– Также можно было бы предположить, что причиной кровопотери явился разрез поперек сонной артерии, нанесенный острым лезвием. Например опасной бритвой, которую держал в руке покойный. Однако подобные предположения были бы преждевременны. Несмотря на значительную кровопотерю, в организме осталось больше крови, чем это характерно для подобных случаев. – Что вы сказали? – переспросил Маклин. – Я сказал, – патологоанатом смерил его уничтожающим взглядом, – что причиной смерти не было перерезанное горло. Рана нанесена уже после смерти. Мало того, направление разреза – слева направо, а бритву нашли в левой руке. – Отчего же он умер? – Полной уверенности нет, но в районе разреза на шее просматриваются любопытные синяки. Необходимо сделать дополнительные анализы, но вполне вероятно, что он был задушен. Среда Половина пятого, и уже темно. Иной раз Маклин ненавидел Эдинбург, и зимой это случалось значительно чаще. Еще темно, когда ты встаешь, и снова начинает темнеть задолго до окончания рабочего дня. Если в его профессии существует такое понятие, как конец рабочего дня. Дом стоял в стороне от дороги, а от шума его защищали стена ограды и разросшиеся деревья. И он был немаленьким – три этажа почерневшего песчаника, широкие окна. Ворчун дожидался у дверей. Они вместе вошли внутрь. – Гэйбриэл Сквайр, – сообщил Боб. – Знаю, коллекционер. Рассказывай подробности. – Его нашла экономка. – Боб указал на худенькую женщину, сидевшую на стуле в холле. – Миссис Дэйви, позвольте представить вам инспектора Маклина, – продолжил Боб, когда экономка подняла голову. Глаза у нее были красными от слез, а щеки, наоборот, белыми как бумага. – Расскажите ему все то, что рассказали мне. – Я прибиралась в доме, я всегда делаю уборку по средам, – начала женщина. – Мистер Сквайр был у себя в кабинете. Мне не положено туда заходить. Но, понимаете, я услышала голоса. Мистер Сквайр с кем-то ругался. Я… я стала подслушивать у двери. Я знаю, что не должна была так поступать, но мистер Сквайр, он такой добрый джентльмен. Мне совсем не хотелось, чтобы с ним что-то… Ну и я услышала женский крик: «Она моя! Отдай ее мне!» А потом… потом раздался звук удара… – Миссис Дэйви замолкла, ее глаза вновь наполнились слезами. – Думаю, мне лучше взглянуть самому, – вздохнул Маклин. Огромный камин – если Маклин ничего не путал, этот стиль назывался Адамом – занимал чуть ли не целую стену кабинета. У окна стоял письменный стол, не сказать чтобы в идеальном порядке. Вдоль стен – книжные полки и стеклянные шкафчики с коллекционными раритетами. На полу у камина – распростертое тело. Гэйбриэлу Сквайру было под шестьдесят, но он держал себя в неплохой форме и даже еще не начал лысеть, хоть и поседел. На нем был бархатный смокинг с шелковым шейным платком. На ногах – потертые шлепанцы в шотландскую клетку, которые, как показалось Маклину, не слишком-то подходили к костюму. На левом виске зияла кровавая рана. – Похоже, споткнулся о край ковра и прямо головой об камин. – Боб указал на место, где резной камень был покрыт потеками крови со следами волос и кожи. – Прискорбное событие, – согласился Маклин. – Можно сказать, убит Адамом. А как же женский голос? – Чего не знаю, того не знаю, сэр, – пожал плечами Боб. – Миссис Дэйви… По-моему, она, как бы это помягче выразиться, слегка не в себе. Она сказала, что постучала в дверь кабинета, когда никто не ответил – решилась войти. Нашла тело. И сразу позвонила нам. Маклин подошел к окну на противоположной стороне. Шпингалеты были закрыты и закрашены толстым слоем краски. По-видимому, окно не открывали годами. Дверь в кабинете была только одна. Он окинул взглядом стол и разбросанные по нему раритеты, в основном – ювелирные украшения, маленькие, но несомненно дорогие. Экспертом Маклин не был, но алмазы на глаз отличал. И мог оценить тонкость работы. Одна серебряная, покрытая