– Пристегнем его к кровати. Ни к чему рисковать. Маклин растирал запястья, морщась от боли, которая пронизывала руки до самых кончиков пальцев. Рукава рубашки были в крови, и он никак не мог решиться закатать их, чтобы визуально оценить ущерб от подсвечника Ниди. Во всяком случае кости не перебиты, в этом он более или менее уверен. Но боль адская. Ричи схватила один из наручников, которыми была прикована Эмма, и защелкнула его на запястье Ниди. Тот не возражал, пытаясь в этот момент вдохнуть воздуха в перерыве между приступами рвоты; если не считать глаз как у панды, его лицо сейчас представляло собой сплошную опухшую красную маску. Ричи защелкнула другое кольцо наручника на раме кровати и нагнулась, чтобы поднять Эмму. – Не надо, я сам. – Маклин взял Эмму на руки, удивившись, какая она все-таки легкая. Она все еще была без сознания, и Маклин, шагая через часовню, заметил, что волосы Эммы в крови. Очевидно, Нидхэм ударил ее по голове, но почему? Что он там такое успел выкрикнуть? Что над ним издеваются прямо в глаза? – Блин! Это же я сам! – Простите, сэр? – Это же я ей рассказал про Тришу Любкин и про сломанный нос! – Маклин без труда нарисовал в своем воображении сцену, разыгравшуюся в подземном царстве Ниди. – Когда Эмма увидела его вчера утром, она, скорее всего, отпустила какую-то шутку на этот счет. Ниди ее и оглушил, чтобы она больше никому не рассказала. – Вот черт! Если она без сознания целые сутки… – Ричи не закончила фразу. В этом не было особой нужды. Эмму следовало срочно доставить в больницу, и даже сейчас уже могло быть слишком поздно. Ричи отодвинула засов на входной двери, в коридор хлынул свет. Пошатываясь, Маклин вышел наружу с Эммой на руках. Ему казалось, что он провел под землей несколько часов, хотя в реальности прошли считаные минуты. Он отнес Эмму к машине, с неудовольствием заметив, что подкрепление так и не подоспело. Кожа Эммы была белой, как облачное небо, и вдвое холодней, чем морозный воздух. Каким-то образом ему удалось открыть пассажирскую дверь «альфы», он аккуратно усадил Эмму в кресло и откинул спинку назад до упора. На заднем сиденье валялось покрывало, оставленное там еще бабушкой. Он завернул Эмму в покрывало – помимо прочего, он боялся, что она потом станет стесняться, – перебежал на другую сторону, завел мотор и включил обогреватель на полную мощность. Когда Маклин вылез из машины и собирался закрыть за собой дверь, чтобы не выпускать тепло, подошла Ричи. Она все еще нетвердо держалась на ногах после удара по голове. Тем не менее в руке она сжимала телефон. – На шоссе групповая авария, с движением в обе стороны полная задница. Я вызвала подкрепление из двух ближайших участков и срочно потребовала вертолет скорой помощи. – Молодец, сержант… Керсти. Спасибо! – Рада стараться, сэр, – ответила Ричи и тут же рухнула на колени. Прежде чем она распростерлась на земле, Маклин подхватил ее и усадил на водительское сиденье. – Боюсь, сэр, вести машину я вряд ли смогу, – слабо улыбнулась Ричи. – Просто полежите здесь, в тепле. И приглядывайте за Эммой. Я пойду вниз и займусь местом преступления. Когда прибудет подкрепление, скажете им, где меня искать. – И он мягко прикрыл дверь. Маклин торопливо спускался по ступенькам к часовне. Воздух в подвале был до невозможности душным. Когда он провел рукой по каменной стене коридора, она оказалась теплой на ощупь, вовсе не влажной и холодной, как следовало ожидать. Можно было подумать, что за стеной находится печь – или что она не более чем барьер между этим филиалом ада на земле и собственно адом. У самой двери Маклин остановился. Может быть, имело смысл дождаться подкрепления? И вообще, зачем он вернулся? Ниди, со сломанным носом и залитой перцем физиономией, все равно никуда не денется. Потом, он же еще и к кровати пристегнут? Рука сама собой скользнула в карман, где должны были находиться ключи. Маклин был уверен, что спрятал их туда, освободив Эмму. Однако в кармане не оказалось ничего, кроме тонкой полоски ткани, которую он похитил из хранилища. Платье Керсти. Несмотря на жар вокруг, по спине Маклина пробежала дрожь, когда в его голове сама собой нарисовалась картинка – он падает под кровать, а ключи при этом вываливаются из кармана. Он напрягся и стал вслушиваться. Вокруг царила мертвая тишина, не было слышно ни отдаленного шума шоссе, ни хриплого дыхания человека со сломанным носом и полными перца легкими. На всякий случай