Минаков был вдовцом, жена умерла зимой от воспаления лёгких . Как-то всё быстро получилось, вспоминал он. Отвёз Ульяну в Яузскую больницу, а наутро позвонили, что всё, умерла. Хорошо, что дел много навалилось, и не было так одиноко. Но, надо было соображать … Ухаживать за возможной преступницей – такого опыта у него ещё не было. Но, по росту, ей как раз в форточницы- ему девушка едва до плеча достаёт. И ножка маленькая, как раз по размеру, что ему Стабров показал на отпечатке из квартиры Пфальца. «Ладно, ничего не поделаешь. Не убегать же? – сам себя убеждал полицейский надзиратель, – Сергей Петрович же живёт с татаркой, и ничего. А не венчаны. А сам -то! Редкую неделю в монастырь молиться не ходит» Как известно, лучшее оправдание для себя – это чужие грехи. И, Минакову стало куда легче на душе. Тем временем, прекрасное представление заканчивалось, играла музыка. Рядом, на свободное сидение присела девушка, и Минаков встал, и пересел, освобождая проход. Он пока так и сидел, ожидая акробатку. Не уходила и барышня. Чудесное платье , с потрясающим рисунком, украшение на шее, волосы уложены в прихотливую прическу. Она как –то мечтательно смотрела на арену. – Вы тоже не хотите уходить? – вдруг заговорила незнакомка, – здесь очень красиво! – Да, – неловко проговорил и закашлялся Минаков. – Так вы меня вправду не узнали? – засмеялась она, – я пришла. Или мне лучше уйти, раз вы не так меня представляли? Нежданный ухожёр собрался с силами, ещё раз посмотрел на такое милое лицо рядом, и выдал как на духу. почти честно: – Александр Владимирович Минаков, служу в Дворцовом Департаменте. – Людмила Дрёмова, – назвалась красавица, – лучше Люся. Было уже поздно, солнце садилось, все вызолачивая всё вокруг. Они прогуливались по кольцу бульваров. Вечер заканчивался прекрасно, после легкого ужина в кафе Минаков поднял руку, останавливая извозчика. Даже служащий сыскной полиции в обществе прелестной барышни теряет некоторую бдительность. Только молниеносная реакция спасла уже почти проваленное дело. Господин Минаков в силу своих должностных обязанностей был знаком едва не с половиной московских кучеров. И этот, Митрич, украшенный бородой размером с лопату, уже открыл рот, собираясь громогласно поприветствовать полицейского надзирателя. Лишь кулак, незаметно для дамы показанный Александром Владимировичем, заставил сходу смолчать раззадорившегося знакомого. Минаков подсадил девушку, и сел рядом сам. Людмила тоже была в хорошем настроении, и, улыбнувшись, сказала : – Здесь недалеко, я скажу… Полицейский просто буравил взглядом спину кучера, и тот, словно умел мысли отгадывать, помалкивал всю дорогу. Но вот, повозка остановилась. – Вот, здесь наши комнаты, на третьем этаже. Провожать не надо! Красавица выпорхнула из экипажа, подобно летней бабочке, слетевшей с цветка. Александр Владимирович молчал, видно, замечтавшись. Теперь Митрич обернулся на Минакова, и только покачал головой. – Домой вас что ли, вашеблагородь? – А ты что, знаешь где я живу? – деланно удивился собеседник, снимая канотье. – Так, значит, и не сказали, из какого ведомства? – Нет, Митрич. Пока не смог. – А барышня, видно, хорошая… Минаков так и не сказал ни слова всю дорогу, пока его не довезли до Большого Каретного. Ничего не мог сказать. Молчаливо расплатился с Митричем, и поплёлся домой. Нет, скажем, поговорили они с Людмилой о многом, сказала она и о своих братьях. Харитоне и Осипе. И о тётке, молочнице Зое Павловне, тоже Дрёмовой. А он-то, что должен был делать? Пенка с молока На следующий день Минаков, сидя в кабинете начальника, молчаливо и глубокомысленно катал карандаш по стеклу рабочего стола. Девяткин, достав блокнот, проверял записи о вчерашней работе, иногда посматривая на товарища. – Тебе помочь? – не выдержал Андрей Сергеевич. – Чем? – Да карандаш покрутить. В ответ тот лишь усмехнулся, но не криво или зло, а как-то по- хорошему. Девяткин аж оторопел. Неужто и этот в религию ударился? Ну там, вместе с Стабровым по церквям ходить. Нет, ну он -то, понятно, в ашрам исключительно к Екатерине Александровне ходит, а не там бдения устраивает с Виджаем Сингхом, ну этим, Димой Гамалеевым. Правда, и с Костиком Смурным там весело бывает…Правда вот, зимой у Минакова жена умерла, так что хорошо, если оживать начал, да с людьми больше общаться. Но тут дверь хлопнула, и наконец заявился начальник, одетый так сказать в полевую форму- спортивный пиджак, галифе и ботинки с гетрами. Кожаную куртку повесил на вешалку, рядом, словно волшебству, очутилась и кепка. – Доброе утро, Андрей Сергеевич, – и пожал руку одному, – Александр Владимирович, – и другому. За что ещё любил Девяткин шефа, так за отсутствие чинодральства. Сразу видно, морской офицер, никаких тебе благородий, а всё по- имени отчеству. – Ну чего? Как прошло? Рассказывайте по порядку. Начинайте вы, Андрей Сергеевич. Девяткин чинно открыл блокнот, и подробно доложил о молочнице Дрёмовой. То что женщина общительная, работящая. Прислуга пяти окрестных домов с ней