4 – Постарайся, чтобы Зоман не увидел эту повязку, – сказала я после того, как болтливый тролль исчез за колоннами зала. – Он и не увидит, потому что больше не приходит сюда, – тихо проговорил Иоко. Он привалился к колонне, и его голова склонилась к моему плечу. Повинуясь внутреннему порыву, я обняла его за плечи и мягко уложила к себе на колени. – Тебе надо отдохнуть, – прошептала я, и мой Проводник не стал возражать. Он закрыл глаза, и я провела кончиками пальцев по его щеке. Теперь, когда он вспомнил свое прошлое и стал самим собой, у него начала расти борода. Вернее, не борода, а черная короткая щетина, которая теперь немного кололась. – Тебе надо побриться, – тихо проговорила я. – Знаю, – ответил Иоко, – раньше я делал это с помощью Посоха. А теперь не могу… – Жаль, я не пожелала безопасную бритву от «Джиллетт» через Шкаф Желаний. – Что это такое? – Удобное волшебное средство, не такое мощное, как Посох, конечно, но тоже ничего. Поверь, ты бы оценил. – Еще одна штучка из вашего мира? – Да, у нас много всяких классных вещиц. Это приспособление жужжит и быстро снимает со щек всю щетину. Не надо воды и мыла, а лицо после него становится гладким. Для этого просто нужно электричество, и все. – Что за слово ты произнесла? – Иоко приоткрыл глаза и повернулся ко мне: – Элек… это что-то волшебное? – Нет. Хотя, если уж говорить на вашем языке, это тоже своеобразная Сила жизни, только работает в нашем мире и доступна для всех людей, а не только для ангелов-хранителей. Все люди у нас пользуются электричеством, то есть электрической Силой жизни! – и я заулыбалась, довольная своим сравнением. – Даже бедные? – уточнил Иоко. – Даже бедные, – ответила я. – Тогда у вас хороший мир. – Лучше, чем Безвременье, – согласилась я. Запах тролличьей мази все еще витал в воздухе и даже как будто становился насыщеннее. Мне все сильнее чудились шелест ветвей и шум ручья. Глаза слипались, голова клонилась вниз, и приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы не уснуть. Иоко тоже клонило в сон. Мы оба устроились на плитах пола, но в зале как будто стало теплее от этого удивительного запаха. Нам было хорошо и уютно. Тяжелая голова Иоко грела мои колени, а сам он, вытянув ноги, упирался подошвами в соседнюю колонну. Его перебинтованная рука лежала на животе, он медленно, ровно дышал, и звук этого спокойного дыхания еще больше вгонял в сон, поэтому я задремала, уронив голову на грудь. И мне приснился мой мир: широкие асфальтированные улицы, толпы людей, гуляющих по гладким тротуарам. Никаких синих камней, трав и прыгающих хасов. А над людьми летали вороны: крупные, угольного цвета птицы с мощными клювами и умными глазами носились по небу словно черные молнии – молчаливые, бесшумные, зловещие. Вороны предрекали беду. Они уже знали о ней и тихо радовались тому, что мир людей обречен. Я сама шла по широкому тротуару и, задрав голову, смотрела в небо, разглядывая птиц, понимая, что, кроме меня, их никто не видит. Эти вороны недоступны человеческому взору, и услышать их никто не может. Беда близко, над самой головой, она готова напасть, неся в себе смерть и Безвременье. И тут я увидела Иоко, высокого, сильного и какого-то другого: более взрослого и зрелого. Он стоял в конце дороги, высоко подняв свой Посох и закрывая собой проход. В этот момент я поняла, что Иоко тоже видит птиц и способен с ними сразиться. Он готов оберегать мой мир, потому что на самом деле является Хранителем. Настоящим Хранителем. Я проснулась как будто от толчка. Мой Проводник по-прежнему спал, положив голову на мои колени, и его черные волосы касались моего локтя. Мягкие пряди, которые я так любила. Я провела по ним рукой, а затем прижалась губами ко лбу Иоко и услышала его тихий шепот. – Я тебя тоже люблю, Со… – пробормотал он. Мне было очень хорошо рядом с ним, тепло, уютно и спокойно. Я была почти счастлива и, наверное, глупо улыбалась, щурясь в темноте зала. Никто к нам не приходил и не прерывал нашего отдыха. Мы сидели только вдвоем, и я понимала, что бесконечно влюблена в Иоко. В его низкие черные брови, изогнутые губы, маленькую ямочку на подбородке, необыкновенно синие красивые глаза. И, наверное, я полюбила его не только за красоту, ведь Дан, его брат, тоже был прекрасен. Мне понравились та близость, что возникла между мной и моим Проводником, доверие и спокойствие, накрывавшие меня в его присутствии. Я вспоминала, как Иоко пек рыбный пирог в первом убежище, каким он был странным и непонятным. Тогда я терялась в догадках и не могла уяснить, как к нему относиться: бояться или жалеть его? Но сейчас я знала, кем на самом деле являлся мой Проводник. Я сама была его Спутницей, и нас связывали длинные синие дороги и общая миссия. Нас связывало очень многое, а такую связь трудно разрушить. Я еще раз провела по волосам Иоко, и тут наше уединение нарушил тролль. Бдук умел появляться неожиданно и выскакивать из темных углов как черт из табакерки. – Зоман очищает кисти от краски. Он закончил твой портрет, София, и хочет его показать. Хватит ворковать, голубки. Иоко пусть спит, ему все равно нечего делать, а ты, Госпожа, торопись. Не надо, чтобы