пригнувшись пониже, Маклин проскользнул в полуоткрытую дверь часовни и бросился к чугунной кровати. С изголовья свисали сверкающие новые наручники, один из браслетов полураскрыт, в замке – ключ. Ниди нигде не было видно. Маклин резко развернулся, ожидая нападения, но в часовне он был один. Оброненный Ниди подсвечник так и валялся на полу. В воздухе остро пахло перечным газом, у Маклина слезились глаза и жгло горло. Как Ниди, который получил весь заряд газа прямо в лицо, ухитрился отыскать ключи и освободиться? Там, где сержант свалился, получив струей в лицо, образовалась целая лужа из блевотины и крови, от нее в сторону тянулись липкие отпечатки подошв. Маклин пошел по следам, которые вели к алтарю, а вовсе не к двери. С этой стороны часовни не было куч мусора, только несколько деревянных скамеек у самого алтаря. Стены выложены резными табличками. Посветив на ближайшую фонариком Ричи, Маклин обнаружил, что она деревянная, а вовсе не каменная, как он поначалу решил. Надпись на ней гласила «Торкиль Берроуз». Следующая табличка была посвящена Септимусу Нидхэму. На особенно богато украшенной табличке значилось «Памяти Энгуса Кадволладера, гроссмейстера Гильдии Посторонних», и стояла дата – 1666. Ниже шла латынь, которую Маклин не мог перевести, но все равно улыбнулся. Как-нибудь при случае он устроит своему другу-патологоанатому небольшой сюрприз, но сейчас у него есть дела поважней. Маклин снова направил луч фонарика на пол, чтобы отыскать отпечатки подошв, но в этот самый момент лампочка мигнула и погасла. Маклин встряхнул фонарик, но это не помогло. Он шагнул к алтарю за свечкой. Кафедра в форме орла рядом с алтарем была пуста, хотя Маклин был готов поручиться, что раньше там лежала книга. Нагнувшись, он убедился, что следы действительно вели к кафедре, потом огибали алтарь сзади – и там кончались. Маклин принялся внимательно осматривать резные панели за алтарем, однако в желтом колеблющемся свете свечи было трудно что-либо разобрать. Наконец он обратил внимание, что в определенном месте пламя начинает дрожать особенно сильно. В обшивке стены виднелась щель, и когда Маклин нажал на панель, она подалась. Перед ним открылась дверь в кромешную тьму. 63 – Суд постановил, что вы виновны во всех предъявленных обвинениях. А именно – в похищении, изнасиловании и убийстве Лоры Фентон, Дианы Киннеар, Рози Бакли, Джейн Уинстон, Сары Челмерс, Сары Смит, Джозефин Инглиш, Генриетты Адамсон, Коррин Фаркор и Керсти Саммерс. Пресса снова заполняет зал суда, словно партер дешевого театра. Он сидит в первом ряду, слушая, как судья зачитывает имена, и каждое кинжалом вонзается в его душу. Звучит последнее имя. Керсти Саммерс. Его Керсти. Он поднимает глаза на осужденного. Уже не на обвиняемого, уже нет ни малейшего шанса, что того объявят невиновным. Ответный взгляд Дональда Андерсона не выдает никаких эмоций, по лицу тоже не понять, чувствует ли он хоть что-нибудь. – Согласно закону, в отсутствие смягчающих обстоятельств единственным наказанием за убийство является пожизненное заключение. Учитывая тяжесть ваших преступлений, а также полное отсутствие раскаяния, выразившееся в том числе в абсурдном прошении о прекращении дела по причине невменяемости, суд постановляет, что прошение о помиловании может быть подано не ранее, чем через тридцать лет с момента приговора. Уведите заключенного! Грохот судейского молотка как стартовый выстрел – сотни людей в зале одновременно начинают говорить. Он смотрит, как двое полицейских уводят Дональда Андерсона. Андерсону шестьдесят три года, он не выйдет из тюрьмы до самой смерти. Правосудие восторжествовало. Ему этого недостаточно. И никогда не будет достаточно. 64 Через несколько шагов следы крови и рвоты начали подсыхать и сделались почти неразличимы, но было уже и так понятно, что Нидхэм сбежал именно этим путем. В проходе дул легкий сквозняк, и Маклин прикрыл ладонью заколебавшееся было пламя свечи, чтобы она не потухла. Из-за ладони все-таки пробивалось достаточно света, и он сумел разглядеть, что находится в каменном тоннеле со сводчатым потолком. Было удивительно тихо, и, как ни странно, изнутри веяло теплом, словно тоннель вел в лето, хотя снаружи и стояла зима. Слегка пахло серой, и Маклин почувствовал, что ему трудно дышать. Пламя свечи тоже сжалось в размерах, словно и свеча стала задыхаться. Он двигался медленно и осторожно, понимая, что свеча делает его прекрасной мишенью, и