Просто не в бровь, а в глаз! Филёр поспешно отставил бадью и кисть, присел, вывернул наизнанку поддевку, ставшей теперь не коричневой, а чёрной, и вместо картуза одел кепку, натянув её на своей голове на французский манер. Получился такой, повзрослевший в испытаниях Гаврош, но на московских улицах. И филёр поспешно двинулся по улице, стараясь не упускать из вида подопечного. Но, хорошо, что приказчик Плюшкин шёл спокойно, ни мало ни о чём не беспокоясь. Шёл себе этот повелитель кассового аппарата с забавной рукоятью, и не думал совершенно о плохом. Ведь должен был призадуматься, что могут оказаться здесь люди, отчаянно желавшие ему зла. Приказчик вытер платочком пот с лица, осмотрелся. Затем, что было уже интересно, пошёл к кольцу бульваров. Еремей не отставал, лавируя между парами, матронами или гувернантками с колясками. Плохо, что здесь он выделялся. Надо было выкручиваться. Тулупов, не особо раздумывая, нырнул в подворотню, подхватил оставленную метлу, и теперь превратился в метельщика. Собственный вид не внушал сомнений филёру, и двигался Еремей очень уверенно. Подопечный расположился на лавке, скромно присев на самый краешек. Ноги его, в коричневых ботинках оказались под скамейкой, а вся его фигура теперь напоминала знак вопроса. Видно было. что господин приказчик был в ожидании и нелёгкие думы заняли его голову. Филёр спокойно сметал мусор, ожидаемо нарвавшись и на следы от конного патруля полиции. Тулупов занимался таким ответственным делом, и чуть было не упустил подопечного. Краем глаза Еремей просто ухватил долгожданного гостя. Приказчик непроизвольно качнул головой, увидев худощавого молодого человека в клетчатом костюме и шляпе из соломки. Тот спокойно присел, и заговорил с Устьяном Кузьмичом. К сожалению, разговор почти не был слышен. Тулупов присел за кустами, откинул метлу и снял поддевку, оставшись в рубахе косоворотке. Было прохладно, да делать было нечего. Он осторожно переместился, стараясь быть как можно естественней, но не привлечь внимания. Вот, господин в клетчатом пиджаке поднялся, и лёгкой спортивной походкой двинулся по Бульварному кольцу, к Храму Христа Спасителя. Недалеко, на Волхонке, филёр приметил мотоциклиста. Мотор был хорош, а Еремей стал разбираться в двухколесных машинах. Тем более что и шеф увлекался мотоциклами. У того человека был «Harley Davidson», новая модель. И, к мотоциклисту подошёл подопечный, клетчатый, поздоровался и сел сзади. Мотоцикл быстро поехал, удаляясь в сторону Замоскворечья. Еремей еле успел записать номер. Дальше преследовать было бессмысленно. *** В управлении Стабров сидел рядом с Тулуповым и Кузьмой Ивановичем. Еремей только вернулся от художника, составлявшего по его показаниям словесный портрет. – Дай посмотрю, – и полицейский чиновник прнялся изучать худощавое лицо, – тоже хорошо. Теперь подождём, пока его для нас Франц Янович снимет. Кузьма Иванович улыбнулся, и поправил густые усы. Еремей только покачал головй и присел на своё место. – И что, и вправду прям на двухколесном моторе укатили? – сначала не поверил Сергей Петрович филёру, – и точно, что «Harley Davidson»? – Точнее не бывает. Ну а встречался с булочником неизвестный. По картотеке смотрели, похожего нет. На вид, человек интеллигентный, подтянутый, – описывал Еремей подозреваемого, – спортивный клетчатый костюм, гетры, кепи. – Ничего, найдём, – поднял дух подчиненных Стабров. Для начала подняли номера двухколёсных моторов, а затем, и марки машин. Дежурный принёс регистрационные данные. – Нет, Степан Игнатьевич человек абсолютно бесценный, – повторял полицейский чиновник, – подобрал всё, что необходимо… Судя по бумагам, в Москве имелось двенадцать «Харлеев», а продавали их в Санкт-Петербурге, на Казанской улице. То есть, потом и в Москву привезли. Похожих номеров было три, и все надо было обработать. – Кузьма Иванович, прости, опять для твоих дело, – тихо произнес Стабров, – в открытую не пойдёшь на такое дело. – Ага…– рассмеялся