– Не могу поверить, – наконец проговорила мама. – Фредди Мартинес. Он так хорошо себя вел на всех моих уроках. Никогда бы не подумала, что он может быть таким жестоким. Я тоже. Но жестокость – не то слово, которое я бы употребила. Фредди был злым. Довольно трудно противостоять монстрам, зная, кто они такие, но это ничто по сравнению с тем, чтобы пригласить их в свою жизнь, даже не подозревая ничего дурного. Фредди морочил мне голову с того самого момента, как я впервые его увидела. Я чувствовала себя такой идиоткой, вспоминая о том, как его улыбки заставляли меня терять голову, когда на самом деле служили лишь для отвода глаз. После смерти Фредди у меня осталось множество вопросов без ответа. В тот раз, когда Фредди поведал мне свои самые сокровенные, самые темные тайны, не сделал ли он это лишь для того, чтобы обманом сблизиться со мной? Было ли ему противно каждый раз, когда мы целовались? Неужели он хотел, чтобы я влюбилась в него, лишь для того, чтобы ударить меня в беззащитную спину? Единственным честным ответом было «да». На все эти вопросы. Мама обняла меня и позволила поплакать у нее на плече. – Прости меня, – повторила я. – Не извиняйся, – ответила мама. – Теперь ты в безопасности. Тебе больше не нужно бояться. Но я останусь в твоей комнате столько, сколько тебе понадобится. – Иди спать, мам. – Уверена? Мама потрепала меня за щеку, внимательно вглядываясь в мое лицо и, казалось, изучая каждую веснушку. Обычно, если кто-то смотрел на меня так пристально, я выходила из себя. Я считала, что так люди могут увидеть мою истинную сущность – ужасного человека, которым я стала в ночь нападения. Но теперь все поменялось. Я не была монстром. Я была той, кто победил монстра. – Победа далась мне нелегко, – многозначительно призналась я. – Мне нужно еще поспать. Мама колебалась, словно боялась оставить меня одну. Но в конце концов она натянула мне одеяло до самого подбородка, укутывая меня. – У тебя есть ангел-хранитель, – сказала она. – Я так благодарна Брэму за то, что он оказался рядом. Из последнего, что мне довелось слышать, Брэм находился в операционной, но, похоже, он шел на поправку. Он обязан был поправиться. Потому что нам требовалось поговорить. 54 В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ, когда я видела Брэма, мои руки были покрыты его кровью. Я воспользовалась его телефоном, чтобы вызвать полицию и врачей, и оставалась с Брэмом, пока они не приехали. Сначала я пыталась остановить его кровотечение руками, затем сняла свою куртку и изо всех сил прижала ее к ране в его груди. К тому времени, как приехала скорая помощь, мои руки болели от напряжения. Это было ужасно – оставаться с ним наедине, пока он лежал без сознания, истекая кровью на снегу. Я не знала, в каком он состоянии теперь. Как бы то ни было, я думала, что увидеться с Брэмом будет труднее. Например, у дверей его палаты могла стоять охрана, или часы его посещения могли ограничить, или ввести какие-то правила для посетителей, или, возможно, посетителей оказалось бы слишком много, и я просто не смогла бы к нему пробиться. Но стоило мне произнести его имя, как дама за стойкой сообщила мне номер его палаты. Мама разрешила мне не ходить в школу. Точнее, она заставила меня взять выходной. Но я не могла спокойно сидеть дома. И когда я призналась маме, что хочу увидеть Брэма, она меня поняла. Я разыскала его палату, постучала в дверь и через мгновение услышала его голос. Этот характерный низкий рокот. – Входите. Я медленно открыла дверь и заглянула внутрь. Это была отдельная палата, и Брэм находился здесь один. Он сидел на больничной койке, подложив под спину две подушки. На плече у него виднелась повязка, похожая на тогу, а на столике рядом с ним стоял розовый пластиковый кувшин с водой. Я шагнула внутрь и увидела, как Брэм потянулся за кувшином. Он поморщился, сжимая чашку. Я подошла к нему и забрала у него чашку. Тишину нарушал только звук булькающей из носика кувшина жидкости. Я протянула чашку Брэму, и он кивнул в знак благодарности, прежде чем отпить из нее. Казалось, Брэм не удивился моему визиту, но, с другой стороны, он никогда ничему не удивлялся. – Ты один, – сказала я. – Родители провели здесь всю ночь, – ответил Брэм. – Я отправил их домой. Мама пообещала, что вернется с моей любимой пижамой. – У тебя есть любимая пижама? – С рисунками в виде наборов суши. Какая мельчайшая подробность, но в этом заключался весь Брэм. Он не разглашал подробностей, ни мельчайших, ни каких-либо других. Я восприняла это как знак. Возможно, это означало, что Брэм будет более откровенен со мной. Что между нами больше не будет никаких