тончайшей резьбой статуэтка напомнила ему, что он уже видел нечто подобное в квартире Макфили. Прямо посередине стола лежала плоская жестяная коробка сантиметров тридцать в диаметре. Коробка словно магнитом притягивала взгляд, скорее всего оттого, что среди ювелирных украшений смотрелась совсем неуместно. Лишь годы следовательского опыта не позволили Маклину взять ее в руки и рассмотреть. Вместо этого он вернулся в коридор, где прибывшая вскоре после них женщина-полицейский пыталась успокоить миссис Дэйви. – Миссис Дэйви, скажите, а не было ли у мистера Сквайра недавно каких-либо необычных гостей? Скажем, за последнюю неделю? – задал он вопрос. На лице экономки появилось странное выражение, словно задумываться о чем-то оказалось для нее в новинку. Она уже начала было отрицательно качать головой, но тут же остановилась: – Был один джентльмен. В прошлый четверг, если я ничего не путаю. Но он почти сразу ушел. – Подождите-ка минутку. – Маклин вернулся к машине. На заднем сиденье, среди кучи прочих бумаг и различного мусора, лежала папка с делом Макфили. Из папки он достал фотографию. Снимок из морга, на котором видно только лицо. – Это он? – спросил Маклин экономку, вернувшись в дом. Та неуверенно посмотрела на фото: – По-моему, да, только здесь он что-то плохо выглядит. Когда заходил, он был не такой бледный. – Вы предположили, что он умер от удара в висок, – заметил патологоанатом. – В действительности он был мертв еще до того, как ударился о камин. Адам, я правильно понимаю? – Да, краденый, – подтвердил Маклин. – Насколько нам удалось выяснить, мистер Сквайр питал страсть к коллекционированию не принадлежащих ему вещей. Так отчего же он умер? Инфаркт? – Нет, его удушили. Приложив немалую силу. Трахея раздавлена, синяки по всей шее. Странно, что узел на платке даже не сбился. Четверг – Уникальный предмет. Девятнадцатый век. И конечно, работа нашей фирмы. Маклин сидел в небольшом кабинете в помещении фирмы «Дуглас и Фут, ювелиры Ее Величества». Напротив него, за маленьким письменным столом, старичок рассматривал в лупу одну из серебряных статуэток, найденных дома у Гэйбриэла Сквайра. – Вам известно, кто покупатель? – Комплект из девяти фигурок был заказан седьмым маркизом Квинсбери. Видите, на подставке внизу цифра? Фигурки использовались для жеребьевки номеров во время охоты. В семидесятых тогдашний владелец выставил их на аукцион, чтобы решить финансовые проблемы с уплатой налога на наследство, и мы снова их выкупили. Мистер Мэйфилд, мой предшественник, старался не упускать ни единой возможности приобрести что-либо из наших прежних шедевров. – Так это ее у вас украли? – уточнил Маклин. – Украли? – удивился старичок. – Слава богу, ничего подобного. Мы продали фигурку миссис Маклауд почти год назад. – Кто такая миссис Маклауд? – Вам она, вероятно, известна по сценическому псевдониму – Шона Сапата. Было прискорбно услышать, что она умерла. Миссис Маклауд относилась к числу наших наиболее уважаемых клиентов. И прекрасно разбиралась в драгоценностях. Эта фигурка – часть ее наследства. Пятница Не прошло и пяти минут, а Маклин уже понял, что Кирнан Мактавиш совсем ему не нравится. Адвокат был исполнителем завещания покойной Шоны Маклауд. И при этом совершенно не производил впечатления честного человека. Постоянно стрелял глазками в разные стороны. Вертелся на стуле. И избегал прямых ответов. – Все материальные ценности, составляющие наследство миссис Маклауд, в наличии, – с ходу заявил он, даже не глядя на статуэтку. – В конце месяца они будут выставлены на аукционе «Сотбис». Выручка пойдет в фонд детской больницы. – Значит, вы уверены, что дом миссис Маклауд не был ограблен? И что ничего оттуда не пропало? Ни один из этих предметов? – Он разложил на столе фотографии, за которые Мактавиш тут же по-кошачьи ухватился. Все, что угодно, лишь бы не смотреть Маклину