старший филёр, – А вы , господин хороший, только на мотоцикле ездите или ещё по форточкам лазите? – произнёс он презабавным голосом, – Посмотрим, Сергей Петрович. – Не зарывайтесь только, – нахмурился Сергей Петрович, – и вот, на расходы, – и положил конверт с деньгами. *** Кто куда, а Еремей Тулупов первый. Но, сегодня нарядился получше и работал в паре с Ильёй. Иваныч их прикрывал. Под купцов работать было нельзя, знал Ерёма, что знают здесь они друг друга, как облупленных. – Дело и простое и сложное Илья, – поучал он, – Будочника надо местного, Зиновия Прокофьича подключать. Без него, боюсь дело не выгорит. – Идти в участок надо, – согласился Жилёв, – через забор не перелезем, сколько детей у купца Чернова? Нет, так-то известно, в общем…то же, ерунда выходит… – Да ты, Ильюшка, голову давно не напрягаешь… Кто обо всех всё знает? – Ну и кто? – Во первых, господь Бог, конечно, – рассудительно начал Тулупов, – во вторых, будочник. Но, этим спугнём мы злодеев. А в третьих? – Ну? – совсем потерял терпение Жилёв, – чего тянешь? – Поп, конечно. Он всё про паству свою знает. Кто родился, а кто и умер. Всё через него идёт, и записи в церковной книге он делает. Улица у нас, – начал осматриваться филёр, – по Большой Татарской… Ладно, с церкви Климента Римского начнём. Мы с тобой лавочники, кожевники, торговлю здесь открываем. Ну , и , понятно, что и жениться нам пора. Вот, про невест и спросим. А там, и про братьев барышень разузнаем. – Голова… – уважительно протянул Илья, – только ты говори, а я поддакивать буду. Илья посмотрел на свой наряд, на облик напарника, и оказался всем доволен. У церковной лестницы перекрестился троекратно, и вошёл в портал. Ерёма шёл рядом. Внутри царил полумрак, горели, чуть потрескивая свечи у икон. Лампады придавали торжественность прекрасному убранству. Еремей перекрестился, глядя на алтарь, прикупил свечек почти на рубль, и половину отдал Илье. Перед ликами святых ставил свечи, и, крестился и кланялся. Вот, мимо прошёл и иерей. Тулупов деликатно кашлянул, привлекая внимание. Священник оглянулся. Иерей посмотрел на молодого, прилично одетого человека, и произнёс: – Что тебе, сыне? – Хотел бы спросить, отче, – и низко поклонился. – Отец Савватий, – назвался поп. – Я вот, человек торговый, Еремей Тулупов, – продолжил филер, – по кожам делами занимаюсь. И, если возможно, хотел бы найти себе жену. Понятно, из достойной семьи. – То что ожениться хочешь, так это дело хорошее, правильное, – с удовольствием говорил поп, – так у Мещеряковых дочери юные совсем. У Протопоповых? Так же выданы за людей достойных. У Раковых? Так там одни сыновья, а один на бесовской машине гоняет, такой, что грохот вокруг стоит, что люди заснуть не могут. Тулупов так обрадовался, что губы потянулись в улыбке, и филёр поспешно опустил глаза. Сказать честно, испугался. А вдруг батюшка заметит? Но нет, дальше говорил. – Так разве у Черновых? Но там Авдотье всего пятнадцать годов, да и брат её, Афанасий, вместе с Васькой Раковым на мотоцикле гоняют. Людям спать не дают. Да ещё, что выдумали: На веревках поднялись на часовню. И с Василием младший брат всё крутится, Алексей. В церковь редко ходят, – добавил значительно, с ударением, – не то что вы…Так что если свататься, так только к моим дочерям, Евпраксии да Василисе. Твой-то товарищ, не женат? – с беспокойством заметил иерей. – Нет, Илья молод ещё… – Ну как молод? Годов двадцать есть, пора значит. Чего беса тешить? Завтра на мою службу к десяти утра приходите, с девицами и увидитесь. Благолепны, – и священник сложил руки на животе. Тулупов с достоинством поклонился, поцеловал руку отцу Савватию, и вышел из церкви вместе с напарником. На выходе, у портала, опять перекрестился троекратно. На улице, в Климентовском переулке, Илья дернул за рукав Ерему, и в нетерпении произнёс: – Ну чего молчишь? – Да хорошо всё. Вот, невесту тебе сосватал. Тебе какая больше нравится, Василиса или Евпраксия? Жилёв аж споткнулся на ровном