– Это не розыгрыш, – нахмурился Фредди. Я догадалась, что он слишком гордится деятельностью клуба – самим клубом, – чтобы назвать это просто проведением розыгрышей, и, возможно, тут есть доля истины. То, что мы собирались сделать, будет намного больше, чем просто розыгрыш. – Ладно, это не розыгрыш. Но вы все тратите огромное количество времени и энергии на свои задумки. На то, чтобы напугать других. – Я опустила руку, не докрасив лицо Фредди. Он размышлял над моим вопросом. – Почему? – Ну, сегодня вечером Тайер мстит тому, кто с пятого класса превращает его жизнь в ад, – ответил Фредди. – Самосуд – это очень мило. – Так вот почему Тайер вступил в клуб? – спросила я. – Чтобы отомстить людям, которые причинили ему зло? – Хочешь знать мое честное мнение о том, почему Тайер, Фелисити и Брэм вступили в клуб? Я кивнула. – У них стабильная жизнь. Скучная жизнь. Они ни в чем не нуждаются. Они ложатся спать по вечерам, уверенные, что к моменту их пробуждения утром завтрак будет готов, одежда – выглажена и развешена, а на пороге будут стоять горничные с их любимыми вкусняшками наготове. Они почти как дошкольники. И, вероятно, останутся дошкольниками на всю жизнь. Фредди говорил это небрежным тоном, как бы констатируя очевидное. Но я видела, что он не вкладывает в свои слова пренебрежительный смысл. Я не сомневалась, что он мог бы сказать то же самое им в лицо. И, вероятно, уже говорил. – Правда в том, – продолжал Фредди, – что они жаждут хаоса. Я улыбнулась. Казалось, что, собрав Тайера, Брэма и Фелисити в одну группу, Фредди объединил и нас с ним в другую. Мы отличались от них. Мы не входили в золотую элиту. Думаю, это сделало нас чем-то вроде команды. – Хорошо, но ты так и не ответил на мой вопрос. Зачем ты сам это делаешь? – спросила я. – Я тоже жажду хаоса, – ответил Фредди, стараясь подражать выговору людей из высшего общества и сочетая это с дьявольской ухмылкой. – Я рассматриваю происходящее как важный социальный эксперимент. Что делает с человеком страх? Как мы можем свой страх контролировать? – Контролировать? – Ага. Мы можем работать со страхом, как скульптор работает с глиной. Это искусство. Я изогнула губы в скептической улыбке, разглядывая его неумело накрашенное лицо. То, как я нанесла краску, определенно не было искусством. – Разве что с большой натяжкой. – Ну, не знаю. – Но по его тону было ясно, что он знает. Фредди, очевидно, много размышлял об этом; я видела это по тому, как загорелись его глаза за стеклами очков. – Искусство существует для того, чтобы вызывать у людей эмоции, верно? Красивая картина может изумить. Песня может заставить плакать. Фильм может рассмешить. Хочется вызвать взрывную, немедленную реакцию? Нет ничего более подходящего, чем страх. Вот почему некоторые люди любят смотреть фильмы ужасов. Мне нравится бояться. – Да, но мы делаем все это не в надежде, что Тревору понравится. Мы хотим, чтобы он испугался. Мы хотим, чтобы он страдал. Стоило произнести это вслух, и у меня по спине пробежала дрожь. Не перегнула ли я палку? – Тревор идет по жизни с мыслью, что он лучше всех, – заметил Фредди. – Страх лишает самомнения. Это великий уравнитель. И когда ты по-настоящему напуган, тебе негде спрятаться – ни в частной школе, ни в популярности, ни в трастовом фонде. Ты остаешься наедине со своими самыми примитивными эмоциями. В страхе кроется истина. Я подумала о своих собственных страхах – о том, как всякий раз во время паники по коже пробегала дрожь, словно изнутри на волю рвался монстр. Я не позволила себе зацикливаться на этой мысли. Но помыслы Фредди были грандиозными и заполнили собой маленький переулок. – Ты по-настоящему увлечен этим делом, – сказала я. Щеки Фредди вспыхнули под белой краской, как будто он подумал, что выболтал слишком много. – Я просто пытаюсь сказать, что страх занимает важную часть нашей жизни, – проговорил Фредди. – И никогда из нее не уходит. И если поддаться ему, страх уже тебя не отпустит. Я подумала о том, как мой собственный страх иногда может взять верх и парализовать меня; как тревога преодолела все доводы разума и стала неким физическим ощущением, управляющим моим телом как марионеткой. – В Клубе поклонников Мэри Шелли мы забираем страх обратно, – продолжил Фредди. – Если взять его под контроль, он вернет тебе твою силу. Ты сможешь избавиться от него. Это свобода. – Это кажется безрассудным. Фредди запрокинул голову. – Свобода? – Избавление