– Так чем твой рейд-то закончился? – продолжил Лэнгли с живым интересом в голосе. Маклин чуть было не поверил, что ему ничего не успели доложить. Он пожал плечами: – Пока еще неизвестно. Подождем, что скажут криминалисты. По результатам рейда им есть над чем поработать. – О да, мне именно так и сообщили. – Лэнгли поскреб ногтем кончик носа, потом уставился на палец с таким видом, как будто решал, не облизать ли его. Впрочем, в результате ограничился тем, что вытер ноготь о пиджак. – Боссу, кстати, тоже. – Взгляд Лэнгли метнулся через плечо Маклина в сторону открытых дверей. Маклин почувствовал, что температура в комнате упала на пару градусов. Гул голосов смолк. – Черт побери, Маклин, где тебя носило? Мне делать больше нечего, как тебя искать! Маклин повернулся, чтобы встретиться лицом к лицу с наименее симпатичным из своих сослуживцев, старшим инспектором Чарльзом Дагвидом, более известным как Дэгвуд – так его называли за глаза, по имени персонажа комиксов. На этой неделе Дагвид носил коричневый костюм, если это слово можно было применить к изделию из дешевого полиэстера, вытертому на локтях и манжетах. Долговязый Дагвид больше напоминал школьного учителя, чем полицейского инспектора. Причем из той породы учителей, что не прочь поиздеваться над отстающими учениками и одним своим видом вызывают в школьниках неосознанный протест. Клочковатые рыжие с проседью волосы, бледная неровная кожа лица, впрочем, багровевшая от гнева по малейшему поводу и безо всякого повода, тощая неуклюжая фигура, огромные руки с длинными узловатыми пальцами – он напоминал Маклину орангутана, наряженного в пиджачную пару. Только орангутаны все-таки будут подружелюбней. Постарайся не горячиться. Хоть какое-то время. – Разрешите напомнить, сэр, я вам докладывал, что хотел бы проверить сообщение моего информатора. Сами знаете, сколько мы сил уже положили, выслеживая эту шайку. Я решил не терять ни минуты, чтобы не дать им шанса опять уйти у нас из-под носа. – Ну и как успехи? Надо полагать, наркоторговцы уже сидят по камерам и плантациям марихуаны в Эдинбурге положен конец? – издевательски оскалился Дагвид. – Ты ведь в инспекторах без году неделя, я ничего не путаю? – Вообще-то, меня повысили почти год назад, и я не понимаю, какое это имеет отношение… – А такое, Маклин, что здесь есть люди, которые соображают в расследованиях чуть побольше твоего! Даже Лэнгли, и тот в свое время отправил за решетку дилера-другого. А не знаешь ли ты случайно, что самое важное в работе любой следственной группы, а? Тебя ничему такому не учили, а? – С каждым «а?» Дагвид делал шаг в сторону Маклина и наконец навис над ним, извлекая максимальное преимущество из своего роста. – А самое важное – и есть группа! – С этими словами Дагвид ткнул Маклина в грудь ногтем, облупленным и желтым от многолетнего контакта с сигаретами. – Группа! И если это действительно группа, никто в ней не отправляется в рейд с утра пораньше, не поставив остальных в известность! А ты что учинил? Похватал кого придется – и вперед, шашки наголо! Маклин хотел возразить, даже открыл было рот, но тут же снова закрыл – его уколола мысль, что доля правды в словах старшего инспектора все же имелась. Другое дело, что и группу он не то чтобы совсем проигнорировал, поскольку инспектор Лэнгли тоже присутствовал на оперативке в шесть утра, перед самым рейдом. И было бы справедливо, если бы тот пришел сейчас ему на помощь, вместо того чтобы незаметно отступить к установленным посреди комнаты компьютерам и сделать вид, что бесполезная информация на мониторах внезапно очень его заинтересовала. – Ну и какими результатами ты похвастаешься в качестве оправдания? – полюбопытствовал Дагвид, нетерпеливо засунув руки в карманы. Почти сразу же он извлек оттуда мятное драже подозрительного желтоватого оттенка, стряхнул с него пару крошек (Маклин в глубине души понадеялся, что это всего лишь табак) и отправил в рот. – На чердаке дома, на который указал информатор, мы обнаружили лампы и гидропонное оборудование, – ответил Маклин, после чего перешел к подробному докладу об утренних событиях. Редкий случай, но Дагвид его не перебивал – вероятно, наслаждался своим мятно-табачным драже. Наконец он принялся ковыряться в зубах желтым ногтем, а потом еще какое-то время изучал то, что удалось