секретов. По крайней мере, я хотела на это надеяться. – Как ты себя чувствуешь? – Как будто меня ударили ножом в легкое. Весомости этого заявления оказалось достаточно, чтобы я плюхнулась в кресло рядом с его кроватью. Это была суровая реальность того, что произошло, того, как Брэму повезло, что он остался жив. И как я благодарна ему за то, что тогда он находился рядом. – Спасибо, – сказала я. Вряд ли слова могли выразить всю мою благодарность, но что еще мне оставалось? Брэм пожал плечами, вернее, попытался, но тут же снова поморщился. – И тебе спасибо. Я растерянно покачала головой. Это он лежал на больничной койке. Это он чуть не погиб. – За что? – Ты спасла мне жизнь, – ответил Брэм. – Ты остановила кровотечение. Я не знала, что сказать, но, похоже, мы поняли друг друга без лишних слов. Теперь Брэм знал, каково это – лишить жизни, сделать самое худшее, что только можно сделать с другим человеком. Мы оба теперь это знали. Но Брэм не был плохим человеком. Он сделал то, что ему пришлось сделать. Наконец-то я научилась принимать себя и так же приняла и Брэма. Мы оба были бойцами. Мы спасли друг друга. – Брэм, мне нужно кое-что уточнить. Ты действительно не поддерживал Фредди в его замыслах? – Фредди выбрал тебя своей подопытной, а мы ему это позволили, – задумчиво произнес Брэм. – Но я не думал, что все зайдет так далеко… никто из нас не думал. Когда Фредди поделился с нами планом проведения своего испытания на страх, мы не стали его отговаривать, потому что считали, что он не сможет этого выполнить. Мы не думали, что он будет держать тебя на крючке в течение нескольких месяцев. Было больно слышать это. И Брэм, должно быть, прочел все по выражению моего лица, потому что добавил: – Без обид. Он слегка улыбнулся мне, словно сам понимал, как нелепо это звучит. Обида? Из-за того, что меня умудрился заманить в ловушку маньяк? Не-а. – И Тайер тоже? – Тайер искренне верил, что ты победишь Фредди в его собственной игре. Он тоже не думал, что дело зайдет так далеко. Мы оба хотели выйти из игры. Теперь я сообразила, что Брэм велел мне уйти из клуба, потому что пытался предостеречь. – Жаль, что ты не рассказал мне все сразу. – Я не мог. Это было одно из наших заданий в этом испытании на страх. Лгать и надевать маску всякий раз, когда Фредди попросит. Меня охватило нездоровое желание услышать все о планах Фредди. Я не стала сопротивляться любопытству. – Расскажи мне о его плане. Брэм глубоко вздохнул, хотя это явно причинило ему дискомфорт. – Фредди хотел постепенно внедрить в дело маску, используя ее при любом удобном случае. Он хотел, чтобы ты услышала об этом. Я думаю, он надеялся, что это спровоцирует тебя или что-то в этом роде, что ты испугаешься из-за нападения на тебя в прошлом. Он не ошибся. – Значит, во время проведения моего испытания на страх, когда Лакс заявила, что видела кого-то в маске?.. – Это был Фредди. Ну, конечно. Интуиция уже тогда подсказывала мне. Да и Брэм тоже говорил об этом. – Я знал, что Фредди наденет эту дурацкую маску, но, погнавшись за Лакс, он зашел слишком далеко. Я злился на него за то, что с ней случилось. Он сказал мне, что Лакс споткнулась. Он поклялся, что не прикасался к ней. – А в ночь, когда проводилось испытание на страх для Фелисити? Я была права, не так ли? Это тебя Сим пнул в ребра. Теперь Брэм выглядел еще более раскаявшимся. – Да. Я кивнула, чувствуя себя оправданной и испытывая некоторое облегчение от того, что все кусочки истории, которые раньше казались такими разрозненными, теперь встали на свои места. Но вместе с ясностью пришел и жгучий гнев. Мне пришлось напомнить себе, что Брэм вступил в борьбу, защищая меня. И если я и могла кому-то доверять, так это парню, у которого теперь из-за меня дырка в легком. – Значит, это Фредди разрисовал краской из баллончика мемориальную доску Сандры? – Он предпочитал навлечь на нас всех неприятности, лишь бы не рисковать тем, что игра преждевременно завершится. Оставалось провести лишь его испытание на страх, и Фредди хотел убедиться, что оно неминуемо случится. Он никому из нас не сказал, что собирается испортить мемориальную доску. Мы были не меньше тебя потрясены, увидев там свои имена. – Почему ты продолжал участвовать в этой игре? – спросила я. – После того как Лакс пострадала, разве ты не догадывался, что с Сандрой тоже может что-то случиться? – К тому времени я уже начал верить, что у Лакс был несчастный случай. Я не думал, что Фредди действительно способен причинить кому-то вред. Но я ошибался. Я почувствовала странное облегчение от осознания того, что Фредди одурачил не только меня. Но это чувство было мимолетным.