Кто-то постучал в дверь. Я натянул свои старые джинсы и открыл дверь. На пороге стоял Ангус Фарвэлл, одетый в смокинг. Он засмеялся, его длинные седые волосы покачивались от смеха. – Одевайся, у нас встреча, – сказал он. Я вернулся в свою комнату и удивился тому, насколько обрадовался, увидев его. Я побрызгал на лицо холодной водой и повязал на шею новый галстук-бабочку. Нашел ее пару недель назад в своем почтовом ящике, как раз после той ночной встречи у лошадиного загона. Она лежала в конверте из коричневой бумаги, без указания отправителя, но я знал, что это был подарок Шарлотты. Две недели подряд я каждый день тренировался его завязывать. Я вышел в коридор в наполовину застегнутой рубашке. Фарвэлл стоял, прислонившись безупречной тканью костюма к отштукатуренной стене. – Куда мы направляемся? – поинтересовался я. Он спускался по лестнице впереди меня, так что я не мог видеть его лица. – В клуб Питта. Комитет принял сегодня положительное решение о принятии тебя в члены клуба, – сказал он. Я молча шел за ним, каждая пройденная ступенька приближала меня к моей цели. Но с каждым шагом я понимал, что обманываю мужчину, который поручился за меня. Внизу я остановился и протянул Фарвэллу руку. Все это было фальшивым. – Спасибо Вам, мистер Фарвэлл, – сказал я. – Пожалуйста, называй меня Ангус. Мы дошли до клуба Питта, не проронив ни слова. От реки тянуло влажным холодом. На нас не было пальто, но мы оба слишком нервничали, чтобы замерзнуть. Мы вошли в клуб и направились по лестнице вверх. Передо мной в очереди стояли около тридцати мужчин, все в вечерних костюмах, на шее у каждого был повязан галстук-бабочка в серебряную, голубую или черную полоску. Фарвэлл и я пошли в направлении бара, и каждый из мужчин пожал мне руку. Мне бы очень хотелось иметь такое же крепкое и сухое рукопожатие, как у Фарвэлла, но мои ладони стали влажными от волнения. На стойке бара стояли два металлических бокала, наполненных шампанским. Краем глаза я увидел, что Фарвэлл выпил напиток до дна. То же самое сделал и я. Он потянул за конец моей бабочки, развязал ее, засунул в карман моего пиджака, а вместо нее повязал мне бабочку клуба Питта. – За Ханса Штихлера! – выкрикнул Фарвэлл. Затем он наклонился ко мне и сказал: – Теперь ты часть всего этого. Мужчины подняли свои серебряные бокалы и тоже выкрикнули мое ненастоящее имя, произнося его как «Штиклер». Но, несмотря на это, я был счастлив. Вечер прошел в ритме выстреливаемых из бутылок пробок. От лилий, стоявших в вазах у стены, исходил такой запах, что у меня разболелась голова. Мне стало интересно, кто оплачивает все эти напитки. Вокруг себя я видел лица мужчин, знакомых мне по университету, среди которых была пара боксеров. Иногда ко мне подходили пожилые мужчины, говорили что-то незначительное или интересовались, в каком колледже я учусь. – Ну, как обстоят дела с зайцами в этом году? – спрашивал один. – Кем работает твой отец? – спрашивал другой. – Увлекаешься ли ты конной охотой? – интересовался следующий, а затем еще долго рассуждал о преимуществах немецкой таксы. Джош обнял меня, но мне это совсем не понравилось. Он извинился за то, что забыл добавить кервель в винегрет, и сказал, имитируя небольшие удары в направлении моего лица, что мы в этом году размажем команду Оксфорда по стенке. – Бам, бам, бам, – произнес он. Я провел рукой по деревянной поверхности стойки, пока моя ладонь не коснулась места, в котором откололся кусочек лака. Чья-то рука схватила меня и потянула к двери, затем вниз по лестнице, на улицу, где в мои легкие тут же устремился холодный воздух. Это был Фарвэлл. – А теперь небольшая прогулка, – сказал он. Я вспомнил о морщинках, которые появлялись на лице моего отца, когда он смеялся. Мы отправились к колледжу Св. Джона. Привратник пропустил нас внутрь через ворота, ничего не спросив, словно знал Фарвэлла. Мы уселись на невысокую стену моста, ведущего через речку Кам. Я хотел рассказать ему об Алекс, но не знал, как начать. Она никогда не интересовалась мной, пока я ей не понадобился. Я врал ради нее, ненавидел это и не знал, сколько еще смогу это выдержать. – Ханс? Фарвэлл посмотрел на меня. Я словно спал с открытыми