– Да, – прошептал младший филёр. – Сейчас их ты поведёшь. Живут тоже, неподалеку, комнату снимают в доме, не так далеко отсюда. Всё продашь, пироги свои, и бегом туда. Не ошибёшься, дом напротив путей Казанской железной дороги. Возьмёшь ящик точильщика, понял? Смотри, что бы не узнали. – Кузьма Иванович. Дело то куда как выгодное, – быстро зашептал пирожник, – надо бы здесь ларёк поставить. Пироги да квас! Сколько денег заработали! – Иди давай, – устало зашептал старший филёр. И Кузьма Иванович, наливая кружку с квасом, заметил почтальона при всей форме, наклонившегося к Игнатию Людаковскому. Было видно, что студент рад почтарю. Да и Дзембовский то же. Все трое о чём то горячо поговорили, но, когда Самвел и Георгий вернулись, то почтальон ретировался, будто голубь увидевший ворону. Старший филёр немедленно дал знак, напялив на голову белый картуз, вместо серого. Тут же к нему, за квасом подбежал Еремей, протягивая полкопейки – Дай попить , дядя, мочи нет! – даже с выражением зарядил Тулупов. – Бери кружку и бегом за почтарём. Не упусти только! Еремею не надо было повторять дважды, и он проворно юркнул в толпу, как рыба в озёрную воду. И не видать, кто такой, и откуа взялся. Илья ушёл, и Еремей то же. Остался Кузьма. Но и тут не заскучал пожилой уже человек. Все же под пятьдесят годков! К нему подошли двое, судя по одежде- торговцы съестным. Такие, вёрткие, в малиновых рубахах, смазных сапогах, картузы на затылках висят, непонятно, как не падают. – Слышь, дядя. Уходи с нашего места. А то раз, и заболеешь, – начал один, видно, самый прыткий. – Точно. А то ведь и помереть можно, – заржал в голос другой. – Ты бы паря, шёл бы пока цел, – неприятно улыбнулся Кузьмич. – Как это принято, у людей воспитанных, пойдём, поговорим? – предложил филёру новый знакомый. Тот лишь кивнул, и поправил поясок на рубахе. Разговор много времени не занял, и Кузьма Иванович вернулся один, заботливо поглядел на сбитые на кулаках костяшки. И опять затянул: – Квасу, кому квасу… Это он, с Остоженки почтальон! Еремей не зря был умелым топтуном. Имел человек склонность к данному искусству. Вот один, к примеру, музыку пишет, или там пьесы, как Максим Горький. Тулупов как-то ходил, по дарёным Сергеем Петровичем билетам. Они с его дамой не смогли в театр идти, заняты были, а его благородие ему билеты подарил. Хороший человек их начальник. Да и то, морской офицер, а не какая штатская штафирка. Боевым орденом награждён. Правда, барышня его из татар, как говорят, но все ведь Анной зовут, так что и это непонятно. Ну и порошки глотает без конца, говорят, голова после ранения болит каждодневно. Еремей с Машкой, со своей сестрой и сходил. Она так рада была! Да и места в партере достались, а не галёрке. Рядом господа важные да разряженные сидели. Ну и Тулупов, небось, не босяк какой, приоделся. Лучший костюм одел, пошитый аж в самой Варшаве. А пьеса «На Дне» называлась, была про бродяг. Нет, Еремей встречал по своей службе и таких босяков, образованных , но сказать честно, редко. Больше подобная публика спирт, а даже не водку, хлещет, и к любым книжкам совершенно равнодушна. Поэтому любил и умел Тулупов за людьми наблюдать. Нравилась ему его работа. Это как другие карты чувствуют, что вот такая масть пойдёт или такая карта выйдет. А Еремей так других людей чувствовал. Как кто ответит на любое слово или там, боится чего сейчас, или как должен в ответ поступить. И заметил, что сильно господин почтальон чего-то боится. А уж от обывателей, одетых в студенческий мундир, так и очень. Правда, не всех, а отчего-то брюнетов не переносил. Шёл ему навстречу чернявый такой, в студенческой тужурке, а почтальон фуражку на глаза натнул, воротник поднял, да на другую сторону улицы сиганул, еле Еремей его догнал. На трамвайной остановке смог брякнуть прямо за ним, и трясся на деревянной лавке за две копейки до Хамовников. Выскочил за ним, и проводил до самой служебной квартиры. И точно ведь, лицом этот служащий один в один пропавший Дмитрий Иванович Пфальц! Так там до Остоженки, где семья барона проживает, рукой подать! Но, нужно было узнать, как зовут этого почтальона… Тулупов аж присел на лавке у дома . Что бы надумать такое? Но вот, увидел у подъезда двух старушек. Ерема тяжко вздохнул. . Тут ведь лишь одна попытка будет, если спалится он, да почтальон ещё сбежит, не сносить ему головы… – Добрый день, – начал мостить издалека юный филёр, – я курьер, посыльный. Этот ли дом, где квартируют инженеры с пивного завода? – Да ты что, милок! – улыбнулась старушка, – здесь живут все, кто по почтовому ведомству служат. Казенные квартиры. – А я то думал…Вот. мимо тоже почтальон прошёл? – сказал Еремей и внутренне перекрестился. Момент был опасный, и Тулупов всё поставил на эту