в глаза. Он наблюдал, как адвокат разглядывает фото, рассчитывая заметить в его глазах хотя бы искру узнавания. Все напрасно. – Или вот это? – наконец спросил он, выкладывая перед адвокатом фото плоской жестянки. – В коробке – рулон восьмимиллиметровой пленки, но она настолько старая и гнилая, что невозможно определить, что именно на ней снято. – Это тоже не ее, – поспешно заявил Мактавиш. На его лице промелькнуло нечто похожее на страх, внезапно он перестал ерзать и посмотрел Маклину прямо в глаза: – А что вы знаете о миссис Маклауд? – Только то, что читал в газетах. Ну и пару раз видел ее фильмы по телевизору. – Жизнь Шоны Маклауд нельзя назвать легкой, – начал Мактавиш неожиданно формальным голосом, словно зачитывая показания перед судом. – После смерти третьего мужа она решила, что на ней лежит проклятие. Пришла к выводу, что каждый фильм с ее участием похитил у нее частичку души. Поэтому она задалась целью вернуть их себе. Она разыскала и выкупила все оригиналы фильмов, в которых снималась. Все кинопробы. Все неудачные дубли. Даже сцены, вырезанные при монтаже, – бывает, что они попадают в частные коллекции. Она нашла каждую пленку и все их приобрела. – И все эти пленки сожгли вместе с ней, – продолжил Маклин. – Я слышал по радио. Крематорий занимался этим целые сутки. – Совершенно верно, инспектор, – подтвердил Мактавиш. – И надо отметить, что миссис Маклауд была очень скрупулезной. Все ее пленки вносились в каталог. Все без исключения. В завещании прямо указано, что если ее желания не будут выполнены до последней буквы, мои услуги – я хочу сказать, услуги нашей фирмы – не подлежат оплате. Речь идет о достаточно внушительной сумме, и именно поэтому, инспектор, я могу с полной уверенностью заявить: ни один из предметов на представленных вами снимках не принадлежал миссис Маклауд на момент смерти. Маклин забрал фотографии. – Что ж, мистер Мактавиш, простите, если зря побеспокоил. – Ничего страшного, инспектор, всегда рад помочь. Скажите, а что теперь будет со всем этим добром, что на фотографиях? – Со всем этим? С формальной точки зрения, оно принадлежит к наследству покойного Гэйбриэла Сквайра, но значительная часть его имущества была признана краденой, и эти предметы тоже к ней относятся. – И что теперь? – Мактавиш снова принялся ерзать на стуле. – Обычно мы храним такие вещи пару месяцев, а потом, если никто не предъявит на них права, продаем на полицейском аукционе. – Понимаю. Что ж, благодарю вас, инспектор. До свидания. Спустя пару месяцев Машина была дорогая – «бристоль» выпуска шестидесятых, но сверкающий, будто только что сошел с конвейера. Маклин рассматривал тело Кирнана Мактавиша через ветровое стекло. Лицо адвоката было синим. – Сейчас такого уже почти и не встретишь, – заметил Ворчун. – У современных авто выхлоп не настолько ядовитый. Разве что голова потом будет здорово болеть. – Это точно. Маклин кинул взгляд на дом и снова обернулся к машине. Сколько времени, интересно, прошло с того дня, когда он разговаривал с Мактавишем? Маклин присел рядом с открытой водительской дверью, протянул руку и повернул ключ. Стартер даже не вздрогнул, батарея совсем разрядилась. Неудивительно – зажигание некому было выключить, даже когда кончился бензин. Он перевел взгляд на Мактавиша. Адвокат выглядел расслабленным, будто спал, но картину заметно портили багровые синяки на шее. – Как его обнаружили? – Сосед позвонил в полицию. Пожаловался, что мотор у машины работал всю ночь. Из участка направили полицейского для небольшой разъяснительной беседы. Маклин осмотрел машину изнутри – кожа, ореховое дерево, сверкающий хром, бакелитовые рукоятки. Под ногами у Мактавиша валялся смятый листок бумаги. Маклин развернул его – это оказалась квитанция с аукциона, лот 786, пятьсот фунтов стерлингов плюс пятнадцать процентов комиссии. Оплачено наличными. Вчера.