мертвяк догадался, куда ты наведываешься в свое свободное время. Путь думает, что ты спишь в своей кроватке. И мне пришлось оставить своего Проводника. Ведь он пока находился в плену черного зала с колоннами, а договор все еще был написан на листе старого волшебного Дерева… Глава 31 1 Мертвяк действительно нарисовал меня: на большом холсте, масляными красками. Он позвал меня вниз, и когда я спустилась в зал портретов, то в центре, на самом видном месте, увидела творчество мертвяка. Странная это была картина – хаотичные мазки, набросанные на холст как попало: ярко-красные, оранжевые, желтые, алые и фиолетовые. В этом хаосе красок явно просматривались мои глаза, выразительные, большие, серые, с черными длинными ресницами, крепко сжатые и слегка искривленные в усмешке губы, изогнутые брови, рассыпанные по плечам волосы и мое пятно. Да, родинка тоже присутствовала на рисунке. Темно-каштановые мазки походили на тень от вороньего крыла и почти сливались с волосами, скрывавшими щеку. Может, со стороны было и непонятно, но я точно знала, что это Отметина. Ведь Зоман изобразил Отмеченную. – Теперь и ты займешь свое место в галерее достойных, – довольным голосом проговорил мертвый предок, приблизился ко мне, поднял мой подбородок и довольно улыбнулся. – Ты славная, очень сильная девушка и со всем справишься, не сомневайся. У тебя уже многое получается. Сильные всегда побеждают, помни об этом, София. Сегодня я хочу преподать тебе еще один урок. Зоман подвел меня к дальнему углу зала, где висели маленькие портреты, на одном из которых я с удивлением узнала садовника. Магум-Масам был нарисован совсем молодым. В смешных, широких штанах на лямках, широкой серой рубахе и соломенной шляпе, он действительно походил на деревенского парня – для полноты образа не хватало только лопаты. – Это садовник, славный парень, который когда-то возделывал здешний сад, – пояснил Зоман. – Правда симпатичное лицо? Его любили все девушки в округе. Но ни одна ни за что не вышла бы за него замуж, по доброй воле, конечно. А теперь посмотри сюда. Кто это? Зоман сделал пару шагов и остановился перед большой, внушительной картиной, изображавшей огнедышащего дракона с жуткой пастью и налитыми кровью глазами. – Дракон, – спокойно ответила я. – Ты видишь дракона, но если вспомнишь мой первый урок, то задумаешься, прежде чем озвучить свое мнение. Этот мир – не то, чем кажется, за видимым скрывается невидимое. Ты думаешь, что парень в шляпе – добряк и работяга, но на самом деле он – жуткий дракон, которого опасается вся округа, чудовище, пожиравшее молодых девушек и охотившееся на маленьких детей из соседних деревень, охранявшее Дерево-портал. – Садовник ел детей? – не поняла я. – Потому что был драконом. Превращаясь в рептилию, человек утрачивает свои человеческие свойства и становится чудовищем. Здесь ничего не поделать, за могущественной магией скрывается ее обратная сторона. И только когда внешность человека начнет отражать его внутреннюю суть, в мир Безвременья придет гармония. А пока… пока, София, берегись подобных чудищ. – Я превратила его в человека, – сказала я и тут же пожалела: к чему сообщать об этом мертвяку? – Когда? – тут же осведомился Зоман. – Как только попала в Злые земли. Дракон поджидал меня на камне. А когда стал человеком, просто взял и ушел. И, честно говоря, он не показался мне страшным. – Это невероятно, София! – воскликнул Зоман и воздел руки к небу. – Ты невероятна и сама не представляешь, насколько! Просто взяла и разрушила древнее могущественное волшебство, без всякого обучения, не имея необходимых знаний, пользуясь лишь своей интуицией… Ты – редкий, неограненный бриллиант! Пойдем, моя дорогая, сегодня нас ждет необыкновенное угощение. 2 Зоман действительно меня удивил. На столе стояли два деревянных подноса с пиццей, три большие вазочки с мороженым и одна – с шоколадными конфетами. – Сладкий завтрак – так это называется в вашем мире? – уточнил Зоман, а я лишь усмехнулась. Мне приятно было есть нашу еду, ту, по которой я успела соскучиться за столько дней и ночей, проведенных в Мире Синих Трав. Наверняка Иоко тоже понравятся пицца и конфеты. Жаль, что мороженое не сохранится и растает, его придется съесть самой. Решив так, я с удовольствием положила себе несколько разноцветных холодных шариков. Я думала, что Зоман снова начнет свои длинные, нудные рассуждения, но мертвяк молчал. Чему-то довольно улыбался, наблюдал, как я поглощаю пиццу, и слегка постукивал по столу своими длинными пальцами, напоминающими паучьи ноги. Зоман действительно походил на старого паука с коричневыми блестящими глазами и подвижными конечностями. Временами мне казалось, что я – всего лишь его жертва, мушка, запутавшаяся в паутине, и мой палач уже приготовился вонзить в меня жало. Он подбирается все ближе и ближе, раскрывает пасть, и с его белых острых зубов капает ядовитая слюна… Вздрогнув, я чуть не уронила кусок пиццы на чистую белую скатерть. Что за глупые мысли? Торопливо вытерев руки о штаны, я подскочила и принялась накладывать в пустую тарелку пиццу и конфеты. – Возьмешь к себе, в мансарду? – тут же спросил Зоман. – Конечно.