говорится о решающих часах осады Ниеншанца. Голицын со своими семеновцами многократно ходил в атаку на большой вал. Наступали через ров с разноголосым, угрожающим ревом. С колена стреляли. В дымную мглу швыряли гранаты. Шведы крепко вкопались в землю. Не оторвать, не столкнуть. Каждый раз они отбрасывали семеновцев сильным мушкетным огнем. К крепостному валу солдаты шли во весь рост, обратно ползли, тащили раненых. Проклятия заглушали стоны. Солдаты просили пушкарей: — Выкурите шведов из их земляной норы. Только выкурите, а там уж мы их на пики примем! Десятки пушек горячими жерлами взяли крепость в полукольцо. Вал не пробить. Стреляют «с навесом», чтобы все живое, все постройки внутри Ниеншанца сжечь, вбить в землю. Стрельба беспрерывная. На жихаревской батарее — ад кромешный. Пушкари оглохли. Логин, сверкая белками глаз, размахивает банником. Мортиры так горячи, что класть в них заряд страшно: не загорелся бы до времени. Жихарев обдает медь водой из ушата. Вода закипает, испаряется легким дымком. Если бой продлится еще пару часов, пойдут пушки в переплав. Огонь уже начал мягчить металл.