– А кто даст нам столько детективов? – Ричи попала в точку, он ломал над этим голову с того самого момента, как оценил размер списка, который дал ему Уэдделл. – Буду просить у Дэгвуда, помоги мне, господи, – ответил Маклин. – А после этого мне будет совершенно необходимо что-нибудь выпить. Паб закрылся раньше обычного. В конце концов, это был канун Рождества. Не приходилось ожидать, что персонал захочет работать до глубокой ночи. Не то чтобы самых стойких гуляк прямо уж насильно выставили на холод, все было вежливо, но дела не меняло. Они стояли кружком и обсуждали, куда теперь отправиться, и наконец решили, что лучше всего – по домам. Ворчун как-то умудрился поймать такси и забрался туда вместе с Ричи и еще двумя констеблями. – Вас тоже подбросить, сэр? – спросил он. Маклин посмотрел на четверку и понял, что больше всего хочет остаться один. – Спасибо, я, пожалуй, пройдусь. До завтра, ребята. Не забудьте, оперативка в девять. Проводив взглядом перегруженное такси, которое, чихая, полезло в горку, он сгорбился, чтобы было теплей, и пошел домой. Ночь выдалась темной, бриз гнал прямо над головой низкие тучи. Видимо, скоро будет дождь, а то и снег, но Маклин, не слишком твердо шагавший по тротуару, думал о другом. Все его мысли занимал запутанный клубок обстоятельств, в котором смерти Одри Карпентер и Кейт Маккензи переплетались с Дональдом Андерсоном, с безумными теориями из книги Джо Далглиш, с Мэттом Хилтоном и, казалось, надежно спрятанными в глубине души мыслями, которые психиатр вытягивал из Маклина во время сеансов. Горестно вздохнув оттого, что все так сложно, Маклин повернул за угол к своему дому и сунул руку в карман за ключами. После чего застыл на месте и даже потряс головой, ожидая приступа головокружения от злоупотребления алкоголем. Но нет, в голове легонько шумело, однако это было совершенно обычное ощущение от стаканчика-другого после работы. Тем не менее его каким-то образом занесло к выгоревшему остову его старого дома в Ньюингтоне. 37 На улице было тихо, но вовсе не безлюдно. Пока Маклин стоял, разинув рот, мимо прошло довольно много горожан, большей частью – взявшиеся за руки парочки. В окошках вокруг, украшенных рождественскими фигурками и надписями, сверкали и подмигивали веселые огоньки; даже из-за тяжелых штор, опущенных на некоторых окнах, чтобы сохранить тепло, пробивался свет. Темным оставалось лишь здание прямо перед ним. Строительные леса прилипли к его стенам, подобно плющу, совсем удушившему дерево, заградительная лента хлопала на ветру. Окна первого этажа заколотили досками, но наверху, где раньше была его квартира, сквозь пустые глазницы оконных проемов виднелось ночное небо. С самого пожара он даже не приближался к бывшему дому; огонь не оставил от его пожитков ничего, за чем бы стоило вернуться. Он перешел дорогу, приблизился к входной двери, с которой пузырями отслаивалась краска. Панель домофона все еще держалась на стене, но кнопки больше не светились. В рассеянном сиянии уличных фонарей он с трудом разбирал имена на табличках, сверху вниз: Маклин и Саммерс, Шин, Полсон, треснувшая и поцарапанная табличка, бумажный вкладыш под которой раз за разом меняли студенты, две пустые таблички съемных квартир, Маккатчен. Не отдавая себе отчета, он вытащил ключ и повернул его в замке. Успев удивиться, что на дверь не повесили накладной замок, и еще больше – что она отворилась перед ним. За дверью словно открылся иной мир. Виднелись следы работы строителей, которые продолжали очищать здание от обломков и укреплять сохранившийся каркас. Под ногами Маклина были давно знакомые плиты каменной кладки, а над головой – совершенно незнакомые тучи. Дверь за спиной закрылась, уличный шум исчез, и Маклин оказался полностью отрезан от реальности. Он прошел по коридору до каменной лестницы, которая, как и прежде, широкой спиралью поднималась наверх. Стальные поручни срезали, но он не обратил на это внимания. Впервые на его памяти на лестнице не пахло кошачьей мочой, теперь запах представлял собой влажный букет из золы и плесени. Стараясь не отступать далеко от стены, он поднялся на второй этаж. Каменные плиты над его головой, опирающиеся на стены коридора и лестничной клетки, по-прежнему держались на своем месте. Он находился в самой сердцевине здания, нетронутой огнем, от квартир же справа и слева мало что осталось. Еще один лестничный пролет. Он стоял у двери собственной квартиры. Вот только самой двери – он еще помнил, как был горд собой, когда наконец