от страха. На миг мне вспомнилась Лакс в кладовке с подручными материалами, ножницы в моей руке. Я боялась этой стороны себя. И я чувствовала, как этот страх пробегает сквозь меня, пытаясь взять под контроль, пытаясь отговорить меня от проведения испытания на страх нынешним вечером. Но если Фредди прав, то, возможно, именно проведение испытания по-настоящему вернет мне силы. – А что, если я завалю импровизацию и все пойдет наперекосяк? – поинтересовалась я. – Существует ли какое-нибудь стоп-слово, чтобы прекратить проведение испытания на страх? Фредди на мгновение задумался. – Конечно, мы можем установить стоп-слово. Выбирай. – Броненосец, – вырвалось у меня. Это было первое, что пришло в голову, и Фредди слегка улыбнулся. – Ладно, мне нравится. Если что-то пойдет не так… если почувствуешь себя в какой-то момент неловко и захочешь уйти, просто скажи «броненосец». Но все наверняка будет не так страшно. – Он помолчал, потом, смеясь, покачал головой. – Я имею в виду, да, навести ужас – это своего рода цель, но нам самим вряд ли будет страшно. Для нас это будет весело. – Обещаешь? – Однозначно, – ответил Фредди. Его улыбка – как у маленького ребенка – окончательно убедила меня. Он собирался поиграть в свою любимую игру, и у него появился новый друг, с которым можно сделать это вместе. Я улыбнулась в ответ, чувствуя, как в груди нарастает волнение. – Ладно, я закончила. – Я сделала шаг назад, чтобы рассмотреть свое творение. – Тебе не кажется, что, возможно, ты слишком предан этому клубу? – Преданность делу – единственный способ победить, Рейчел. – Фредди надел на голову синий кудрявый парик и улыбнулся ярко-красным ртом. – Кому это лучше знать, как не мне, действующему чемпиону? 16 ТРЕВОР ДРИГГС КОГДА ТРЕВОР ДРИГГС открыл дверь, то обнаружил на пороге третьего ночного незнакомца – невысокую девушку с короткими волосами и чересчур сердитым для гостьи на вечеринке видом. – Ты кто? – спросил он. – Фелисити Чу. – Мы знакомы, Фелисити Чу? Девушка пригладила пальцами короткую челку и заглянула через его плечо в дом. Вечеринка была в разгаре, и один парень пытался сделать стойку на руках на кофейном столике. Но какая-то девчонка ткнула его в живот, и он рухнул в толпу пьяных. – Мы вместе ходим в школу, – сказала Фелисити. – Я посещаю вместе с тобой три предмета. Тревору это по-прежнему ни о чем не говорило. – На прошлой неделе я дала тебе списать на контрольной по физике. Нет. Он все еще не мог ее вспомнить. И вообще, на прошлой неделе он у многих списывал. Тревору не хотелось вести себя по-скотски, но… – Ты уверена, что не ошиблась адресом? Чья-то рука скользнула на плечо Тревора и сжала его. Тревор обернулся и увидел Брэма с бокалом в руке. Улыбка Брэма говорила, что он уже почти в дым пьяный. – Впусти ее, парень, – проговорил Брэм. – Чем больше народу, тем веселее, верно? Тревор не знал, кто этот беззаботный Брэм и что он сделал с настоящим Брэмом, который никогда бы не впустил в дом чужака. Но невысокая девушка, чье имя Тревор уже забыл, воспользовалась заминкой, проскользнула мимо них и тут же исчезла в толпе. – Чувак, мы сегодня всех подряд впускаем?! Брэм только пожал плечами и повел Тревора прочь от двери уверенным движением, которое могло бы успокоить любого. – Ты хочешь провести всю ночь, играя в привратника? – спросил Брэм. – Или хочешь, наконец, сделать шаг к Люсии? Тревор проследил за взглядом Брэма и увидел Люсию Трухильо, которая сидела на краю дивана и разговаривала с Лакс и Джульеттой. Он безумно влюбился в Люсию, когда в начале этого учебного года она вернулась совсем другой, проведя летние каникулы в Южной Америке. Прежде всего, она загорела, а еще покрасила волосы в медовый цвет, который был ей очень к лицу. И ее тело. Ее тело… В общем, девочка вернулась взрослой. Он никогда раньше не рассматривал ее как вариант, но сегодня вечером собирался признаться ей в чувствах. Она была лакомым кусочком, а он умирал с голоду. – И все, что тебе нужно сделать, – сказал Брэм, сунув свой стакан в руку Тревора, – это расслабиться. Поговори с ней. Будь Мужиком. Тревор хотел сделать глоток, но этого было недостаточно для Мужика, поэтому он выпил все залпом. Водка, чистая. Он поморщился, когда алкоголь огненной волной прокатился по пищеводу. – Я – Мужик! Парни присоединились к девушкам, заняв на диване свои места, на которые за время их отсутствия никто не посмел посягнуть. Таких дураков не было.