все же не рискуя загасить ее. Тоннель заканчивался ведущей вверх спиральной лестницей. Маклин, которого изгибы и повороты подвального коридора давно сбили с толку, слабо представлял, куда может вести эта лестница. В гараж? Или снаружи были еще постройки, на которые он не обратил внимания? Отступать в любом случае поздно. Он шагнул на лестницу. Когда через минуту Маклин так и не достиг верха лестницы, он наконец начал понимать, где оказался. Тот, кто построил этот дом, владел и фабрикой на холме; ему вспомнилось, как Ниди давным-давно хвастался, что в свое время его семейство было самым богатым во всем Эдинбурге. Какое отношение к этому имела Гильдия Посторонних, Маклин толком не представлял, но и подземная часовня, и тоннель производили впечатление типичных чудачеств ранневикторианской эпохи. Мало ли что могло взбрести в голову тогдашнему богачу? Скажем, скрытая слежка за фабричными работниками. Через несколько мгновений его подозрения подтвердились. Он очутился в комнате без окон, стены которой были уставлены пустыми деревянными полками, и сразу почувствовал, что стало заметно холодней. Единственная дверь, с противоположной стороны искусно замаскированная под книжный шкаф, вела в большой кабинет. Сквозь щели в заколоченных окнах пробивались лучи света. Мебель, которую Маклин рассмотрел в свете свечи, была самая простенькая, в стиле пятидесятых годов, но судя по богатой обшивке стен, некогда здесь располагалось большое начальство. Раздался отдаленный писк предупредительного сигнала грузовика, включившего задний ход, и Маклин осознал, что снова слышит вдали шум шоссе. Двигаясь как можно быстрее, хотя пламя свечи и ограничивало его подвижность, он пересек кабинет и оказался в следующей комнате. Окна здесь тоже были заколочены с тех пор, как фабрика закрылась, но Маклин решил, что это приемная. Дверь наружу заперта, следовательно, Ниди мог уйти только в одну сторону. Внутрь фабричного здания. Здание цеха изнутри казалось громадным. Расширяющиеся книзу чугунные столбы тянулись вверх, словно огромные ели, поддерживая крышу высоко над головой. Окна заколочены, но только в нижнем ряду; выше сквозь них проникал свет, отбрасывая зловещие тени на стены и потолок. Большую часть станков давно вывезли, их место заняли штабеля стройматериалов. Маклин огляделся – Ниди не видно, но спрятаться здесь можно без малейшего труда. А вот выход только один – массивные железные ворота, очевидно, ведущие на фабричный двор. Сейчас ворота были опущены, так что, похоже, Ниди оказался в ловушке. Маклин осторожно поставил свечу на цементный пол и потянулся за телефоном. Только в этот момент он сообразил, что телефон – в кармане пиджака, а в пиджак он завернул Эмму. Он шагнул к воротам, прикидывая, как теперь вызвать подмогу. Что-то со свистом обрушилось на него из тени за штабелем. Маклин почти увернулся и принял удар не на голову, а на плечи и спину, но силы удара хватило, чтобы дыхание прервалось и он рухнул на колени. Давясь кашлем, он попытался встать и увидел скачущего рядом Ниди. Одной рукой тот прижимал к себе старинную книгу в кожаном переплете, в другой – держал обрезок доски. Все его лицо было красным, глаза опухли настолько, что непонятно было, как он вообще что-то видит. И при этом Ниди улыбался как идиот! – Ты вернулся! Я так и знал! Она мне сказала! – Рукой, прижимавшей книгу, Ниди попытался сделать поглаживающее движение, потом снова занес доску. Маклин откатился в сторону, доска врезалась в пол. Маклин почувствовал, что сшиб что-то рукой, но времени разбираться, что это было, совсем не оставалось – Ниди опять размахнулся доской. Лежа на полу, Маклин уворачивался то в одну, то в другую сторону, а удары сыпались все чаще и чаще. Он должен был встать на ноги, а еще – найти какое-нибудь оружие. Доска ударила в пол у самого лица, острые щепки вонзились Маклину в щеку. Ниди на секунду замешкался. Маклин, решив не упускать шанс, схватился за доску и дернул изо всех сил. Он рассчитывал, что Ниди потеряет равновесие, однако сержант не только устоял на ногах, но и неожиданно мощным рывком выдернул доску из рук Маклина. Тем не менее Маклин сумел выиграть время, чтобы вскочить на ноги. Оставалось лишь тоже обзавестись какой-нибудь дубинкой. В этот момент он увидел огонь. Небольшой, но разраставшийся с каждой секундой. Упавшая свеча откатилась в кучку бумажного мусора, а от нее занялся штабель пиломатериалов. Прямо на глазах