карту. Но надо было узнать точно, кто этот двойник Пфальца. – Не просто почтальон, да это прямо почтмейстер, главный в почтовом отделении, – уважительно говорила женщина, – сам Пётр Павлович Самойлов. Ох и младёшенек ещё, а такая голова! Правда, видать этой головой ударился, не всех теперь узнаёт. Но, меня вспомнил, поздоровался, – похвалилась старушка. Еремей только почтительно кивал. И пожилая женщина была очень рада собеседнику. – А случилось это недавно… Привели за руки его друзья, студенты. Говорили, упал мол, они с больницы забрали. Даже консьержа не узнавал. Но, дня два прошло, и вправду, всё в порядке. Но вот невеста его, Татьяна, в слёзы ударилась, кричала, что не он это. Ну, понятно, дурит девка. А ты то, не женат? – Да молод ещё. Сейчас, курсы закончу, так и женюсь. – Вот и молодец! – обрадовалась женщина. – Ну, пора мне, пойду я. Надо и документы доставить, – раскланялся Тулупов. Он поспешно покинул гостепреимное место, и поймав извозчика, расположился на сиденье. Можно теперь дожидаться благодарности Сергея Петровича. Трое с Лефортово Илья следил за этими студентами. Не больно ему нравились эти молодые люди. Григорий, один из них, за чем- о кошку пнул. Нет, собак-то понятно, кто её знает, может, хотела укусить животина. Бывают ведь, что и бешенные. А кошку зачем? Двое других не лучше были, в голубей ради озорства камнями кидали. Так что к ним подошли два дюжих железнодорожника, да прогнали. Не захотели эти недоучившиеся с дюжими мужиками связываться, да судьбу испытывать. Опять сам себе напомнил филёр Жилёв, как из зовут : Георгий Елукадзе, Самвел Мартиросян и Григорий Швецов. И точно, шли они к дому, аккурат стоявшему недалеко от путей. Железная дорога была совсем рядом. Обычный деревянный домишко, неплохой, в один этаж с палисадом и садом. Не ошибся и тут Кузьма Иванович. – Ножи, топоры, ножницы точу! – завёл свою песню новоявленный точильщик Илья. И, как ни странно, пара человек подошли с ножами и топорами. Филёр парень был рукастый, дело шло хорошо, работа спорилась,. Заметил, что к дому подъезжали пара извозчиков, и Илья успел записать номера. В одном экипаже сидели, суля по одёжке, мастеровые, а во второй- народишко побогаче. Служащие какие. Для обычных студентов, и таких гостей было многовато. да ещё тех, кто не пешком ходят. И, что было ещё важнее, туда , в дом, вошли с пустыми руками, а обратно вынесли по два чемодана. И несли так сторожко, уважительно. Обратно эти гости ехали, не скупясь, на хороших экипажах. Время шло, пора было закрывать лавочку. Худо-бедно, Жилёв тут заработал почти рубль, всё исключительно в медной монете. Но вот один из них, на фотокарточке названный Самвелом, с ножом в руке шёл к филёру Жилёву. Илья уже осторожно нащупал рукоять казеннного браунинга… – Нож наточи, пожалуйста, – почти проникновенно произнёс студент, да ещё приятно улыбнулся. Неудачная засада Еремей Гвоздёв, сам укрытый до самых глаз в чёрный плащ, управлял парой вороных коней. Цокот копыт гулко отдавался от стен домов, уже собиравшихся ко сну, как и их обитатели. В пролётке сидело ещё четверо господ, собравшихся на некое ночное приключение. – Еремей, скажи честно, чего ты вороных запряг? – спросил ехидный Девяткин, – и лицо шарфом замотал? – Так мы же на важном задании, – значительно произнёс кучер, – для конспирации. – Ишь ты, где каких слов набрался? – Девяткин аж привстал от удивления, – неужто на своих курсах? – Вот, вы, Андрей Сергеевич, напрасно не верите в дедуктивный метод великого Шерлока Холмса, а я очень ему доверяю! Люди зря писать такое не станут! Ответом был громкий хохот остальных пассажиров, улыбнулся даже хмурый Минаков. – Вот, Сергей Петрович, с кого пример надо брать, – вещал Девяткин. – С Холмса что -ли? – отвечал Стабров, пуская в небо дым своей сигары. – Так нет же! С Еремея нашего. Вполне ведь европейски мыслящая личность. Верит печатным органам, сиречь газетам, журналам и книгам. Понимает пользу образования. Начальству доверяет. – Так, Андрей Сергеевич, ведь большинство обывателей таковы? – ответил Стабров. – Вовсе нет. Русские люди вообще никому не верят, а уж особенно газетам и начальству, Вернее, твердо уверены, что их опять хотят обмануть и обобрать. Вот в это русские люди верят свято. Сергей Петрович замолчал, обдумывая слова полицейского надзирателя. Слова ему совсем не нравились, но со смыслом сказанного согласен был абсолютно. Чёрт его знает почему, но происходит всякий раз именно так в России, а не по -другому. Но вот, Еремей остановил экипаж, не доезжая квартала до дома на Остоженке. В квартире зубного техника Рейманна Адольфа Юрьевича свет не горел, городовой Муромцев знал дело хорошо. Городовой показывал, что нет дома никого, лезьте обворовывать квартиру, господа хорошие!