извлечь изо рта, прежде чем резюмировать: – Так, значит, сейчас наши криминалисты ковыряются в двух десятках мешков гнилого дерьма. И ты сам говоришь, что плантация давно заброшена. – По крайней мере мы знаем, что наша шайка была там, – попытался улыбнуться Маклин. – Да мы и так знаем, где она была! У нас, Маклин, десяток мест по всему городу, где они уже успели побывать! – Дагвид махнул своей лапищей в сторону полицейских за компьютерами, старательно молотящих по клавишам и близоруко вглядывающихся в мониторы. – Ты так можешь находить мне место за местом, где они были! А я хочу знать, где они сейчас! – Я понимаю, сэр. Но… – Да не желаю я ничего слышать! Уже наслушался! Можно подумать, мне мало этого чертова Лэнгли, который блеет над ухом весь день, как овца в течке. Я включил тебя в следственную группу по совету суперинтенданта Макинтайр, она почему-то решила, что от тебя будет толк. – Дагвид сморщился, как будто одной мысли о его непосредственной начальнице было достаточно, чтобы окончательно испортить ему настроение. – Может, ее твоя честная физиономия и впечатляет, но не меня! – Если вы не нуждаетесь в моей помощи, сэр, то у меня и без вас хватает работы. Начать с того, что мы так и не успели выяснить, кто стоит за поджогами тех старинных зданий. – Маклин почувствовал в своем голосе нотки, больше подобающие дерзкому школьнику перед лицом учителя, но брать свои слова обратно было уже поздно. Дагвид мгновенно ощетинился и побагровел, подобно потревоженному осьминогу: – Ну и вали отсюда! – Он начал срываться на крик. – Давай, Маклин, лови своего несчастного поджигателя! А настоящую работу оставь тем, кто в ней хоть что-то понимает! 5 – Ничего себе! Да тут как в театре! Он стоит в огромном вестибюле и смотрит, задрав голову, в широченный лестничный пролет, заканчивающийся окошком высоко вверху. Глядя с улицы, он решил, что это многоквартирный дом, но похоже, что все здесь принадлежит единственному владельцу. – Впечатляет поначалу, а, парень? – Инспектор Малкольм «Мак» Дуф выбирается из своего плаща. Сержант Нидхэм плащ уже снял и бросил на потертый стул у дверей. – Добро пожаловать в мое не сказать чтобы убогое жилище, – объявляет Нидхэм. – Жилище моего отца, если быть точным. – Не знал, что патрульным сержантам столько платят. – Не раскатывай губу, констебль, – хохочет Нидхэм. – Нет, конечно. Нидхэмы живут здесь с незапамятных времен. Пошли, устрою бесплатную экскурсию. Дом чем-то похож на тот, в Брейд-Хиллз, где живет его бабушка, хотя, по правде сказать, бабушкин по сравнению с этим маловат. Но ощущение то же самое – дом, которому не хватает обитателей. Большинство комнат – пустые, холодные, волглые. По-настоящему тепло лишь на кухне, там огромная плита и длинный стол из простого дерева. На кухне экскурсия и заканчивается – как и положено, чаепитием. – Знаю, ты хочешь спросить, почему я привел тебя сюда. – Дуф усаживается во главе стола, хотя он и не у себя дома. – Просто у Ниди полно места, и ни детей, ни жены, никто не мешает. Сам знаешь, как оно бывает в управлении – такая кутерьма, что не слышишь своих собственных мыслей. Так что неофициально мы собираемся здесь. – Для чего? – Он должен задать вопрос, хотя подозревает, что ответ ему уже известен. – Чтобы вести расследование по делу Рождественского маньяка. – Глаза Нидхэма горят необычным огнем. – Мы охотимся за этим уродом восемь лет. То, как ты разобрался с делом Проберта, всех здорово впечатлило. А теперь попробуй-ка решить головоломку посерьезней. 6 За распахнутой дверью следственного отдела раздался взрыв хохота. Маклин, в чьих ушах до сих пор стоял звон от ругани Дагвида, замешкался на пороге. В разносе от начальства и так-то мало приятного, а тут еще осознание, что на этот раз ты действительно обделался и получил по заслугам. Да чего стоило одно только чувство, что старший инспектор в кои-то веки прав! Веселая компания Маклину сейчас определенно была ни к чему. Вот только перспектива забиться в свой крошечный кабинет и копаться там в ведомостях сверхурочных и прочей ерунде, которую дежурный сержант счел возможным перепасовать самому молодому из инспекторов, была ничуть не лучше. Маклин глянул на часы – может, домой? Да нет, рановато, даже с учетом того, что на работу он сегодня пришел задолго до рассвета. Ну что ж, в конце