Маклина языки голубоватого пламени лизнули стену по обе стороны от штабеля. Огонь распространялся со сверхъестественной скоростью. Ощущение было такое, что кто-то разжигает колоссальную газовую горелку и Маклин находится в самом центре духовки. Зрелище настолько заворожило Маклина, что он забыл про Ниди и про доску. Удар пришелся в живот, и он снова рухнул на колени. Прежде чем он успел что-то предпринять, доска появилась с другой стороны, сбоку, ударив его по голове и сбив на пол. В ушах бешено ревела кровь, он не мог вдохнуть, не мог пошевелиться. Не получалось и сфокусировать зрение, по краям все плыло, он видел только расставленные ноги Ниди и пламя позади. Доска со стуком упала на пол, и Маклин почувствовал, что его поднимают, ухватив под мышки. Он пытался сопротивляться, но сил уже не осталось. Его протащили несколько шагов и прислонили к столбу. У Маклина хватило сил поднять руку – казалось, к ней привязана гиря – и потрогать голову. Пальцы сразу стали мокрыми и липкими, а от боли из глаз посыпались искры. Когда зрение слегка прояснилось, он снова увидел Ниди, который нагнулся над ним и всматривался ему в лицо щелочками своих жутких опухших глаз. В руках он держал книгу и вид имел скорее озадаченный. – Почему ты сопротивляешься? Ее не нужно бояться. – Ниди раскрыл перед ним книгу. В глазах у Маклина стоял туман, но что-то знакомое в самих очертаниях книги наполнило его зловещей уверенностью. Именно в этой книге он нашел полоску ткани от платья Керсти. Это была «Либер Аниморум», «Книга душ». – Ниди, я не могу читать, – прохрипел Маклин. Становилось все жарче, у стены неподалеку огонь перекидывался со штабеля на штабель. Ниди, похоже, ничего не замечал. – Нет, нет! Ты не должен ее читать. В том-то все и дело! Это она тебя читает, понимаешь? – Сержант развернул книгу к себе, вперил глаза в строчки и принялся бормотать какую-то псевдолатинскую белиберду. Сообразив, что настало время действовать, Маклин дотянулся до валявшейся рядом доски. Она оказалась тяжелой, пожалуй, даже слишком тяжелой. Он упал на бок, ухватился за доску обеими руками, не обращая внимания на пронзившую голову боль. Неловко поднявшись на колени, он размахнулся, и в этот момент Ниди осознал, что происходит. Издав изумленный возглас, он выпустил книгу и резко отскочил, потеряв при этом равновесие. Пытаясь снова обрести его, Ниди сделал пару неверных шагов назад, наступил на край собственного плаща и опрокинулся прямо в огонь. Жадные языки пламени тут же вцепились в него. Сначала загорелся плащ, потом с жутким шипением, слышным даже сквозь рев пожара, вспыхнули волосы Ниди. Он сумел приподняться, ухватился руками, на которых вздувались ожоги, за штабель и выбрался из пламени. За все время он ни разу не вскрикнул, только продолжал бормотать неслышную абракадабру. Маклин отшатнулся, ноги не держали его, силы были на исходе. Живой факел захромал к книге, протянул к ней обезображенные руки, рухнул на колени – и упал на нее сверху. Страницы тут же вспыхнули, голова Ниди окуталась ореолом оранжевого пламени. Не в силах помочь, Маклин смотрел, как на черепе лопается кожа, как наружу сочится кровь и желтоватый гной, как челюсть Ниди продолжает двигаться – он все еще пытался произнести слова, пожравшие его душу. Маклин смотрел, как догорают книга и человек, который когда-то был его другом. Внутренний голос не прекращал орать, требуя, чтобы он встал и бежал отсюда, но Маклин даже вдохнуть толком не мог. Он чувствовал себя как после восхождения на Эверест, каждый мускул мучительно болел. Подняться было невозможно. Он так устал. Силы закончились. Он слишком долго сражался, чтобы избавить мир от зла, содеянного Андерсоном. Теперь, наконец, можно было остановиться. Можно было сдаться. Собрав последние капли сил, он сунул руку в карман. Вытащил тонкую полоску ткани, оторванную от платья Керсти. С трудом удерживая полоску в пальцах, Маклин смотрел, как ее треплет поднятый пожаром ветер. И вспоминал, как Керсти носила это платье, как оно облегало ее фигуру, как вздымалось, когда она кружилась в танце. Улыбку в ее глазах. Теперь Керсти снова танцевала перед ним, последний крохотный кусочек Керсти. Вилась в потоках воздуха, пируэт за пируэтом, все ближе и ближе – пока огонь не поглотил и ее. Глаза Маклина защипало, но слез не было, жар мгновенно иссушал их. Лишенный даже последней возможности оплакать Керсти, Маклин осел на пол и приготовился умереть.