месте да покраснел. А Тулупов засмеялся, и потащил товарища к Большой Татарской. Где-то неподалёку был, как филер помнил, полицейский участок. Там , устроившись в кожаном кресле, филёр изучал документы о выданных паспортах. Перед ним лежали два формуляра. Афанасий Прокопович Чернов и Василий Иванович Раков. – Ну что, друг ситный, – почти с любовью приговаривал Ерёма, смотря на карточку Афанасия Чернова, – не долго ты от меня бегал.... *** Вспоминал полицейский начальник о словах Еремея Тулупова. « Теперь если и ждать, как видно их. В окно, залазил скорее всего, Алексей Раков, несовершеннолетний. Поосторожней надо, что бы не помять мальчишку, – всё успокаивал себя Сергей Петрович, – и дать в квартиру влезть, а то сорвётся, не дай Бог !» За такими мыслями и отвлечься не удавалось. Но Стабров присел за стол, и отпил из кружки. Мысли о грабителях странные были. По всему, не перебесившие отпрыски богатейших купеческих фамилий. Тут тебе и мотоцикл, и скололазание и этот, Арсен Люпен, благородный грабитель. Лютый Бред! Нет, ну Минаков теперь в чае почти разбирался, и налито было только до половины. Сразу целая чашка пятнадцатилетнего пуэра- сразу многовато даже для него, можно сказать, испытанного любителя чая. Девяткин тоже оценил напиток и остался доволен. – Теперь точно не уснём, – сказал он, но потянулся к пирогам, заслужив укоризненный взгляд начальника, – потом, – выправился полицейский, и налил себе ещё. Они посидели ещё, пока всё было тихо, и начальник поинтересовался: – Никто спать не хочет? Можно по -одному. – Нет. Я лучше пирога, – откликнулся Девяткин. – Мне лучше чай, – сказал Минаков. Но вот, словно что заскребло по стеклу окна. Стабров присел на пол, дав знак замолчать. – Сергей Петрович, – зашептал Минаков, – на кухне… – Девяткин, за мной, – зашипел Сергей Петрович. «Ничего не скажешь, – говорил сам себе морской офицер, – галифе, гетры и ботинки- вещь удобнейшая. Как и водолазка вместо пиджака» Выставив лицо из коридора на кухню, он увидел подростка, да ещё небольшого роста, в тёмной одежде и теннисных туфлях, на боку была парусиновая сума. На голове этого ловкача была вязаная чёрная шапка. Злоумышленник присел на плитку пола, и прислушался. Затем быстро и бесшумно пошёл к чёрному ходу квартиры, и двинулся к комнатам, подсвечивая дорогу электрическим фонарём. Опять встал, словно услышал какой шорох рядом, сделал два шага и… Попал в дружеские объятия господина Стаброва, зажавшего ему рот. Тело стало биться в руках полицейского, и Сергей Петрович обнаружил, что это не совсем мальчик, а девчонка! Она зло таращила на него свои глазищи, и порывалась укусить. – Ну, барышня… Разлюбезная Авдотья Прокоповна свет Чернова, – проговорил полицейский чиновник, – Девяткин, ты кавалер куртуазный, так что присматривай за барышней. На шум пришёл городовой, отдыхавший на матрасе. – Сергей Петрович, а я-то?– не понимая, произнёс Муромцев, пряча свои кулаки за спиной, -мне куда? – Тебе, Иван Петрович, мой мотоцикл сторожить. Он рядом с дворницкой, в дровяном сарае. Выкати, и жди меня. – Так, Минаков, одевай, – и начальник протянул полицейскому надзирателю пояс для верхолазов. Брезентовый, с парой карабинов, что бы пристегнуться к канатам или проволоке, скобам и не упасть. – Да зачем? Я и так пройду. – Приказы начальника не обсуждаются, а выполняются, – уже с железом в голосе произнёс Сергей Петрович, – я и то одену, а ведь в молодые годы, по корабельным реям бегал. Спорить никто не собирался. Оба подошли к двери чёрного хода открыли, и не спеша стали подниматься. Два лестничных пролёта, и вот она, дверь на чердак. Сергей Петрович держал «браунинг» на готове, Александр Владимирович вскрыл дверь тяжёлым кованым ключом, который затем спрятал в карман пиджака. – Не шумите, – совсем тихо произнёс Стабров, и глянул на свои ноги. Теннисные туфли, хорошая штука для подобных походов. Ну, и у Минакова имелись подобные, хотя полицейский надзиратель сроду теннисом не увлекался.