глазами. – Так ты присмотришь за Шарлоттой? – снова спросил он меня. – Мне казалось, что с этим прекрасно справится швед, – сказал я. Я был немного пьян. – Швед не один из нас. – Фарвэлл плюнул в воду. – Никогда не приводи ее в клуб. Я молчал. – А на следующей неделе тебе нужно будет приехать в Лондон. У меня будет гостить мой портной из Вены. Тебе нужен новый смокинг. У меня уже был смокинг за 89,99 евро, купленный через интернет-магазин «Алибаба» еще до того, как я отправился в Англию. Брюки на мне висели. Я был уверен, что этого никто не заметит. – Я бы с удовольствием приехал, но боюсь, я не могу себе этого позволить. – Тебе и не надо об этом беспокоиться. Он положил свою руку мне на плечо примерно так же, как сделал бы отец в разговоре со своим сыном. Но возможно, мне это только показалось. Я не был верующим человеком, но когда этой ночью возвратился в свою комнату и в одежде улегся на кровать, я попробовал помолиться: «Дорогой Бог, спасибо, что ты дал мне возможность встретить такого человека, как Ангус Фарвэлл». Я всю жизнь мечтал о том, чтобы у меня были друзья, мечтал принадлежать к какому-то сообществу, и вот теперь моя мечта сбылась, потому что я стал обманщиком. Алекс сказала, что мне следует раскрыть какое-то преступление в клубе Питта. Некоторые мужчины в клубе казались слегка странными, когда говорили о женщинах. Было такое ощущение, что их презирали. Но более странными, чем эти мужчины, были для меня женщины, которые это знали и все равно приходили на вечеринки клуба. Я не мог себе представить, чтобы Фарвэлл был замешан в чем-то таком, что касалось бы несправедливого отношения к людям. Мне показалось, что я не все сказал Господу, и поэтому добавил: «И пожалуйста, укажи мне правильный путь». Я лежал на матрасе и думал о прошедшей ночи, которая показалась мне очень хорошей, и о ночах, которые мне еще только предстоят. Одну ногу я опустил на пол рядом с кроватью, чтобы мир стал немного меньше кружиться. О болях в спине я совсем забыл. Джон В том, что ты живешь далеко, есть и свои плюсы, и свои минусы. Самый большой из минусов – проклятая дорога. Я несколько раз упал. Меня вырвало в чьем-то палисаднике прямо в куст. Это был самый настоящий приступ рвоты. Я мало чего съел, потому что должен был держать в норме свой вес, так что весь поток мягко вышел из моего горла. Рядом с кустом стоял терракотовый садовый гномик. Я взял его с собой и запел песню, которой научился у своей первой няни. Rond, rond, rond La queue d’un cochon. Ri, ri, ri La queue d’une souris[6]. Меня немного шатало, но в целом я чувствовал себя хорошо. Я был рад за Ханса, теперь мы точно станем друзьями, я уже ощущал эту связь. В последнее время я был одержим всеми этими дружескими делами. Если бы я не знал себя так хорошо, то принял бы сам себя за голубого. Но мне просто нравилось проводить с ним время, болтать о том о сем. Я хотел, чтобы он стал моим товарищем. Пару минут я сидел на скамейке и пел. А когда замерз, отправился дальше, думая о джине и о предстоящей битве с Оксфордом. Недалеко от своей квартиры я еще раз забежал в чей-то палисадник и расстегнул штаны. Суку, стоявшую в лунном свете у входа в дом и курившую сигарету, я не заметил. Моя струя угодила прямиком в пион, свой член я держал в руке и думал о том, что другие мужчины могут хорошо считать, хорошо играть на скрипке или хорошо говорить на французском. А я вот могу хорошо трахаться, думал я… и был доволен собой. Когда эта сука позади меня начала говорить, я так испугался, что потерял равновесие и упал прямо в пионы. – Я надеюсь, пионы не возьмут пример с тебя, иначе навсегда останутся крошечными, – произнесла она. Ее голос при этом звучал спокойно. Я подошел к ней, она смотрела мне прямо в глаза. Мне показалось это невежливым. У нее была короткая прическа, как у мужчины. – Убирайся с моего участка, – сказала она. Она попыталась увернуться, но я, несмотря на выпитые мной три литра шампанского, был слишком быстр и достал ее своим ударом слева, не сжимая при этом руку в кулак. Женщин не бьют кулаком. Бам! От удара такой силы она упала. Я не сказал ни слова, плюнул в ее сторону и ушел, не обернувшись. Ra, ra, ra La queue d’un gros rat[7].