ошкурил и перекрасил ее, – уже не было. Пустой проем, приглашающий к смертельному прыжку. Потолок исчез, наверху свистел ветер, донося слабые отголоски уличных звуков. Маклин не обращал на них внимания, он стоял у порога, не имея возможности войти, и вспоминал, что здесь было раньше. Полированный деревянный пол, слегка рассохшийся и скрипучий. Вешалка у входа в ванную. Чулан с причудливой конструкцией потолка, позволявшей уличному свету проникать внутрь. Дверь направо, на кухню, выходившую окнами на крошечный неухоженный садик за домом. Рядом – его спальня, где он хранил весь свой гардероб; запонки остались от отца, свадебное фото в серебряной рамке на комоде – от матери. Еще три комнаты окнами на улицу. Вторая спальня, где в самое тяжелое время после развода нашел пристанище Ворчун; до него спальню занимал Фил, его лучший друг, они тогда делили квартиру. Следом кабинет – шкафы, набитые бессмысленной перепиской и прочей дребеденью, компьютер, который он почти никогда не включал, полки с книгами, которые он уже никогда не возьмет в руки. И наконец гостиная. Резной потолочный бордюр, камин, широкое створчатое окно. Встроенный шкаф – он снял с него дверцы и расположил внутри в строгом алфавитном порядке свою коллекцию звукозаписей. Удобное кожаное кресло, доставшееся ему практически даром на распродаже подержанной мебели. Усилитель с колонками – этот, напротив, безумно дорогой. В нем проснулись воспоминания о прожитых здесь счастливых днях. Здесь был его дом. Он как наяву слышал голос Фила, не в лад распевающего песни в ванной; видел студенческую компанию, под красное вино на кухне глубокомысленно рассуждающую о перспективах когнитивной терапии и о том, кто именно виноват в распаде любимой рок-группы. Он видел, как Керсти, завернувшись в полотенце, выходит из его спальни и босиком шлепает в гостиную, чтобы включить музыку. Она ставит что-то классическое – он не может с ходу распознать, что именно, – возвращается к спальне. Полотенце падает на пол, обнаженная Керсти шагает за дверь, в темноту. И он видит ее на кровати. Ни одеяла, ни простыни, только грязный старый матрац, из протертых углов которого торчат острые пружины. Ее руки прикованы наручниками к спинке кровати в страшно неудобной позе, ноги раздвинуты – любители порнографии дорого дали бы за такой возбуждающий кадр. Грудь не движется, кожа бледная, как луна в декабре. Разметавшиеся волосы, как огромный траурный нимб. От накатившего головокружения Маклин чуть было не рухнул в бездну за порогом. Он ухватился за обгорелые остатки косяка, почувствовал, как дерево крошится и подается под его весом. Инстинктивно отшатнувшись, он упал на бок и откатился назад, оказавшись в опасной близости от отсутствующих ныне перил. Маклин ползал по лестничной площадке, пока не нашел твердую опору в виде стены. Здесь он свернулся в клубок, прижав колени к груди, и попытался изгнать из головы чудовищное видение. Было слышно, как где-то вдали всхлипывает маленький мальчик. Он не сразу понял, что плачет он сам. 38 Рождественским утром в управлении стояла тишина, словно в церкви. Маклин чуть не опоздал. Он не очень хорошо себя чувствовал, хотя было ли тому виной вчерашнее пиво или шок от посещения пожарища, сказать трудно. В любом случае, он еще способен работать в таком состоянии. По сравнению с ним констебль Макбрайд смотрелся раз в десять хуже. Маклин обнаружил его сгорбившимся за столом и устало глядящим в ноутбук. – Доброе утро, констебль. С Рождеством! – Маклин постарался произнести это негромко, но юный констебль все равно поморщился при звуке его голоса: – Было бы с чем поздравлять, сэр. Призадумавшись на мгновение, Маклин согласился: – Тоже верно. Он взял стул и присел рядом с констеблем. – Разве вы вчера из паба не по домам отправились? Макбрайд медленно повернул голову – бледный лоб покрывала испарина – в его сторону: – Я собирался, сэр, но Кер… сержант Ричи зазвала нас в гости. Сказала, что ей нужна помощь, чтобы прикончить бутылку текилы. Кто ж знал, что она ее даже еще и не начинала! Маклин с ходу не сообразил, обижаться ему, что остался за бортом импровизированной вечеринки, или благодарить судьбу, но обдумать этот вопрос не успел. Дверь распахнулась, и предмет его раздумий появилась на пороге с подносом кофе. Как всегда, Ричи выглядела подтянутой и аккуратной; если она и пила вчера текилу, это было незаметно. – Вы уже здесь, сэр? С Рождеством! – Ричи улыбнулась и поставила поднос на стол. Помимо кофе на нем был и бумажный