ладит. Молоко хорошее, не балует, не разбавляет водной . Известно, что её племянники служат в цирке. Сергей Петрович призадумался, делал пометки в своей тетради, затем поднял голову на Минакова. Тот отчего-то вскочил, затем сразу сел. – Был в цирке, точно. Целая труппа. Называется La Reves. Сценические имена- Эркюль, Жанно и Люсиль, – последнее имя, впрочем было произнесено другим тоном, – цирковые акробаты. Могли ли залезть в форточку- Люсиль могла, – добавил он, чуть покраснев, – ростом она совсем небольшая, – и показал ладонью себе пониже плеча, – размер ноги тоже подходит. Как на вашем рисунке, Сергей Петрович. Начальник не сказал ни слова, лишь сделал брови домиком, и стал что-то рисовать снова. – А могли ли квартиру обнести- не знаю. Думаю, что нет, – закончил он и опустил голову. – Если опять что не так, Александр Владимирович вы скажите. Анна вам иголочки поставит, через недельку излечитесь, – заботливо проговорил шеф. – Ну а я,– говорил теперь Стабров, – посетил Игнатия и Савелия, – и потёр руки, – вы, Андрей Сергеевич, ко мне потом начальника филёров, Кузьму Ивановича позовите. И что бы в группе непременно Ерема Тулупов был. Минаков… Вы проверьте в округе все сводки по таким дерзким кражам, через форточки на этажах не ниже третьего. Ну, это у дежурного должно быть. Мы… – и он опять задумался, – отработаем версию молочницы. Что Дрёмова была наводчицей для труппы La Reves. Девяткин, сейчас с вами съездим на Остоженку, договоримся с жильцами. Что бы засаду поставить и взять с поличным злодеев. Хотя, лучше я Пфальцу позвоню, он соседей получше нас знает, кто нас сможет в квартиру пустить. Сергей Петрович тут же поднял трубку аппарата, и оживлённо заговорил с бароном. Подчиненные терпеливо ждали. – Ну всё… Через два дня, его хороший знакомый, зубной техник, Рейманн Адольф Юрьевич уезжает на дачу. Прислуга, Палашка, скажет об этом уже сегодня, – и он сверился с часами, – а мы, сядем в засаде. Возьмём всех, так сказать, с уликами, – и Сергей Петрович довольно улыбнулся. Минаков же вдруг ни с того ни с сего страшно побледнел. *** Вечером Александр Владимирович собирался на новую встречу с Людмилой. Перед зеркалом поправил воротник рубашки, галстук. Нет, всё было идеально, как и прекрасный костюм и ботинки. Он присел на кресло перед дорогой, но потом вскочил, и достал из шифаньера маленький карманный пистолет. Страшно захотелось пить, и полицейский надзиратель опять налил себе полный стакан воды из графина. « Вот в газете прочитал, что в Соединенных штатах стали производить домашние холодильные шкафы. Вот ведь штука до чего удобная» – вдруг подумал Минаков, – всегда холодная вода дома» И опять на его глаза попалась сводка по кражам из верхних этажей зданий. Такую же бумагу он отнес сегодня днём в кабинет начальника. Кражи по Москве начались с месяц назад, совпадая с появлением в цирке труппы La Reves. Александру Владимировичу становилось всё труднее и труднее. На душе было адски муторно, он выпил ещё воды. Открыл и шкафчик, где стоял графин с водкой. Но подумав, отставил горячительное в сторону. « Нет, не может быть, что бы Людмила была воровкой» – снова говорил себе Минаков, – « И я должен сказать, что я из полиции, а она под подозрением» У него в кармане была контрамарка, отданная девушкой. Что бы мог опять посмотреть на неё на арене, и за билет не платить. «И два дня, два дня…И она попадётся. Не может не попасться» – подумал несчастный. Всё же, надо было идти в цирк. Ведь он и присягу давал, а если она преступница, то он обязан её арестовать. Минаков с трудом встал, спустился, по лестнице тяжело опираясь на перила, и поймал извозчика. Цирк снова сиял огнями, и публика проходила внутрь, опять надеясь на новое чудо. Минаков купил цветы, метродотель, определил ему место. Александр Владимирович смог отвлечься от тяжких мыслей, а когда Люсиль выходила на поклон, принёс ей цветы. Она была необыкновенно красива в эту минуту. Он сидел, и дожидался, когда закончится представление. Не обращал внимания ни на музыку, ни на всё вокруг. Словно оглох. – Пойдём, пройдёмся, – и Люда потащила Минакова по дорожке, – вечером на бульваре очень красиво. – А ты правда высоты совсем не боишься? – спросил кавалер. – Нет. Всегда не боялась, – ответила она, задорно посмотрев снизу вверх, – и когда по деревьям лазила. С самого детства. Как говорил врач, у меня идеальный вестибулярный аппарат. Минаков хотел сказать, что на них через два дня уже готовится засада, но не смог этого вымолвить. А как же его товарищи- Стабров, Девяткин? Их он тоже не мог предать, как и её. И мысли вообще не шли в голову. Особенно глядя в глаза Людмилы. Но иногда представлял, как она идёт по Владимирскому тракту в арестантской шинели, и с цепями на руках. А он, как стражник, вышагивает рядом… – Ты о чём задумался? – весело щебетала красавица, – пошли, кофе выпьем. Я угощаю! Минаков не нашёл в себе сил, признаться кто он такой, и добиться признания от Людмилы. Не связана ли она с грабителями? Просто не смог.