концов у него еще куча толком не начатых следственных дел, тут-то он душой не кривил. А уж если начинать работу, так с архива – тем более что там ему о сегодняшнем фиаско никто не напомнит. Уродливое здание полицейского управления проектировала целая комиссия, причем в семидесятые, когда в моде был бетон без излишних украшений. Но, как и большинство зданий Эдинбурга, оно было построено на старом фундаменте, в данном случае – оставшемся от полицейского участка викторианских времен, так что подвальные помещения имели мало общего с самим зданием. Спустившись по каменным ступеням, истертым посередине башмаками бесчисленных правонарушителей, ты попадал в другой мир. Арки в проходах кирпичных стен, выкрашенных многими и многими слоями белой краски, идеальной формы – каменщикам прошлого явно было чем гордиться. Маленькие, без окон, комнатки когда-то служили одиночными камерами. По нынешним стандартам для задержанных они не годились, так что их отвели под архивные дела и вещественные доказательства. В одной из каморок разместился кабинет, из которого сержант Джон Нидхэм управлял своим подземным царством. Маклин тихонько подошел к двери кабинета. Не то чтобы подкрался, просто само это место требовало тишины, как собор или склеп. Дверь была открыта, за ней горел свет и слышались звуки, которые мало с чем можно спутать – звуки, которые издает мужчина, изо всех сил старающийся не разрыдаться. Маклин осторожно заглянул внутрь и увидел спину сержанта – тот мелко трясся, уронив голову на стол. – Ниди? Всхлипы мгновенно прекратились, как будто щелкнули выключателем. Нидхэм повернулся к нему, массируя руками красные от слез глаза в попытке сфокусировать взгляд. – Кто еще? Ах, это вы, сэр… Маклин вспомнил, как совсем недавно справлялся о здоровье Нидхэма-старшего. Хоть это почти и не проявлялось внешне, отец и сын были очень близки, как это бывает в семьях, лишенных женского тепла. Так что гадать не приходилось. – Отец умер? – Два часа назад. – Ниди шмыгнул носом, вытянул из кармана брюк измятый носовой платок, высморкался, потом уголком промокнул глаза. – Эх, бедолага. Его должны были оперировать, но когда хирург сделал разрез и увидел опухоль, сразу стало ясно, что уже поздно… – Ниди, мне очень жаль. Честное слово, очень. Он был отличным полицейским. – Это точно, отличным. Хотя иной раз – просто старым ворчуном. – Ниди безуспешно попытался улыбнуться и посмотрел куда-то через плечо Маклина, который тоже обернулся. Часы на стене показывали полшестого. – Уже поздно, сэр, давайте займемся вашим делом. Маклин смотрел на Нидхэма и вспоминал того сержанта, который то отдавал ему одно распоряжение за другим, то медленно и обстоятельно объяснял азы следственной работы много лет назад, когда Маклин только начинал. Ниди был хорошим следователем, вдумчивым и внимательным к мелочам. Кое-кто мог бы назвать такую внимательность маниакальной – но не Маклин. В некотором роде они были друзьями, пусть и не самыми близкими. А что требуется от друга в такой момент? – Дело подождет, там ничего особо срочного. Давай-ка лучше выберемся отсюда куда-нибудь. Может, пива выпьем? По-моему, нам обоим не помешало бы. – Забавно, сэр. Я всегда думал, что вы предпочитаете нефильтрованное. Ниди ждал его в кабинке, словно позаимствованной из дешевого гангстерского фильма, сидя на обтянутой кожзаменителем скамейке и сложив руки на пластиковой поверхности столика «под дерево». Маклин поставил на столик два бокала сильногазированного пива – чуть ли не единственного бочкового, которое в этом заведении еще можно было пить, – и с трудом протиснулся на сиденье напротив. – Больше ничего пристойного не нашлось. Он пододвинул Ниди тот бокал, что почище. Хотя «почище» было громко сказано. Кроме близости к управлению, других достоинств за пабом не числилось. Ниди поднял бокал, подчеркнуто не обращая внимания на колечко засохшей грязи посередине. – Светлая память Эстер Маклин! – И Тому Нидхэму, – отозвался Маклин, поднимая свой бокал. Они выпили, и за столом повисло гнетущее молчание. Первым нарушил его Ниди. – А у вас это как долго было? Ну, у вашей бабушки… Понимаете, да? После того, как у нее… – Ровно полтора года. Плюс-минус пару дней. – Господи! И как вы столько продержались? – Да сам не знаю, но как-то вот пришлось. А что еще оставалось?