пакет, и Маклин изумился – неужели рано утром в Рождество где-то можно купить завтрак? Или она приготовила на всех у себя дома? Впрочем, какая разница, сразу же решил он, как только Ричи развернула пакет и оттуда запахло жареным беконом. – Только не говорите, что там не хватит на всех! – воскликнул он умоляюще. – Не беспокойтесь, сэр, можете взять мою порцию, – вмешался Макбрайд, побледневший еще больше, когда Ричи протянула ему кофе и раскрытый пакет. – Спасибо! – Маклин схватил добычу и отвернулся в сторону от Макбрайда, чтоб совсем не доконать беднягу. – А Ворчун уже здесь? – Он в столовой, вместе с констеблем Джонсоном собирает остальную группу. Но мы можем начать и без них. – Ричи вернулась к столу и взяла с него стопку листков. – Я разбила список на две части. Сотрудники, которые постоянно работают с хранилищем, где были ключи, и все остальные. Маклин быстро просмотрел первый список, радуясь, что он оказался не таким уж и длинным. – Отлично. Делимся на пары, – распорядился он. – В каждой – один детектив и один полицейский констебль. Повезет, так к обеду всех опросим. – А если кого-то не застанем? – уточнила Ричи. – Вернемся завтра. – А если они потребуют не портить праздник? – Это уже Макбрайд, который сжимал в руках дымящийся бумажный стаканчик с кофе и жадно втягивал носом пар. – Скажешь, что если кто здесь и на работе, так это не они. Ко второму адресу из пяти в его собственном списке Маклин уже начал жалеть, что не отправился в одиночку. Поверить, что констебль Сандра Крегг – настаивавшая, чтобы он звал ее Сэнди, – сумела некогда сдать на права, не говоря уже о более серьезных экзаменах, без которых не допускают к управлению полицейским автомобилем, было крайне сложно. Хорошо еще, что машины вокруг попадались сравнительно редко, поскольку она ни на секунду не закрывала рта, постоянно отрывая взгляд от дороги, чтобы посмотреть на Маклина, а руки – от руля, чтобы жестикулировать. Беседой это назвать было трудно, подобный термин предполагает наличие двух собеседников. Непрерывный монолог констебля Крегг в основном подпитывался раздражением из-за того, что приходится работать в Рождество, хотя она также не могла не согласиться, что и сверхурочные не помешают, особенно учитывая, что Кевин в очередной раз без работы, а тут изволь и семью кормить, и ипотеку выплачивать, да и цены ниже не становятся. Маклин старался пропускать большую часть мимо ушей, готовясь к тому, что сейчас очередному человеку придется подпортить праздничное настроение. Вообще-то, нельзя было не признать, что ситуация не совсем обычная. Уже десятое, – нет, одиннадцатое, – Рождество подряд он встречал на работе. Прихватывая и следующий день, тоже выходной. В эти дни он привык в одиночку, реже – с кем-то из коллег, разбирать накопившиеся завалы служебных бумаг. Иногда, как и сейчас, текущее расследование требовало немедленных действий. Чаще всего приходилось выезжать на свежее место преступления. Сегодня же он должен быть посетить пять домов, пять семей, встречающих Рождество, какой бы там смысл ни вкладывался в это слово в наши дни. И в каждом из домов, пусть даже его обитатели и не имеют ничего общего с Дональдом Андерсоном, Одри Карпентер и Кейт Маккензи, праздник станет чуть менее радостным. Даже простое появление полицейского на пороге омрачит остаток дня. Тем более такого дня, как сегодня. Маклин чувствовал себя Санта-Клаусом наоборот. Человек по имени Мэтью Пауэлл, которого они только что опросили, явно был не тем, кто им нужен, настолько он был поглощен своими детишками и красавицей-женой. Может быть, следующий, Майк Эйр, окажется лучшим кандидатом. При условии, что убийца – один из сотрудников «Карстерс и Уэдделл». Дверь дома номер пятнадцать по Мэйден-авеню открыла пухлая краснолицая женщина средних лет с седоватыми волосами. На ней был полосатый зеленый передник, а в руках она, словно дубинку, сжимала большой деревянный черпак. Разглядев униформу Крегг, женщина устало опустила плечи: – Что он опять натворил? В голосе слышалась смесь гнева и покорности судьбе. – Вы миссис Эйр? – Маклин постарался не выдать удивления. Беседа началась не совсем так, как он предполагал. – Я. – Мы хотели бы побеседовать с Майклом Эйром. Выражение на лице миссис Эйр переменилось, теперь это было явное изумление: – С Майком? Не с Питером? – С Майком. Это ведь он работает в юридической фирме «Карстерс и Уэдделл»? – А Питер ничего нового не наделал? – Ничего такого, о чем я был бы в курсе. Так Майк дома?